– Что ж, придется наведаться к верховному жрецу и сообщить, что нас всех крайне беспокоит его здоровье!
Воевода глянул на начальника стражи:
– Я возьму с собой четырех воинов. Остальных на стены – и глаз не смыкать! Если в городе лазутчик, возможно, накхи задумали какую-то пакость. Но тут они просчитались – мы будем наготове. Какую награду ты себе хочешь, сакон?
– Если впредь мы будем ходить сюда с товаром, – деловито произнес торговец, – то пусть нам не придется платить дорожные пошлины.
– Хорошо, – отмахнулся воевода. – Обещаю.
– А вот еще бы и местовые сборы…
– Ты хочешь слишком много! – невольно расхохотался воевода.
– Я готов привести на стены свою родню с нашим оружием.
– Лишние воины не помешают, – кивнул глава воинства. – Если с твоей помощью мы успешно отобьем накхов – будь по-твоему, саконы тут не будут платить ничего. Ступай, призови своих людей.
* * *
Верховный жрец храма Двары встретил наместника в воротах, как будто заранее знал, что тот явится. Сейчас предстоятель являл собой воплощенное величие.
– Твои люди желают войти сюда с оружием? – удивленно поглядев на воеводу, спросил он.
– Под твоим кровом скрывается гнусный изменник, жрец Хаста! – рявкнул воевода. – Выдай его! И мне не придется заходить в храм с оружием.
– Если желаешь, ты можешь убить меня, – дрогнувшим голосом ответил жрец. – Но я не позволю воинам, подобно диким зверям, врываться под священные своды дома Исвархи! Владыка мирового пламени покарает всякого, дерзнувшего нарушить его покой!
Голос жреца окреп – за его спиной показались воины храмовой стражи. Воевода поморщился. Устраивать бойню в воротах почитаемого святилища ему хотелось менее всего.
– Ответь мне, – делая своим воинам знак отступить, спросил наместник, – здесь ли жрец Хаста?
– Да, он здесь.
– Я желаю его видеть.
– Что ж, вложи оружие в ножны и следуй за мной. Если опасаешься, возьми с собой воинов, но пусть они тоже вложат клинки в ножны.
Они вошли под каменные резные ворота и, обойдя храм, оказались в уютном саду. Рыжий жрец как ни в чем не бывало стоял под деревом и глядел на медленно восходящее солнце.
– Ты – тот, кого называют Хаста? – сумрачно спросил воевода.
– Да, я жрец Хаста, посланник святейшего Тулума в этих землях.
– Даже не пытайся врать мне. Ты изменник и должен быть казнен!
– Вот оно как? Значит, ты говоришь, что изменники должны быть казнены?
– Не пытайся запутать меня своими жреческими хитростями!
– О нет, я лишь уточняю. Помнишь ли ты, какая именно казнь установлена за такую вину?
– Послушай, я готов смягчить тебе наказание, памятуя, что ты не воин, а жрец. Пусть твою судьбу решают твои собратья.
– Весьма любезно, – кивнул Хаста. – И чего же ты желаешь от меня в ответ?
– Ты раскроешь мне, что замышляет Ширам.
– Хорошо, – не меняясь в лице, согласился Хаста. – Я укажу, где найти его, а остальное ты спросишь у него сам.
– Будь по-твоему!
– Тогда оглянись!
Рыжий жрец поднял руку, указывая за спину наместнику. Тот резко повернулся, хватаясь за рукоять меча, но тут же вскрикнул от внезапной боли – кто-то ударил его по пальцам. Ширам, сын Гауранга, саарсан Накхарана, стоял в шаге у него за спиной. В руках у повелителя накхов был привычный жезл – тот самый, с которым он прежде охранял покои государя.
Чуть поодаль находилась еще дюжина воинов рода Афайя – все с расплетенными косами и мокрые до нитки. Вместе с саарсаном они переплыли реку и проникли в крепость с помощью жрецов храма Исвархи и веревки Хасты.
– Если бы я желал убить тебя, ты был бы уже мертв, – сообщил Ширам. – Но я хочу говорить, а потому слушай. Сейчас, когда мы беседуем с тобой, мои люди уже захватили городские ворота. Но они никого не убивают – лишь обезоруживают. Всякий поднявший меч на моих людей поднимает его на законного наследника престола Аюра. А это измена – и всякий изменник, как ты верно сказал, должен быть казнен. Сообщи своим людям, что Двара отныне под властью солнцеликого Аюра, сына Ардвана. Те, кто присягнет ему, останутся живы.
Вдали, с той стороны, куда ускакали лучники, завыла бронзовая труба, затем умолкла и завыла снова, переливчато, будто всхлипывая.
