Рядом с режиссером стояли две женщины, выставляя напоказ ослепительно-белые улыбки и едва прикрытые лоскутками материи груди. Эти девицы, мечтающие о Бродвее, о какой-нибудь роли в музыкальной комедии, умели танцевать, петь, складно говорить. Натасканные агентами, получавшими свой процент – они вернули бы им деньги с первых гонораров, – все подобные девицы хотели пробиться на большой экран. А сейчас они надеялись привлечь к себе внимание Шиллера, остаться в его памяти.
Ронни с сожалением вспомнил, что ему надо было вовремя доставить снимки в редакцию какой-нибудь влиятельной утренней газеты. Он решил позвонить Элен, чтобы узнать, что она делает, скоро ли покинет гостиницу. Ему захотелось немного ободрить ее. Сказать ей: «Если еще задержишься, закажи ужин в номер». Она могла сухо ответить, что не нуждается в его советах, и упрекнуть за то, что он все еще болтается по салонам. Она приказала бы ему уйти из отеля.
И он заколебался. Если бы он мог взбодриться еще одной дозой кокаина, он стал бы более уверен в себе и, возможно, рискнул бы.
* * *
Элизабет Кларк-Гаррисон разговаривала с вдовой одного промышленника. Та спросила, как шли дела у Гаррисона.
– Я была в отчаянии, когда узнала, что у вашего отца были проблемы с сердцем…
Элизабет отрезала:
– Он поправился. Отец – человек крепкий, его хорошо лечили.
Женщина нервно прошептала:
– Мне кажется, вы стали специалистом в области бриллиантов…
Элизабет подавила раздражение.
– Это ремесло является частью моей жизни.
– Вам есть с кем посоветоваться… У меня к вам просьба.
– Слушаю вас.
– Мне бы хотелось оценить мои черные бриллианты. Редкие камни.
Элизабет сухо ответила:
– Обратитесь в магазин «Кляйн энд Кляйн» на Родео-Драйв. Я такими вещами не занимаюсь.
Отвернувшись от вдовы, она заметила фотографа, стоявшего около стены с гобеленами из Бордо. Этого типа она смогла бы узнать даже в кромешной темноте: разве не он тайно снял Гаррисона в кресле-каталке, когда того вывозили из холла больницы и везли к лимузину? Ей стоило больших трудов добиться, чтобы этот снимок не был опубликован. Охваченная гневом, она прошла сквозь толпу, лишь чудом не наткнувшись на огромный серебряный поднос с канапе из лососины. «Простите», – произнес официант. Элизабет подошла к одному из старших охранников.
– Я очень недовольна, – сказала она ему. – Если вы немедленно не примете меры, я никогда больше не обращусь за услугами в ваше агентство. Видите типа, что стоит у той двери? В белом шарфе.
– Да, – озабоченно ответил охранник.
– Это – фотограф. Он не должен быть здесь. Надо немедленно убрать его отсюда. Он представляет опасность для моих гостей. Вышвырните его вон.
– Мои люди незамедлительно им займутся, – ответил старший охранник, на которого гнев миссис Кларк произвел большое впечатление.
– Вы допустили небрежность! – воскликнула она. – С этой стороны никто не должен входить без пригласительного билета.
Начальник службы безопасности что-то сказал своим охранникам и ушел с одним из них. Элизабет вернулась к гостям, не спуская глаз с Ронни, к которому через несколько минут подошли два человека и почти вынесли его из зала.
Этот прием Элизабет организовала, чтобы понравиться Шиллеру. Он явился сюда вместе с продюсером своего будущего фильма «Потерпевшие кораблекрушение». Ее компания не занималась финансированием фильмов в Голливуде. Узнав о том, что для съемок фильма нужны были деньги, Элизабет без колебаний предложила крупную сумму в обмен на то, что ее сын Джимми получит в фильме главную роль. Но с такими людьми надо было быть очень осторожными. Они «не продавались», все надо было обставить как помощь киноискусству, финансовую поддержку.
В своем черном костюме от Сакса, она была ослепительна. Ее подвеска с бриллиантом в двадцать девять карат вызывала всеобщую зависть. Она переходила от одной группы гостей к другой, затем остановилась рядом с Шиллером и его продюсером, новичком в этом обществе. Это был русский, он только начинал заниматься этим ремеслом, но был уже горделив и недоверчив.
