Мысли Элен путались, она обнаружила, что жива, а рядом находится незнакомая женщина, которая заботится о ней. Поэтому она проявила недоверие. Открыв глаза, она произнесла:
– Где Ронни? Мой французский друг…
– Был где-то в коридоре. Теперь куда-то уехал, не знаю, куда именно. Хотите, я распоряжусь, чтобы его разыскали?
Слабость Элен беспокоила ее меньше всего на свете. Она спокойно продолжила:
– Вы вовлекли вашего Ронни в неприятную историю. Если бы вы умерли, ему пришлось бы провести много лет в тюрьме за убийство по неосторожности или неосмотрительности.
Надо было напомнить Элен об ответственности.
– Я просто попросила друга оказать мне услугу, – прошептала она. – Он думал, что я притворяюсь…
– Приняв настоящие лекарства?
Элен попыталась сесть на кровати, но даже с помощью Элизабет ей удалось лишь слегка согнуть спину. И тогда она напала на незнакомку:
– Почему вы мне помогаете? Это должно стоить очень дорого? Я никогда не смогу вернуть вам деньги…
Она снова попыталась сесть, но опять упала на подушку.
– Сейчас я позову сиделку, чтобы она устроила вас удобнее, – предложила Элизабет.
– Не стоит. Я быстро восстанавливаюсь, – сказала Элен. – Мне в жизни приходилось принимать много ударов. Так что я привычная.
– Я – тоже.
– Вы?
Элен внимательно посмотрела на стоявшую перед ней женщину.
– Я через многое прошла… вопреки своему желанию, – продолжила Элизабет.
– Но только не через брак с Шиллером!
– Это правда, – сказала Элизабет.
Элен снова попросила подать воды, выпила и попробовала получить информацию.
– Каким образом вы узнали, что я была в отеле «Хгиыз», и кто сообщил вам номер моей комнаты? Ронни продал вам эту информацию? За сколько?
– Мы с вами встретились перед лифтом в отеле. Мне показалось, что мы знакомы, и я постаралась вычислить вас. Потом вспомнила ваши фотографии, опубликованные в ходе бракоразводного процесса.
– Фотографии!
Элен заволновалась.
– …Ронни отнес фотографии в газету?
– Я отговорила его делать это.
– По какому праву? И как давно вы знакомы с Ронни?
– Потом расскажу эту историю. А вчера вечером случилось так, что я оказалась в этом отеле: я там организовала прием для всего Голливуда.
– Значит, – воскликнула Элен, – вы и есть та богатая женщина, которая хочет дать денег этому подонку Шиллеру! В обмен на роль для вашего сына…
– Вы хорошо осведомлены, – сказала Элизабет.
– Это было нетрудно. В этих кругах все становится известно. Вы своим приемом возвысили его.
– Шиллер действительно ждет от меня крупного денежного вливания. Если вокруг него не будет скандала, я смогу оказывать на него косвенное давление.
– Купить его? – спросила Элен.
– Скажем: сделать его более покладистым.
– А какова во всем этом роль Ронни?
– Я увидела его в одном из салонов отеля. Я боюсь его и его фотографий. И сделала так, чтобы его там не было. Потом провела собственное расследование. По словам консьержа, он приходил навестить свою французскую подругу, которая въехала в отель во второй половине дня. Такое большое количество совпадений показалось мне странным. Мне захотелось узнать больше. Я узнала номер вашей комнаты. Позвонила вам раз десять, вы не отвечали. У меня появилось нехорошее предчувствие. Я поднялась наверх и попросила посыльного помочь мне. Он открыл мне вашу комнату. Вот и все.
В палату вошла медсестра.
– Надо дать нашей больной отдохнуть.
– Я вернусь за вами, – сказала Элизабет. – У нас еще будет время узнать друг друга поближе. Если примите мое приглашение, вы не пожалеете.
– Я подумаю над этим, – сказала Элен. – Возможно, мне будет лучше у Ронни.
– Он – ваш друг, можете поступать как пожелаете.
Элен в изнеможении закрыла глаза. Было шесть часов утра. У нее все сорвалось, даже ее драматический уход.
Очутившись к коридоре, Элизабет произнесла в едва видимый микрофон, прикрепленный к лацкану костюма:
– Ванг… Вы меня слышите?
– Да.
– Надо поставить охранника перед дверью мисс Алле. Палата 44 на третьем этаже.