– Что это? – завороженно спросил воевода.
– Твои люди попали в засаду. Я не ссорился с Аршагом. Лучникам Двары предложили сложить оружие и присягнуть Аюру или бесславно погибнуть. Они сделали правильный выбор и скоро будут здесь. Решай же скорей – будешь ли ты и далее воеводой и наместником Двары, или мне придется освободить храм от твоего присутствия.
Саарсан кивнул в сторону стены сада, за которой, как было прекрасно известно наместнику, находилась обрывистая скала – та самая, по которой накхи забрались в крепость.
– Я покоряюсь, – через силу прохрипел воевода. – Если ты клянешься, что не причинишь вреда…
– Я не воюю с Араттой, – перебил его Ширам. – Я лишь восстанавливаю справедливость.
Глава 8
Урок правосудия
Главная башня Двары, казавшаяся неприступной с берега, вблизи выглядела еще мощнее. Уже несколько веков она охраняла этот город рыбаков и торговцев. Сложенная из дикого замшелого камня, она была в шесть человеческих ростов высотой. Меж зубцов мелькали головы в шлемах – запершиеся в твердыне воины готовились к бою.
«Может, сходить поговорить с ними? – раздумывал Хаста, осторожно наблюдая за осажденными из-под арки выбитых ворот окружающей башню стены. – Впрочем, если они не послушали собственного воеводу…»
Хаста поежился и поглубже зашел под арку – сюда-то стрела точно не долетит.
– Прячешься? – раздалось у него над ухом.
Жрец оглянулся и увидел перед собой Ширама. Косу тот уже заплел и выглядел как обычно. За его спиной темнели плащи воинов. Саарсан сейчас казался возбужденным, даже радостным, но Хаста уже знал, что означает такая радость.
– Хочешь убить их? – без обиняков спросил он.
– Да. Я предложил им присягнуть на верность Аюру и призвал Исварху в свидетели, что не причиню никому из них вреда. Но они только посмеялись сверху. Теперь я хочу посмеяться.
– Послушай…
– Они сказали, что никогда не склонятся перед накхом, а на мои клятвы им плевать! Стало быть, они не желают служить законному государю и не уважают Исварху. Они бунтовщики. Ты знаешь, как накхи карают бунтовщиков?
Хаста тяжело вздохнул.
– Дай им время разобраться, – тихо попросил он.
– Зачем? – удивился саарсан. – За всякое преступление должно быть справедливое воздаяние. Хочешь, я расскажу тебе, как отец учил меня вершить правосудие?
– О нет!
– А я все же расскажу. Тебе будет полезно узнать это.
Ширам глядел на башню не отрываясь и, кажется, готов был рассказать свою повесть бревенчатому своду арки, створкам ворот, что валялись в пыли, – но более всего обороняющимся сторонникам Кирана.
– Мне было тогда около девяти лет. Отец разбудил меня глубокой ночью и велел одеваться. Он сказал, что желает кое-чему меня научить. Я не удивился – отец часто будил меня среди ночи. Порой бросал глиняные шары, так что я в конце концов научился уворачиваться от них не просыпаясь… Но я не о том. В ту ночь мы с небольшим отрядом отправились к одной из наших башен. Я уже не помню, что там произошло, – да отец и не рассказывал. Он лишь сказал: «Изменяют только свои. Чужак может навредить, враг – убить, но изменить…»
– Да-да, я понял, – желая поскорее закончить этот разговор, закивал Хаста.
– Не смей перебивать. Так вот… Мы ехали всю ночь. Когда приехали к той башне, уже рассвело. Но мы не стали идти на приступ, хотя ворота были заперты и мостки убраны. Оставив наблюдателей, мы спустились вниз, на равнину, и начали кого-то искать в лесу. Наконец мы наткнулись на ветхую хижину углежогов. Рядом с ней сидел, переводя дух, словно после долгого бега, молодой мужчина. При виде нас он громко вскрикнул, вскочил и снова бросился бежать. Он прыгал между камней и деревьев, словно олень, но все впустую – ни одному оленю не удавалось уйти от моего отца… – Взгляд Ширама затуманили воспоминания. – Странный то был человек, я таких и доныне не видал. Он был с головы до пят разукрашен извивающимися полосами, похожими на водовороты или вихри, – должно быть, колдун, а может, раб из далеких земель или то и другое…
– А знаешь… – начал было Хаста, однако прикусил язык.
