Хуже всего, что на этой работе ему все время приходилось лавировать. Воеводский комиссар и проверяющие из Воеводского комитета Польской объединенной рабочей партии постоянно вмешивались в работу уголовного розыска, то есть требовали немедленных результатов при расследовании самых сложных дел. Если в Познани или воеводстве было совершено убийство, на столе первого секретаря воеводства информация об этом появлялась в тот же день. Иногда это дело его не интересовало, и тогда полковник и его отдел могли работать относительно спокойно. Но иногда он вспоминал об этом спустя неделю, тогда он вызывал к себе начальника уголовного розыска и требовал немедленно доложить о результатах следствия. Нельзя было прийти к Первому и сказать, что ничего по этому делу пока не удалось сделать, потому что над этим Первым был еще кто-то из центра в Варшаве и этот более важный тоже мог спросить его о результатах. Поэтому первому секретарю партии нужно было предоставить подробный отчет. Жито разработал целую систему, которая в любой, даже самой сложной ситуации могла удовлетворить партийное руководство. Убийство, если это не было дело, связанное с семейным скандалом или пьяной дракой, когда сразу было известно, кто кого убил, то есть убийство, которое необходимо было тщательно расследовать, запускало систему предварительных действий, которые полковник Жито называл дымовой завесой.
Это были очень простые действия, которые его люди отрепетировали до совершенства. Сразу после того, как появлялось сообщение о совершенном преступлении, милиционеры задерживали на скорую руку отобранных граждан из так называемого круга подозреваемых. Благодаря этому у полковника Жито спустя несколько часов после обнаружения жертвы был рапорт, в котором говорилось, что люди, которые могут быть причастны к убийству, уже сидят. И все было в порядке, так как в случае, если партийное руководство спросит, можно было представить оптимистичный результат в виде нескольких маргиналов, заключенных под стражу. Такие действия давали время оперативникам, расследующим дело. Они могли спокойно заниматься расследованием, а если поиски виновного затягивались, одного из задержанных назначали главным подозреваемым. В группе задержанных всегда был кто-нибудь с изрядно потрепанным досье, поэтому получить от прокурора санкции на три месяца без убедительных доказательств не составляло труда.
На вопрос сверху, как продвигается расследование, у полковника Жито всегда находился ответ: подозреваемый задержан, но пока что не признает своей вины. Благодаря такой дымовой завесе все были довольны. Аппаратчики могли отчитаться перед Варшавой, что у милиции уже спустя пару часов есть подозреваемые, а через несколько дней – подозреваемый, который, скорее всего, является виновником преступления.
Система давно себя оправдала, хоть детали никогда не согласовывались. Люди Жито старались быстро собрать для него подходящие первые результаты, а он делал вид, что верит им. Дымовая завеса, однозначно, была эффективной.
– Из администрации железных дорог? – удивился полковник. – Что им нужно в женский день?
– Звонит секретарь партии из администрации, – сообщила пани Веслава, его новая секретарша, несмотря на молодой возраст и короткий трудовой стаж, быстро усвоившая премудрости кабинетной работы. Она, например, хорошо знала, что в праздничный день начальника лучше не беспокоить. Она была как берлинская стена – непроходимой. Но звонок секретаря партии из Окружной администрации железных дорог был особым случаем, и о нем сразу следовало доложить.
– Ладно, пани Веся, соедините меня с товарищем Лопушаком. Посмотрим, что там у него.
Черный пластмассовый аппарат на столе полковника зазвонил. Жито снял трубку.
– Здравствуйте, товарищ секретарь, – начал полковник веселым голосом. – Что нового на железной дороге?
Он слушал, и с каждой секундой его лицо становилось серьезнее:
– Я понимаю, товарищ секретарь, так точно, мы примем меры. Да, этим займутся лучшие сотрудники. Незамедлительно.
Полковник положил трубку, тяжело опустился в кресло и обратился к секретарше по громкой связи:
– Пани Веся, майора Мартинковского ко мне. Надеюсь, он еще на рабочем месте.
Майор еще не ушел. К счастью для полковника, Мартинковский любил песни группы «Перфект».
Глава 2
15:40
– Хеля, у меня беда. Если я сейчас не выпью, то долго не протяну.
– Без денег ничего не дам. Отстань.
– Хеля, ты ведь знаешь, что я принесу. Я всегда приношу, разве нет?
