– Я буду у вас через час.
– Вы очень дорожите этой особой…
– Так и есть.
Ронни вытер носовым платком выступивший от страха пот. И попытался оправдаться:
– Если бы я знал, что она все делала по-настоящему, я бы забрал у нее таблетки. Вы правы, я был глуп… Но ведь после того кастинга мы стали хорошими друзьями.
Она была как сестра: «Я тебе помогу. Ты будешь хорош в другой роли».
– Как же Элен смогла попасть в ближайшее окружение Шиллера?
– У ее тетки был бутик старых украшений. Благодаря своей звездной клиентуре и подаркам, сделанным той или другой актрисе, ей удалось ввести Элен в круг Шиллера. Она писала сцены, которые ей заказывали. Ей надо было импровизировать с анекдотами, с поворотами событий в зависимости от главной линии фильма. То, что она предлагала, принималось или отвергалось. Во время съемок очередной сцены третьей части заезженного до нельзя телесериала в комнате сценаристов появился взбешенный Шиллер: «Я же сказал, что персонаж старого Марко должен исчезнуть. Выкиньте его из моего фильма!» Этот герой Марко участвовал в сериале с самого начала, он мешал действию, но никто не знал, как от него отделаться. Надо было ввести в предыдущие, уже отснятые серии какие-нибудь его болезни, сердечный приступ, но это обошлось бы довольно дорого. И тут Элен сказала, что у нее есть решение проблемы. «Слушаю вас», – ответил Шиллер. Элен не захотела ничего говорить. Ей в голову пришла гениальная идея: одновременно с выводом из сериала ставшего помехой персонажа она решила ввести нового героя и с его помощью сделать новый поворот фильма. «Если хотите, я напишу сцену и представлю вам ее завтра». – «Я не могу ждать, – сказал Шиллер. – Вы – член команды, имеете право высказать свою мысль». – «Дайте мне немного времени», – сказала она. От нее исходило то, что американцы называют «врожденным нахальством французов». Она бросила ему вызов. «Могу написать вам сцену за час, чтобы вы ее прочитали». – «Попробуйте, – сказал Шиллер. – Но не забудьте, что в нашем фильме нет места сексу. Мы снимаем для широкой публики. Садитесь в соседней комнате…» Элен смогла спасти третью часть сериала. С того самого дня Шиллер обратил на нее внимание. Однажды вечером он пригласил ее на ужин. Я предупредил Элен: «Не верь тому что он тебе рассказывает». Но она меня не послушала. Она упивалась его словами. Рассказала ему всю свою жизнь. Узнав, что у нее был ребенок, Шиллер решил не упускать свой шанс.
– Какой шанс? – спросила Элизабет.
– Со временем, проявив терпение и прибегнув к различным уловкам, женившись на Элен и прожив с ней два года, как того требуют законы этого штата, он смог бы завести «своего» ребенка путем усыновления и тем самым заставить окончательно забыть существование некоего биологического отца.
«Я слишком много рассказал об Элен», – подумал Ронни. Он встал. Ему надо было найти любой предлог, чтобы вырваться из когтей Элизабет.
– Я ухожу, – сказал он, стараясь походить на независимого человека, на героя, который никогда не сдается. – Мне надо выполнить данное Элен обещание…
– Сначала отдайте видеокассету, – сказала Элизабет.
– Ничего я вам не отдам, – произнес Ронни. – Сейчас пойду в редакцию газеты. И расскажу все главному редактору, пусть решение принимает он. Он лучше меня знает, какими последствиями может грозить данная операция.
Элизабет он был ненавистен.
– Возможно, по дороге вы передумаете, – сказала она. – Вам будет полезно подышать свежим воздухом. Мы поедем туда вместе.
Ронни закрылся в ванной, чтобы сменить пропитанную потом рубашку. Элизабет приоткрыла входную дверь и приказала ожидавшему в коридоре Вангу:
– Его машина не должна стронуться с места. Быстро!
Ронни вышел из ванной. Элизабет сменила тон:
– Полагаю, что вам будет интересно узнать о состоянии вашей подружки… Поедем со мной в больницу.
Ронни отрицательно замотал головой.
– Я не посмею встретиться с ней: я все испортил.
Она проследила взглядом, как Ронни взял из ящика стола видеокассету и сунул ее во внутренний карман пиджака. Тут внимание Элизабет привлекла темная комната, дверь которой была приоткрыта.
– Вы позволите?
– Что?
– Посмотреть, что там.
– А разве ваш питбультерьер вам не доложил?