– Его схватили и притащили к башне, – не слушая его, продолжал Ширам. – Отец потребовал открыть ворота и опустить мостки. Но там, как вот сейчас, решили биться до последнего. Тогда отец вытащил клинок и отрубил раскрашенному пясть, а его воин прижег рану. Я до сих пор помню, как тот колдун заорал. Но башня молчала. Затем отец отрубил ему руку по локоть. Потом глянул на меня, дал мне свой меч и приказал отрубить пленнику кисть другой руки. Прежде я никогда такого не делал. Я глядел на этого человека – он уже, кажется, ничего не чувствовал и не соображал. Он пытался упасть, но пара крепких воинов держали его. Кровь сочилась из прижженной раны, и он кричал так, словно с криком из него выходила душа. Меня замутило от запаха горелой плоти, но я не мог оторвать от него взгляда. Должно быть, я стоял и смотрел слишком долго, потому как отец отвесил мне тяжелую затрещину и крикнул: «Руби!» Я взмахнул мечом и на выдохе ударил, как много раз до этого по кабаньей туше. Пясть осталась в руке у державшего его воина. Второй воин тут же ткнул факелом в рану. Но раскрашенный, кажется, уже не заметил этого – продолжал себе кричать. Затем он наконец умолк, и его бросили со скалы в поток. Отец кинул отсеченную мной пятерню вслед убитому. И тут из башни кто-то прыгнул прямо в пропасть, в бурлящую внизу реку… Вскоре после этого осажденные спустили мостки и открыли ворота. Отец вошел в башню. Он казнил всех, кто был там, и воинов, и рабов, но их он убил быстро. И все твердил: «Воздаяние! Воздаяние!»
– Но что там произошло? – спросил Хаста, в котором отвращение боролось с любопытством.
– Не знаю. – Ширам пожал плечами. – Отец не говорил, а я не спрашивал. У нас не принято задавать пустые вопросы. Все, что отец желал мне показать, он показал.
– Да уж… – Хаста покачал головой. – Но зачем ты мне все это рассказал?
– Чтобы объяснить, что воздаяние неизбежно. Эти в башне признали владыкой мятежника Кирана, который пытался сжечь нас с тобой в столице. Мы накормим их тем, чем они накормили нас.
Ширам обернулся к воинам, под укрытием стены терпеливо ожидающим его приказов:
– Тащите хворост и масло. Они сами выбрали свою участь.
* * *
Башня пылала. С наветренной стороны хворост был обильно засыпан конским навозом, и смрадный черный дым вползал в каждую щелочку меж камней, не давая защитникам вздохнуть. Ширам равнодушно следил за расправой.
– Там люди, – напомнил Хаста.
– Там изменники, – не глядя на него, бросил саарсан. – Но можешь не волноваться – они воины и, несомненно, предпочтут быть убитыми в бою, а не превратиться в копченый окорок. Следи за воротами.
Хаста замолчал, подбирая слова для ответа. Но в этот миг дубовые ворота башни и впрямь распахнулись. Из нее с ревом вниз по склону устремился отряд защитников – всего-то дюжины полторы. Ширам обнажил меч, но изящная твердая рука Арза-Бану легла ему на плечо.
– Ты нынче и без того покрыл свое имя славой. В том, чтобы истребить этих упрямцев, ее будет немного. Просто отдай приказ. Отныне ты не только саар рода Афайя, тебе нет нужды всякий раз идти в бой перед своими воинами.
Ширам бросил на седовласую воительницу недовольный взгляд, но кивнул и приказал:
– Принеси мне их головы.
– Как пожелаешь, повелитель, – склонилась она, и воины рода Бунгар ринулись навстречу защитникам башни.
Схватка завершилась, едва начавшись. Впрочем, в ее исходе никто и не сомневался.
– Головы мятежников на пики! – раздавались приказы Ширама. – Поставьте их над воротами, чтобы все знали, как мы караем бунтовщиков.
– У нас есть пленник, – подходя к нему, произнесла Арза-Бану.
– Зачем нам пленник? – удивленно взглянул на нее саарсан.
Саари рода Бунгар молча протянула ему нагрудник саконской работы, украшенный рядами идущих вепрей. Глаза саарсана вспыхнули.
– Он что, из свиты Кирана?
– Так он утверждает.
– Тащите его сюда!
Лицо воина было покрыто густой копотью, из глубокого пореза на щеке сочилась кровь. Ширам отметил еще пару небольших ран, однако саконский доспех стоил того, что за него было заплачено.
– Кто ты? – нахмурившись, спросил саарсан.
– Мое имя ничего не скажет грозному повелителю накхов, – с поклоном ответил раненый воин. – В прежние времена я начальствовал личной стражей Кирана.
– Что же ты делаешь здесь?
– Я расскажу тебе все, но обещай, что сохранишь мне жизнь.