Худой как щепка, с взъерошенными волосами и недельной щетиной на лице, Зыга Майхерек оперся о прилавок и посмотрел на продавщицу, сидевшую напротив. Кроме них, в магазине на улице Заводской в познанском районе Вильда никого не было. В это время покупатели редко заходили в продуктовый, утренняя волна уже давно схлынула, рабочие вагоноремонтного завода разошлись по домам и местным пивнушкам. Сейчас, за два часа до закрытия, заходили только постоянные клиенты в поисках более сильных ощущений, которых им не могли доставить бутылки молока, расставленные в серых ящиках вдоль стены. Пани Хелена, арендовавшая этот магазин, знала всех и была в курсе, чего ожидать от каждого из них. Зыга не числился в рейтинге платежеспособных клиентов, поэтому продавщица проигнорировала его настойчивые просьбы и вынула из-под прилавка журнал «Панорама Силезии». Она едва взглянула на последнюю страницу, на которой были представлены национальные костюмы Лодзинского региона, перевернула ее и стала разглядывать юмористические рисунки.
– Ты, Хеля, такая умная женщина, – попытался зайти с другой стороны Зыга, увидев, что все его предыдущие попытки разбились о стену абсолютного безразличия.
– Что ты сказал? – неохотно посмотрела она на него.
– Ты все время читаешь, когда не работаешь.
– А почему нет? Лучше читать, чем болтать с такими неудачниками без гроша за душой. Когда много читаешь, знания сами в голову лезут.
– А я не люблю читать. – Зыга почесал голову, как будто задумался о чем-то. – Нет времени. У меня много дел в городе, и поговорить за чтением нельзя.
– Чтение мешает разговорам, – проронила продавщица, не отрываясь от журнала, чтобы он отстал.
– Конечно, мешает, если человек читает, например, вслух и еще с кем-нибудь разговаривает, то потом не знает, что сказал, а что прочитал. А ты, когда читаешь про себя, то все хорошо помнишь, что прочитала, и поэтому так много знаешь о жизни.
Женщина внимательнее посмотрела на клиента:
– Зыга, иди отсюда и не приставай ко мне, потому что я принципиальная. Я тебе уже сказала, что без денег ничего не получишь.
Металлический колокольчик над дверью задребезжал от того, что его задел входивший клиент. В магазин вкатился Раймонд Дутка, из-за внушительного веса прозванный Ливером. На нем были черные брюки с заутюженными стрелками, державшиеся на огромном животе благодаря подтяжкам с металлическими зажимами, и расстегнутая красная футболка, из-под которой виднелась волосатая грудь. Черные волосы были модно зачесаны назад и уложены с помощью обильного количества болгарской помады. Под большим, как картошка, немного посиневшим носом красовались черные, ровно подстриженные и спадающие вниз ко второму подбородку усы а-ля Лех.
– Ну что, хозяйка, как бизнес раскручивается? – спросил мужчина.
– Это я кручусь, а не бизнес, – махнула рукой пани Хеля и положила журнал на прилавок.
– Что правда, то правда, – сказал Раймонд и галантно поцеловал протянутую в его сторону костлявую руку. – Поздравляю с Международным женским днем, – добавил он, а продавщица расплылась в довольной улыбке.
Раймонд Ливер был одним из самых уважаемых людей в заводском районе. Вся Вильда с ним считалась. Человек пил как дракон, а главное за свои, и при этом мог за себя постоять. Он не часто использовал кулаки, потому что не было повода. Большинство местных предпочитало с ним не конфликтовать, они боялись не только его силы, но и больших связей. Все хорошо знали, что именно из-за него из района исчез Мета Самокат, в течение нескольких месяцев после отсидки терроризировавший всех порядочных алкоголиков в Вильде, угрожая им и заставляя угощать выпивкой.
Мету называли Самокатом, потому что во время гастролей в Равиче он перепрыгнул через ограду так неудачно, что сломал ногу в нескольких местах, а потом она перестала сгибаться. Поэтому он ходил, хромая и подгибая ногу внутрь. Он появился в Вильде после освобождения из тюрьмы и осел у местной матери-одиночки. Поговаривали, что она пустила его из жалости на одну ночь, а он остался на несколько месяцев. Сначала он только присматривался к жизни в Вильде, но потом, когда полностью освоился, так разошелся, что входил в заведение и, не говоря ни слова, выпивал заказанное другими спиртное. Пока не нарвался на Раймонда.
Раймонд пришел в ресторан «Металлист» на улице Дзержинского после 13:00, когда уже стали продавать водку. Он заказал свою любимую кровяную колбасу с картофелем и квашеной капустой и первые пятьдесят граммов, чтобы как-то скрасить ожидание. Он уже хотел опрокинуть рюмку, когда из-за его плеча высунулась тощая рука, схватила выпивку и утащила вверх. Раймонд удивленно обернулся и увидел жилистого мужичка с наколотыми точками возле глаз, указывавшими на то, что человек подчинялся воровским законам. На нем была белая майка и джинсы. Мета Самокат отправил содержимое рюмки в рот и поставил ее обратно на стол. Раймонд ничего не сказал, лишь кивнул официанту пану Густаву, чтобы он принес ему еще одну рюмку. Густав принес. Поставил осторожно на стол и отошел на два шага, потому что ему было любопытно, чем все закончится. Мета снова протянул свою длинную клешню, приложил рюмку к губам, и тогда Раймонд, сохраняя полное спокойствие, выбросил огромную руку вверх, даже не встав со стула. Самокат упал на пол, заливаясь кровью, потому что рюмка впечаталась в его лицо, вырезая ровный круг вокруг рта.