Она вошла. Почувствовала недостаток кислорода. В кюветах она увидела фотографии. Элен на кровати. Крупным планом ее пустой взгляд. Лицо с закрытыми глазами. Это был первоклассный материал для шантажа.
– Я предлагаю вам за это больше, чем даст газета, – сказала она.
Он пробормотал:
– Если хотите подкупить меня, назовите цифру… Это так, шутка. Я хочу выполнить данное мной обещание.
– Ладно, попытайтесь договориться с газетой. Если они это возьмут, я буду очень удивлена. Но если они предложат вам какую-нибудь сумму, сообщите ее мне: я дам в два раза больше.
Она вышла из квартиры вместе с Ронни. Они спустились вниз и вышли из здания. Ронни направился к стоянке. Ванг уже сидел за рулем лимузина.
– Не стану вас вынуждать, – сказала Элизабет. – Если не желаете навестить вашу подружку…
– Сначала мне надо зайти на студию «Старлайт», – повторил он. – Потом – в утреннюю газету. Вы говорите, что Элен жива, следовательно, мне ничто не угрожает. Я снимал последние моменты ее жизни. Этого не случилось, но никто меня не вынуждает говорить, что она выжила…
– Поступайте так, как вам подскажет ваша совесть, – сказала на прощание Элизабет.
И направилась к своей машине. Ронни оценил ее походку, ее длинные ноги, ее великолепное тело в этом черном костюме.
Лимузин медленно тронулся с места и поехал к выезду со стоянки. Ронни бросился к своей машине, сел за руль и повернул ключ зажигания. Двигатель не издал ни звука. Еще пять или шесть попыток. Без результата. «Эта чертова таратайка отдала богу душу», – сказал он себе. Достав сотовый телефон, он попытался вызвать такси. Этот квартал не отличался хорошей репутацией, да и время было неподходящее. Ответом ему была только музыка. Подняв глаза, он увидел, что лимузин Элизабет еще не успел уехать. Ронни выскочил из своей машины и подбежал к лимузину. Заднее затемненное стекло опустилось. Элизабет спросила:
– У вас проблемы? Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
– Подбросьте меня на стоянку такси.
– Садитесь.
Ронни открыл дверцу и впервые в своей жизни – кроме того времени, когда он служил шофером, – сел в удлиненный лимузин. Он устроился на сиденье рядом с Элизабет.
– Вам придется заехать со мной в больницу.
– Нет, – сказал он. – Не могу пропустить встречу с главным редактором. Это было бы предательством по отношению к Элен.
– Ваше дело может подождать еще сутки. Даже если материал будет опубликован послезавтра утром, цель будет достигнута. И не забывайте, что если из-за сердечной недостаточности она вдруг умрет сегодняшней ночью, ваше расследование, репортаж или обзор, называйте это как хотите, будет стоить вдвое дороже. Во всяком случае, я вам помогу. Я ведь вам уже сказала, что готова все это купить.
– Вы очень упорная женщина! – бросил Ронни.
Лимузин ехал очень тихо. Они выбрались на бульвар Сансет и направились к больнице «Кипарисы». Ронни искоса тайком наблюдал за сидевшей рядом женщиной. Мог ли он чем-то привлечь ее? Возбудить в ней чисто физическое любопытство? Стать бы личным фотографом мисс Гаррисон, это была бы такая удача! Может, стоит с ней об этом поговорить? Он не смел даже шевельнуться.
– Вы хотите, чтобы я отказался от дела Элен? – спросил он.
– Вовсе нет. Пока заедем в больницу. А уж потом вы примете решение. Возможно, Элен будет в состоянии говорить.
Ронни откинулся на кожаное сиденье цвета ночи этой черной стальной крепости, чьи тонированные стекла подчеркивали блеск гигантских рекламных щитов, стоявших вдоль бульвара Сансет.
6
Ронни дрожал. Близость Элизабет волновала его. Не попробовать ли к ней прикоснуться? Простой контакт ноги? Смешно. Он одернул себя. От его пиджака несло потом, он боялся, что Элизабет почувствует отвращение. Красивый парень, приехавший из Франции, любовник латинского типа часто мылся в те времена, когда мечтал добраться до шелковистых тел великолепных женщин. Он мечтал, как он стал бы целовать пальцы их ног с накрашенными ногтями, просовывать голову между бархатистыми бедрами, целовать их сокровища, похожие на свежеочищенные плоды личи. Как его длинные пальцы бегают по эрогенным зонам; время от времени, словно случайно, он просовывал бы их рядом с языком в узкое влагалище. Он обожал вызывать и прерывать стон, а затем нападать на довольную жертву.