– Извините, меня задержали знакомые из Нью-Йорка. Господин Воров…
Она протянула ему руку. Русский поцеловал ее. За пять лет Воров сделал себе в Голливуде имя. Он хотел добиться признания в качестве продюсера волнующих фильмов с очень острыми сюжетами – политика, наркотики, война. Он уговорил Шиллера снять «Потерпевшие кораблекрушение», сценарий которого купил за сотню тысяч долларов. Постановщик сохранил только главную тему, а остальное выбросил. У него была своя личная команда сценаристов. Сам он никогда ничего не писал: просто говорил, какой он хотел бы видеть данную сцену, и ему ее описывали. Неудачные сцены он просто-напросто отбрасывал в сторону, как и их авторов. Когда несколько месяцев тому назад Элизабет обратилась к Шиллеру, тот рассказал ему о Джимми Кларке: «Парень очень красив. Из богатой семьи. В этой роли он покажет пример, которому лучше не следовать». Кроме того, Шиллер, не будучи до конца в этом уверенным, сказал, что у Элизабет, очевидно, были именно такие проблемы с сыном, и парню надо было дать смысл существования.
Действительно, сюжет фильма касался предмета особого беспокойства Элизабет. В настоящее время Джимми под строгим присмотром проходил реабилитацию после лечения от наркотической зависимости и, казалось, не интересовался ничем, кроме кино. Мать заставила его переехать в Лос-Анджелес, чтобы разлучить с его подружкой Хлоэ, английской студенткой, которая увлекла его в падение по наклонной плоскости.
Воров с уважением, к которому примешивалась игривость, посмотрел на эту богатую женщину, подпитывающую его фильм свежими деньгами.
– Конечно, – повторил он, – мы будем рады видеть вашего Джимми, но вначале он должен будет пройти кастинг.
Шиллер снова взял бразды правления в свои руки.
– Все будет сделано, как вы хотите… И еще раз спасибо, Элизабет, за этот великолепный прием в мою честь.
– И за «Потерпевших кораблекрушение», – добавила она. – Этот фильм служит благородному делу.
Шиллер старался не упустить ни единой возможности.
– В случае удачи фильма, надеюсь, вы поможете мне снять фильм моей мечты. Я вам уже о нем говорил. «Глаза бриллианта»? Одиссея ювелира из Антверпена, который уехал в Индию, чтобы достать эти сокровища, и который умирает в поисках их…
– Готова буду помочь вам, если вы возьмете на работу Джимми.
Воров решил вмешаться:
– Для нас очень много поставлено на карту. Вы должны показать нам вашего сына, чтобы мы могли познакомиться с нашим возможным главным героем…
До сего времени Воров и Шиллер видели только фотографии Джимми. Личная встреча должна была состояться в конторе Шиллера в конце недели. Воров добавил:
– Надеюсь, у него есть талант…
И тут же пожалел об этой оговорке. Вмешался Шиллер:
– …Если он фотогеничен, половина дела будет сделана.
– Он красив как бог, – сказала Элизабет, – и, уверена, очень способный.
Шиллер подумал: «Еще одна мамаша, безумно любящая своего отпрыска… Но эта мамаша очень богата».
Воров вознамерился уходить, Шиллер его остановил:
– Мне бы хотелось, чтобы вы увиделись с Сольвейг, она будет играть роль матери юного наркомана.
– Я знаком с Сольвейг, – сказал Воров.
– Мне бы хотелось, чтобы вы установили более личный контакт с ней. Ей надо польстить. Послать ей несколько орхидей…
Элизабет ослепительно улыбнулась.
– Пройдите в другой конец салона: там установили столы, мне хочется угостить вам легким ужином.
* * *
Когда охранники стали выводить Ронни из зала, он запротестовал:
– Вы не имеете права так обращаться со мной!
– У вас нет пригласительного билета на прием.
– Я был у подруги, которая живет в этом отеле. Позвоните ей, она подтвердит мои слова.
– Вы не должны были проходить в салоны.
– Я зашел только посмотреть…
Гости продолжали прибывать.