Спустившись на первый этаж, она постучала в дверь и вошла в кабинет администратора больницы. Назвалась и сказала:
– К вам поздно ночью доставили молодую женщину. Ее зовут Элен Алле…
Когда служащий понял, что его посетительница готова платить за все, он стал очень любезным.
– Чем я могу вам помочь?
– По причинам личного характера я хотела бы, чтобы вы согласились на присутствие охранника у двери палаты мисс Алле.
– Есть причины? Она в опасности?
– Ею может заинтересоваться пресса, – сказала Элизабет.
Он отнесся к этому со всей серьезностью.
– Конечно, – сказал он. – Ваше имя?..
– Элизабет Кларк-Гаррисон.
Фамилия Гаррисон в несколько последних месяцев стала очень известной в Калифорнии. Все знали, что толстый миллиардер выставил свою кандидатуру на пост мэра Нового Орлеана. Всякий раз, когда упоминалось его имя, комментаторы принимались перечислять список его добрых дел, включая посылку грузовиков с надписью «ГАРРИСОН» с одеждой и продуктами питания после обрушившегося на Луизиану циклона.
– Хорошо, мадам, – сказал он. – Мы сделаем все, чтобы вы были довольны. У нас собраны лучшие врачи…
– Знаю. Здесь была спасена жизнь этой молодой женщины. Я просто хочу оградить ее от любопытства средств массовой информации.
* * *
Элизабет вышла из здания больницы, села в лимузин и велела Вангу отвезти ее на бульвар Вайлшир, где жил ее любовник, друг, союзник, тот, кого она называла «второй половиной исправленной жизни». Джон Крег, англичанин по происхождению, которого некогда прозвали Лордом за его элегантность. Когда-то он спас жизнь маленького сына Элизабет, который стал жертвой похищения, а теперь старался держать этого мальчика, ставшего уже двадцатилетним молодым человеком, подальше от кокаина. Джон был специалистом по наркотикам в ФБР. В тяжелые годы, когда Гаррисон обеспечивал срочные поставки в один из регионов США, он сумел внедриться к миллиардеру и там повстречался с Элизабет. Тогда молодая женщина нуждалась в защите. Теперь же она правила целой империей. Гаррисон изменил направление своего бизнеса. Теперь он имел дело с Китаем, занимал доминирующее положение на рынке информатики, ввозя в страну продукцию и продавая ее по низким ценам. Его состояние росло прямо на глазах. Из любви к Элизабет – и, главное, из преданности ей – Лорд согласился какое-то время жить с Джимми. Его надо было изолировать от предмета его страсти: от Хлоэ, с которой он познакомился в университете в Великобритании. Именно она пристрастила молодого человека к наркотикам. Она сейчас проходила курс лечения от наркотической зависимости в Англии, а мать перевела Джимми в Лос-Анджелес.
Лимузин остановился перед шикарным небоскребом. Начиная с тридцатого этажа, каждая квартира имела террасу. При покупке квартиры Гаррисон, узнав ситуацию в семье дочери, заметил: «Ты хочешь поселить здесь бывшего наркомана, у которого только одно желание: снова достать кокаин. И тут ты даешь ему трамплин, чтобы он смог броситься вниз?» Элизабет возмутилась: «Не говори мне такие ужасы! С ним находится Джон, и он поможет ему вылечиться». – «Да, да… – сказал тогда Вильям. – Он ему поможет…» Элизабет набросилась на отца, как дикий зверь. «Все это произошло по твоей вине! Это ты заполнил весь рынок этим грязным зельем! Твой внук стал его жертвой. А теперь ты стал Вашим Величеством Добрые дела. Но по сути весь ужас в тебе». – «Выходит, ты все так же меня ненавидишь? – сказал ей Вильям. – Я-то думал, что мы помирились». – «Да, – ответила ему Элизабет, – но не надо предсказывать несчастье. Если с Джимми что-нибудь случится из-за наркотиков, ты тоже умрешь, это я тебе гарантирую».
Подобные стычки между ними уже случались. Вильям понял, что Элизабет была охвачена страстью к обладанию власти и что она хотела забыть свое прошлое. Не она ли опустилась на самое дно, но спаслась, стала благодаря его состоянию звездой в Нью-Йорке, а потом и в Лос-Анджелесе? В бутиках Картье, Сакса или еще где-то она не платила денег, только подписывала счета, а затем его секретариат их оплачивал. Единственными ее слабыми местами были ее сын Джимми и ее любовник, привязанность к которому бросалась в глаза.