Годы борьбы за существование принесли ему одни лишь разочарования, и поэтому он стал мало-помалу забывать свое сексуальное «мастерство». Он уже не был соблазнительным молодым человеком. Мешки под глазами свидетельствовали о пристрастии к выпивке и о бессонных ночах. Нет, сегодня вечером его инстинкт самосохранения не позволял ему совершать никаких неуместных поступков.
Элизабет догадалась о физическом влечении фотографа, возненавидела его за это еще сильней и отодвинулась. Потом позвонила в больницу. Ей сообщили, что Элен только что пришла в сознание.
– Изменение маршрута, – произнесла она в полголоса в микрофон, к которому был подключен Ванг.
И объяснила, как надо было ехать. Машина съехала вниз по бульвару Сансет, а затем рядом с Родео-Драйв въехала на перпендикулярную улицу. Шикарные дома на этой улице были окружены деревьями, цветущим кустарником и решетками, которые часто скрывались под зеленью. Ванг притормозил перед домом в колониальном стиле. Три этажа, терраса вдоль всего жилого этажа.
– Здесь живет Шиллер, – сказала Элизабет. – Скажите честно: ребенок все еще здесь? Элен вам часто об этом рассказывала, не так ли?
Соврать Ронни не посмел. Только не этой женщине.
– Шиллер купил этот дом после развода. Мы приезжали сюда с Элен. Только чтобы взглянуть.
Улица была слабо освещена. Ванг ждал приказаний. Элизабет думала.
– Расскажите мне об их повседневной жизни, – потребовала Элизабет. – Часто ли он видится с ребенком?
Ронни повторил то, что ему рассказала Элен.
– Там есть гувернантка, она же няня, уборщица и кухарка. Гаитянка. Шиллер часто возвращается домой поздно.
Элизабет повернулась к Ронни.
– Мальчиком занимается одна только нянька?
– Есть еще телохранитель. Иногда они с Тимоти играют в мяч позади дома.
– Значит, ребенок всегда выходит в сад под присмотром?
– После решения суда, по которому Элен запрещено приближаться к дому ближе чем на двести метров, Тимоти может качаться на качелях и кататься с горки…
Ронни с удовольствием оказался бы в другом месте, дыхание его стало прерывистым.
– Мне тяжело, – сказал он. – Элен так плакала… Прошу вас, позвольте мне уйти в документами. Я должен сдержать обещание.
– Вы не выйдете из этой машины, прежде чем не отдадите мне видеокассету.
Он замолчал. Она дала распоряжение трогаться. Всю недолгую дорогу до больницы они молчали. Вскоре Ронни увидел главный вход знаменитой больница «Кипарисы».
– Что я должен делать? Идти с вами? – спросил Ронни. – Вы принимаете меня за собачку на поводке?
– Я не имею права оказывать на вас ни малейшего давления, равно как требовать от вас документы. Вы даже можете уйти. Но если в вас есть капля разума, вы выслушаете меня.
Ронни был сбит с толку такой переменой отношения к себе.
– Вы все бросаете?
– Нет. Элен – нет. А вас – да. Держите меня в курсе дела. Если вы все правильно оценили, вы никому ничего не передадите.
– Раз уж я здесь, – смущенно пробормотал он, – я хотел бы увидеть Элен…
Элизабет пожала плечами.
– Зачем? Она едва не умерла на ваших глазах, с вашего глупого согласия. Она выжила. С вас этого довольно.
– Вы пойдете к ней в палату?
– Если доктор разрешит, я проведу там остаток ночи.
– Когда она проснется, ее первой мыслью будет ребенок… и публикация в газете.
– Как знать? Прежде всего, она должна решиться жить дальше.
– Значит, – подвел итог Ронни, – все это было напрасно. Не будет ни скандала, ни права видеться с ребенком…
– Полагаю, что ее адвокатом в том процессе был начинающий юрист. Я могу предложить Элен услуги одного из лучших специалистов по бракоразводным процессам. Если у него будут ваши документы, то в ходе процесса он сможет, опираясь на снимки ее отчаянной попытки самоубийства, добиться положительного решения. Не забывайте, что американское правосудие сильно отличается от европейского. Если фотографии будут опубликованы, их будут рассматривать как оружие шантажа, а видеофильм – как угрозу. И совсем другое дело, если их представить как доказательство несправедливости, которая вынудила бывшую миссис Шиллер покончить с собой.