– Отпустите меня, иначе я буду жаловаться! Возможно, вы имеете право выпроводить меня с приема, но не из отеля, куда я был приглашен. Вы не понимаете, что ограничиваете свободу передвижения граждан?
Они отпустили его на верхней площадке лестницы. Поправляя помятый пиджак, он вынужден был посторониться: пришла Сольвейг, героиня будущего фильма Шиллера, в сопровождении телохранителя и аккредитованного фотографа. «Я их уничтожу», – сказал себе Ронни. Сейчас он отправится домой и приготовит фотоматериалы в дополнение к видеозаписи. Быстрым шагом он удалился от суеты при входе в отель.
Бульвар Сансет был погружен в темноту и освещался лишь кругами света вокруг уличных фонарей. Ронни отыскал свою машину, сел в нее и тронулся в путь.
* * *
Обеспокоенная тем, что заметила фотографа, Элизабет решила лично провести расследование и направилась к ресепшн. У нее было впечатление, что замысел этого вечера сорвался, что Сольвейг не придет. Что она не захочет впервые в жизни играть роль матери и не подпишет контракт, согласно которому ее имя будет среди исполнителей фильма «Потерпевшие кораблекрушение».
Консьержка, у которой на лацкане пиджака был приколот «золотой ключик», сразу же узнала ее.
– Мисс Гаррисон, чем я могу быть вам полезна?
Элизабет была само очарование.
– Мне хотелось бы получить кое-какую информацию. Сегодня на приеме я увидела некоего фотографа-папарацци. И поставила об этом в известность мою службу безопасности. Теперь его тут нет… Но мне кажется, что при организации приема вы не очень внимательно проследили за наличием пригласительных билетов. Мне бы хотелось знать, куда он шел и кто его пригласил в отель.
– Наши правила не позволяют разглашать подобную информацию, – сказала консьержка. – Мы никогда и никому не сообщаем сведения о наших клиентах.
Присоединившийся к разговору менеджер прошептал ей на ухо свои аргументы. Консьержка тут же произнесла:
– Но для вас мы можем сделать исключение, мисс Гаррисон. Вы зарезервировали у нас три номера для ваших гостей из Нью-Йорка и соизволили провести у нас ваш прием. Клиентку, которая ждала этого мужчину, зовут Элен Алле.
Элизабет вспомнила о молодой женщине, с которой встретилась у лифта.
– Молодая темноволосая женщина, довольно симпатичная? – спросила она.
– Да. Она уже второй раз почтила нас своим визитом. Она здесь вышла замуж за господина Шиллера.
Менеджер вежливо пояснил, что Элен Алле провела здесь также несколько дней во время свадебного путешествия.
– И вы ее не забыли?
– Нет. Кажется, они потом развелись, потому что она вернулась во Францию – когда точно, сказать не могу. Вернувшись сюда, она выбрала наш отель. И попросила зарезервировать тот же самый номер, 319. Но у нас к этому моменту свободным был только номер 311.
– Красивая история, – прокомментировала подошедшая клиентка гостиницы. – Красивая история…
– Благодарю, – сказала Элизабет.
Она стала думать о причинах присутствия здесь Элен Алле. И тут вспомнила про бракоразводный процесс.
Про то, как долгие месяцы шла тяжба по поводу того, с кем останется ребенок. Как потом все вдруг закончилось, и дело покрылось тайной и безмолвием. Мысль о том, что молодая женщина притащила сюда фотографа, очень обеспокоила Элизабет. Скандал вокруг нее или ребенка стал бы губительным для Шиллера.
3
Движения элегантной толпы были похожи на ласковые морские волны. Вновь прибывавшие гости встречались с теми, кто собирался уходить. Шиллер сгорал от нетерпения: Сольвейг очень задерживалась, продюсер Воров уже ушел, а Элизабет Гаррисон куда-то пропала. Он решил подождать Сольвейг в холле, но тут к нему подошла какая-то девица с огромными голубыми глазами. Вьющиеся волосы доходили ей до пояса, а взгляд старался встретиться с взглядом режиссера. Он остановился.
– Вы хотите со мной поговорить?
– Как и все тут. Я так восхищаюсь вами, господин Шиллер.