Она вошла в здание. Первый охранник низко поклонился ей и открыл дверь из двойного пуленепробиваемого стекла. Второй, увидев Элизабет, бросился к лифту и вызвал его до того, как услышал ее быстрое «морнинг». Элизабет вошла в кабину лифта, которая ракетой взмыла на сорок второй этаж и остановилась прямо в холле квартиры. Гаррисоны отличались тем, что в их жилища могли входить или смертельные враги, или близкие друзья, и никто другой. Стоило охраннику на секунду отвлечься, и все семейство могло быть убито.
Справа, в конце коридора, располагался спортивный зал, где Крег заставлял Джимми заниматься физическими упражнениями – шагать по подвижной ленте тренажера, поднимать тяжести – и другими элементами тренировки. Джон оставил Джимми наедине с устройствами, которые надо было тянуть, толкать, сжимать, и вышел в холл. Элизабет бросилась к нему, он обнял ее и почти машинально поцеловал. Десять лет полной превратностей любовной связи, разрывов, сеансов любви по необходимости не способствовали возрастанию страсти. Элизабет обеспокоено посмотрела на него.
– У тебя есть для меня неприятные новости?
– Увы, да, – сказал Лорд. – Но пока не время о них говорить.
– Я остаюсь здесь, – сказала она. – Сейчас приму душ, лягу в постель и буду ждать тебя.
– Нет. У меня важная встреча, мне надо идти. Оставляю Джимми на тебя.
– Что за встреча? – нервно спросила она.
– Потом, все расскажу потом.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она.
– Хочешь погладить по голове твоего сенбернара, чтобы он снова захотел тебя спасти? Тебя снова засыпало лавиной?
– Мне не нравится твой английский юмор, – сказала Элизабет. – Что случилось? Что изменилось в наших отношениях?
– Обсудим это позже, – ответил Джон. – Иди спать.
Ему хотелось добавить, что бессонные ночи оставляют свои следы даже на самом красивом лице, но он промолчал. Не стоило ее обижать. Надо просто уйти от нее. И чем скорее, тем лучше.
8
«Значит, скоро с Джоном все закончится», – подумала Элизабет, которая опасалась разрыва с любовником больше из-за Джимми, которого тот спасал, нежели из-за того, что останется одна. Машинальным движением она сняла с себя колье, положила его на столик рядом с кроватью, где лежала стопка газет Джона. Он пришел к ней и поцеловал ее в шею.
– Еще раз до свидания. Как вернусь, сразу приду к тебе.
– Я – не твоя обязанность, – сказала она, – и к тому же я падаю от усталости. Не бросай Джимми сейчас, пожалуйста… И… не мог бы ты подать мне стакан воды…
– Сейчас.
Он подошел к бару и налил для Элизабет воды «Перье» в большой хрустальный стакан. Она с жадностью выпила его и сказала:
– Если Джимми так увлечен фильмом, если он считает, что в него верят, он будет наполовину спасен.
– Думаю, что ты права, – сказал Джон. – Не будь мы с тобой рабами пристрастия твоего сына к наркотикам, у нас могла бы получиться совместная жизнь.
– Ты хочешь, чтобы я его бросила?
– Не знаю. Ты диктуешь правила жизни Джимми. Ты диктуешь всем. В настоящий момент твой сын думает только о фильме. Но достаточно будет малейшего изменения в настроении Шиллера, если он не захочет его снимать, Джимми снова возьмется за наркотики.
– Шиллер нуждается в моих деньгах. Пожалуйста, потерпи еще немного… до начала съемок, потом ты будешь свободен от своего обязательства.
– Я не брал на себя никакого обязательства: я просто хочу тебе помочь. Но жизнь проходит слишком быстро.
Она объяснила:
– Один психиатр из Нью-Йорка сказал мне, что, когда он окунется в надуманную ситуацию, где будет играть роль жертвы наркотиков и жить жизнью потерянного молодого человека, это может вернуть его в реальную жизнь.
– Конечно, – сказал Джон. – За триста долларов в час можно сказать и не такое. Все что угодно! И потом, Элизабет, кто, кроме меня, смеет тебе перечить? Скажи! Даже твой отец…
– Так что я, по-твоему, должна делать?
– Вести себя нейтрально.