– Итак, – сказал Ронни, – что же я, по-вашему, должен делать?
– Возвращайтесь домой. Высушите ваши драгоценные фотографии, мы пустим их в ход, когда скажет адвокат.
– А могу ли я узнать, почему вы так импровизируете и превращаетесь то в ангела-хранителя, то в посредника, то в спонсора, то в судью?
– Я никогда не импровизирую, – сказала Элизабет. – И на вашем месте я бы не стала так ненавидеть такую женщину, как я.
– Ненавидеть вас? Как можно?!
– Вы хотите стать комедиантом? Вы не умеете врать… Успокойтесь и идите спать. Я вас позвоню.
– Хорошо, – сказал он, – буду следовать вашим…
Будучи не в силах произнести слово «приказам», он сказал «советам».
– Спасибо, – сказала Элизабет. – В обмен вы ничего не потеряете.
7
Сидя в кресле рядом с кроватью, Элизабет наблюдала за Элен. На рассвете, совершенно обессилев, она на несколько минут заснула. Потом почувствовала, что Элен шевельнулась. Наклонившись к ней, она сказала успокоительно: «Постарайтесь отрыть глаза. Я ваш друг…» Лежащие на одеяле руки Элен слегка шевельнулись, возможно, она искала контакта. Элизабет взяла их и слегка сжала. Веки молодой француженки задрожали, и она увидела перед собой расплывчатое лицо мисс Гаррисон. Та поднесла к ее губам стаканчик с водой. «Попробуйте выпить. Медленно».
Пришла сиделка. Она приподняла голову Элен и помогла смочить ей губы. Спустя пятнадцать минут появился врач. Он произвел свои профессиональные манипуляции и тихо сказал Элизабет: «Все будет в порядке. Терпение».
Элизабет взяла врача под руку и вывела его в коридор. Они остановились у окна. Ветви деревьев почти касались оконных стекол. Что это за врач? «Ему лет пятьдесят», – подумала она. Седые, коротко постриженные волосы, очки. На Элизабет все еще был надет черный костюм для приемов и ее подвеска. Она увидела, что врач был растерян.
– Меня зовут Элизабет Гаррисон. Я подруга этой молодой женщины. Благодаря счастливому стечению обстоятельств, я без предупреждения зашла к ней в номер. Я принимала участие в приеме, который проходил в том же отеле. Я оказалась в нужный момент в нужном месте.
– Ей повезло, – сказал врач. – Теперь она нуждается как в физической, так и в моральной поддержке. Такие самоубийцы обычно оказываются людьми неблагодарными. При возвращении к жизни она может повести себя по отношению к вам агрессивно. Возможно, даже будет злиться на вас.
– Это неважно. Я хотела бы на несколько дней забрать ее к себе домой. Когда это можно будет сделать?
Врач улыбнулся.
– Вы обеспечиваете послепродажное обслуживание? Простите. В такое время я шучу, чтобы не заснуть. Если я вас правильно понял, она вам даже не родственница. Гуманитарная помощь? Или добрый поступок?
– У меня на это есть свои причины. И средства тоже.
Врач внимательно на нее посмотрел. Разыгрывала ли он из себя добродетельницу, сумевшую вовремя обнаружить самоубийство? Или же сама приложила руку к тому, чтобы довести Элен до отчаяния, а теперь хочет загладить свою вину? «Этого я никогда не узнаю», – подумал он.
– Если вы получите разрешение руководителя службы скорой помощи, вы сможете забрать отсюда эту молодую женщину. Она будет раздражительной. Если бы вы еще на некоторое время опоздали, то с тем, что она проглотила, она быстро отошла бы в мир иной. Вы прибыли очень вовремя.
– Так сложились обстоятельства, – сказала Элизабет.
Она еще раз поблагодарила врача, попросила его похлопотать о разрешении на выписку из больницы. Потом сказала вышедшей из палаты сиделке, что она должна уедет с мисс Алле сразу же, как та сможет и, главное, захочет покинуть больницу.
* * *
Она вернулась в палату, чувствуя себя виновной. Ничего достойного она не совершила: при виде попытки самоубийства, кем бы ни был находившийся в опасности человек, она действовала бы точно так же. Но разве она не поняла, осмотрев комнату, что скандал сможет навредить Шиллеру и даже погубить его? Спасение Элен было инстинктивным поступком, а все остальное она сделала по расчету. Именно по расчету она решила заняться этой историей.