В том состоянии возбуждения, в котором он находился, даже лесть была излишней.
– Спасибо. Вы очаровательны.
Девица махнула рукой.
– Меня зовут Дженнифер.
– Вы, несомненно, несовершеннолетняя.
– Это не имеет значения, – сказала она. – Я просто хотела сказать вам, что жду главной роли моей жизни.
– И кто же пригласил вас на прием?
Она пожала плечами.
– У вас столько ассистентов, стажеров. Всегда найдется человек, который захочет оказать мне услугу. Я хотела бы участвовать в кастинге для фильма «Потерпевшие кораблекрушение».
– Сообщите-ка мне имя вашего приятеля, который вас сюда пригласил, – сказал Шиллер. – У вас должен быть пригласительный билет.
– Он у меня есть, – произнесла она. – Этот друг верит в мой талант.
Взяв ее за плечи, Шиллер слегка отодвинул ее в сторону.
– Хорошо. Дело сделано: я вас увидел. Теперь дайте мне пройти…
Потом ему в голову пришла коварная мысль, а не поиздеваться ли над ней немного, только, чтобы бросить ей наживку. Чтобы дать ей надежду.
– А если у меня возникнет желание сделать с вами пробы?
– В таком случае вам надо будет всего лишь сказать вашим ассистентам: «Хочу мини-Монро». Они поймут, о ком идет речь, и найдут меня, я уже долгое время осаждаю их с просьбой свести нас.
Молодая и умная. Слишком красивая, чтобы не быть источником осложнений.
– До встречи… может быть, – сказал он, отходя от нее.
Он стал искать двух женщин, от которых зависела его жизнь: Элизабет и Сольвейг. И позвонил своей звезде.
– Алло?
– Я жду тебя, моя прелесть, – сказал он, скрипя зубами.
– Я нахожусь в холле с журналистом из «Голден Пипл». Он только что переговорил с редакцией. Ему обещали первую полосу.
– Сейчас я к тебе подойду.
Шиллер с трудом сдерживал злость. Чтобы Сольвейг была одна на обложке «Голден Пипл»? Было слишком рано расхваливать достоинства «его» будущего фильма. Он направился в центр холла. Она там позировала перед главной композицией цветов.
Сольвейг была неувядаема. Место и дата ее рождения были изменены с самого начала ее карьеры. Ее биография? Там все было перепутано: народы и исторические события. Там были немцы, русские, англичане, Вторая мировая война, эмиграция. В двухлетнем возрасте она тайно приехала в США, но когда именно? В десять лет у нее появился «покровитель». Когда ей официально исполнилось шестнадцать лет, она снялась в своем первом фильме. В то время надо было сделать ее старше: человек, который «заботился» о ней, рисковал быть обвиненным вначале в педофилии, а потом в растлении несовершеннолетней.
– Я сниму вас вдвоем? – спросил официальный фотограф.
Шиллер обнял Сольвейг за талию – он рассчитал движение, чтобы подставить перед объективом свой красивый профиль.
– Надеюсь, для первой полосы, – сказал он. – Можете добавить к снимку слухи о нашей предстоящей свадьбе…
Фотограф сделал несколько снимков.
– Теперь пойдем, – сказал Шиллер Сольвейг. – Могу я предложить тебе бокал шампанского?
В это время служащий отеля принес ему записку.
– Господин Шиллер…
– Да?
– Это вам.
Он развернул бумажку. Там были всего две строчки, написанные рукой Элизабет: «Сожалею, но меня срочно вызвал отец. Передайте от меня привет Сольвейг и займитесь гостями. Объясните все Борову. Спасибо».
Он повел Сольвейг в салон, обнимая правой рукой ее талию. Гости перестали бродить по залу и выстроились в два ряда для почетного приема. Сольвейг приветствовала их символическими поцелуями, время от времени сдувая их с ладони, – «поцелуйчики», улетавшие, словно бабочки, как она однажды сказала одному репортеру. Шиллер был сбит с толку, почувствовав под черными кружевами и шелком нечто вроде каркаса, который должен был делать все такой же тонкой талию его кино дивы. Он бы охотно пощупал, чтобы узнать, есть ли и впрямь что-то между телом и тканью, но не посмел этого сделать.