– Зачем тебе жизнь, если в ней не будет чести? – искренне удивился Ширам.
– К чему мне честь, если у меня не будет жизни? – хмыкнул бывший начальник телохранителей. – Но я клянусь, мои слова будут стоить того, чтобы эта голова и дальше держалась на плечах.
Саарсан взглянул на пленника с презрением:
– Хорошо. Если они и впрямь будут того стоить, я сохраню тебе жизнь.
– Накхи чтут справедливость и не бросают слов на ветер, – будто между делом напомнил пленник. – Хорошо, я скажу. Я прибыл сюда с тем, чтобы подготовить Двару к приезду царевны Аюны.
– Аюны? – удивленно повторил повелитель накхов. – Она едет сюда? Для чего?
– Ясноликий Киран желает начать переговоры с тобой, саарсан. Твоя невеста, царевна Аюна, – залог его доброй воли.
Ширам ничего не ответил. Однако Хаста заметил, что новость поразила его.
– Это правда, – подтвердил жрец. – Аюна и впрямь скоро должна приехать, причем в самые ближние дни – человек Кирана не мог намного опередить ее…
– Вот видишь, – усмехнулся саарсан, обращаясь к пленнику. – Твои слова не ценнее навозного дыма. Мой советник уже знал об этом.
Пленник метнул на Хасту ненавидящий взгляд и невольно сжался в ожидании смертоносного удара, но вдруг распрямился и воскликнул:
– Постой! Я скажу еще кое-что. Это и впрямь дорогого стоит.
– Пока ты только болтаешь, но не стоишь ничего.
– Ты объявил себя мечом в руке царевича Аюра, не так ли?
– Да, верно.
– А знаешь ли ты, где сейчас Аюр?
Ширам подался вперед:
– Говори!
– Сын Ардвана был похищен и заключен в подземелье в городской усадьбе Артанака, – быстро заговорил пленник. – Он пытался бежать, но его поймали и вернули на место…
– Кто вернул? – прервал его речь саарсан. – Кто похитил его?
Пленник мучительно поморщился, но наконец выдавил:
– Киран. Затем, изгнав накхов из столицы, он послал меня за царевичем, дабы… отправить его туда, куда было приказано. Но моим людям не удалось исполнить порученное. В темнице Артанака оказался еще один человек – старик, похожий на жреца. Я не ведаю точно, что там произошло, но старец с царевичем исчезли, а мои люди были найдены мертвыми, причем погибли они весьма удивительным образом… Так что, скорее всего, царевич жив.
– Старый жрец, убивающий удивительным образом? – пробормотал Хаста.
– Твои слова и впрямь драгоценны, – произнес Ширам, обращаясь к пленнику. – Я исполню свое обещание.
Он обвел глазами сааров и воинов, окружавших почерневшую от копоти башню:
– Вы слышали? Аюр жив! А тебе, – он обратил взгляд на бывшего главу телохранителей, – я дам коня. Отправляйся в столицу и скажи Кирану: если он желает сохранить свою никчемную жизнь, пусть едет сюда и принесет мне присягу, как защитнику и наместнику законного государя. В этом случае его ждет справедливый суд равных. Если нет – я сам приду в столицу.
* * *
Лицо Аршага горело праведным гневом. Он спрыгнул с коня, поправил широкие перевязи мечей и быстрым шагом направился к стоящему посреди двора саарсану:
– Ширам, я выполнил твою волю. Те, кто сложил оружие и согласился присягнуть на верность царевичу, целы и невредимы. Я привел их.
– Ты все сделал верно. Я благодарю тебя и твоих воинов.
– Благодаришь? – воскликнул Аршаг, останавливаясь перед ним. – И где эта благодарность? Почему я ее не вижу?! Что вообще происходит в городе? Мы захватили его?
– Нет. Мы его освободили, – нахмурился Ширам.
– Вот даже как? – протянул саар рода Зериг. – Тогда почему государь не шлет нам заслуженную награду? Ширам, мы захватили этот город, и все, что в нем, принадлежит нам! Я согласен, мы не трогаем храм – жрецы помогли нам войти в эти стены. Но чем помогли нам здешние купцы? Почему мы должны позволять им смеяться у нас за спиной?! Сейчас, пока мы с тобой тут торчим, они прячут по тайникам все самое ценное, чтобы вдоволь поглумиться над нами! А ведь это наша справедливая добыча, Ширам! Или, распустив косу, ты позабыл и воинский обычай нашей земли? Ты же твердишь о справедливости. Почему для чужаков, для всяких никчемных торгашей, которые продадут тебя за рыбий хвост, ты силишься быть справедливым, а для нас, твоей родни и опоры, у тебя нет ее и крохи?!