– Нейтрально?
– Да. Дай жить окружающим тебя людям.
Элизабет почувствовала усталость.
– Тебе лучше уйти… Я хотела в двух словах рассказать, как я провела эту ночь. Я спасла бывшую жену Шиллера, которая решила покончить с собой в отеле… из-за той истории с опекой ее ребенка.
– Вот как! – воскликнул Джон, – Еще одна «протеже»? Ты едва даешь дышать живым, и ты же мешаешь кому-то умереть?
– Не хочу, чтобы Шиллер был замешан в какой-нибудь скандал.
Джон с ледяным лицом вышел из спальни. Элизабет была крайне утомлена бессонной ночью, она заснула.
9
Во время таких приемов, который устроила миссис Кларк-Гаррисон, кинозвезды обычно хотят, чтобы их ласкали, продюсеры – чтобы их хвалили, а режиссеры, постоянно находящиеся на грани конфликта с собственным эго, вечные жертвы тревог и страхов, надеются на публичное признание их заслуг. Шиллер наслаждался славой, своим будущим успехом и своими перспективами на будущее. Надо было распустить слух о том, что Сольвейг должна была провести ночь у него. Он планировал устроить шикарный завтрак – часов около одиннадцати – в саду своей резиденции позади Родео-Драйв. Все, кто жил на Беверли-Хиллз, в Вествуде или Бель-Эре, принадлежали к одному обществу, обществу денег и славы. Те, кто по каким-то причинам разорялся, молча исчезали.
Вот уже много месяцев Шиллер опасался того, что Элен приедет в Лос-Анджелес. Ему достаточно было сказать только слово, и она лишилась бы права въезда в США, но он все колебался. Не стоило снова взбалтывать тину. Отсутствие средств должно было автоматически заставить Элен покинуть эти места. Она хотела найти решение. Раз в год она могла бы видеться с сыном здесь, на месте, в Лос-Анджелесе, в отеле, который ей указал бы он. Но у нее не хватило бы денег, чтобы воспользоваться этим разрешением.
Никто в надушенных салонах отеля не обратил внимания на суету на заднем дворе. Когда носилки с Элен ставили в «скорую помощь», Шиллер рассыпал комплименты Сольвейг. Режиссер шептал ей на ухо:
– Твоя комната приготовлена, как ты хотела: покой, порядок, тишина, роскошь. У меня дома ты будешь чувствовать себя божественно хорошо. Потерпи еще немного: гости хотят восторгаться твоим блеском.
– Ты так считаешь? – спросила Сольвейг, кладя свою изящную ладонь с накрашенными ногтями на руку Шиллера. – Правда? Все эти люди действительно восхищаются мной?
– Ты – их идол!
С того дня, когда она поняла, как время действует на ее тело, она, как и другие актрисы, ставшие кинозвездами, находилась во власти приступов тревоги и постоянно считала, сколько ей оставалось лет. Ее связь с Шиллером могла обеспечить ей еще три контракта. А потом что, уйти из публичной жизни? Тайно встречать старость на другом континенте? Почему бы ей не стать «старой американкой» в каком-нибудь второразрядном отеле в Италии? Несколько месяцев тому назад, возможно даже год, она начала бояться того, что потеряет место фаворитки этого режиссера. На горизонте появилась одна китайская актриса, красивая и молодая – лет тридцати. Шиллер привез ее из Шанхая. Потом она пропала, как и многие другие. Повезло!
Сюжет фильма «Потерпевшие кораблекрушение» беспокоил Сольвейг. Играть роль матери двадцатилетнего парня? «Дорогая Сольвейг, – объяснил ей Шиллер, – всему свое время. Парню всего двадцать лет. Ты могла родить его в очень юном возрасте. В этой роли ты будешь восхитительна. Боль матери, которая видит, как ее дитя погибает: кто выразит это лучше тебя? Твое имя будет на афишах сверху. Ты поднимешь бурю переживаний. Залы будут наполнены попкорном и носовыми платками. Уверяю тебя, Сольвейг, в этой роли ты будешь великолепна». Великолепна? Этого слова было недостаточно. Она потребовала более возвышенной оценки. «Гениальна. Ты будешь гениальна». В ее планы входило после съемок фильма «Потерпевшие кораблекрушение» сыграть в фильме «Анна Каренина». Она с удовольствием сыграет героиню великой русской мелодрамы.