Когда он лежал на полу, кричал от боли, ругался и выплевывал куски стекла, смешанные с кровью, он увидел над собой улыбающееся лицо Раймонда.
– Еще раз увижу тебя в Вильде, уже не рюмка, а целая бутылка разобьется о твою голову, – сказал Раймонд, после чего спокойно попросил официанта принести ему пятьдесят граммов водки и начал есть.
Участковый Котецкий составил протокол о правонарушении согласно правдивым показаниям официанта и Раймонда Ливера. Следующего содержания:
«Мечислав Кудерек, сын Збигнева, почувствовав упадок сил во время употребления спиртных напитков, столкнулся лицом с рюмкой, стоявшей на столе на трассе передвижения его головы, что подтвердили очевидцы происшествия Раймонд Дутка, сын Антония, и Густав Квинта, сын Вацлава, находившийся на месте происшествия в качестве работника. Оба единогласно подтверждают, что его голова летела сама, без участия и помощи других посетителей ресторана, а лишь по причине того, что клиент слишком много выпил».
Участковый был доволен, потому что после этого случая Самокат перестал ошиваться в его районе, но больше всего были довольны местные алкоголики, у которых уже никто не отбирал с трудом заработанную водку – Мета Самокат больше не появлялся в Вильде.
Раймонд оперся о прилавок и посмотрел на Зыгу, отодвинувшегося подальше, чтобы освободить место для более важного клиента.
– А ты, Зыга, что здесь караулишь? Нет денег на выпивку, так клянчишь у хозяйки? – спросил Раймонд.
– Завтра я получу наследство, а как раз сегодня ничего нет.
– Лучше бы ты в лотерею играл, скорее там получишь главный приз, чем дождешься наследства, насколько я знаю, у всех твоих родственников из имущества только портки, – громко засмеялся Раймонд.
Зыга ничего не ответил, потому что не было смысла спорить. Все знали, что не только у него не водятся деньги, но и у всей его семьи. Ну что поделать, жизнь такая несправедливая, подумал Зыга и посмотрел на свои старые ботинки без шнурков.
– Давай, хозяйка, две бутылки, одну для меня и одну для этого, – Раймонд кивнул головой на Зыгу, который, услышав заказ, чуть не подпрыгнул от радости.
Хеля наклонилась под прилавок, где спрятала несколько ящиков «Познанского пастеризованного» для особых клиентов. Это были отобранные бутылки, все коричневого цвета. Зеленые, в которых пиво быстрее портилось, она продала сразу после доставки обычным алкоголикам, а ящик коричневых оставила для элиты. Откуда взялась эта информация, что пиво в зеленых бутылках хуже? Никто не знал, но все были уверены, что так и есть. Каждый уважающий себя любитель пива предпочитал пить из коричневой бутылки, а не из скоропортящейся зеленой.
– А вы слышали, – сказал Зыга, отставив на прилавок наполовину пустую бутылку, – что сегодня на путях возле завода в вагоне нашли труп?
– Какой ужас, – испугалась продавщица и быстро перекрестилась.
– Наверное, удар хватил во время поездки, – догадался умудренный опытом Раймонд.
– Хорошо, что в поезде, если бы на машине ехал и был за рулем, мог бы попасть в аварию, как тот водитель, что ехал на автобусе во Вронки, ему стало плохо, и он врезался в дерево, четыре человека погибли. Возле Памёнтково это было. Мне рассказала Майхшак, жена ее брата ехала тогда в этом автобусе, ей повезло, что она сидела сзади, а не впереди, кто сидел близко от водителя, те как раз погибли, – добавила Хеля.
– А водитель тоже погиб? – поинтересовался Ливер.
– Да нет. Я же говорю, у него был инфаркт, и он спокойно умер за рулем, а те, что погибли, были пассажирами.
– Никакой это не инфаркт, – сказал Зыга, которому все рассказала одна из уборщиц. – У него не было руки, – объяснил он и посмотрел на Раймонда, уверенный, что эта сенсация стоит как минимум еще одной бутылки пива.
– Наверное, на войне потерял, – предположил Раймонд.
– Господи, столько лет прошло, а люди еще ходят без рук и даже без ног. Пусть бы их земля не носила, этих фашистов, – поддержала его продавщица.
– А вы знаете Вуйтика? У него вообще ног нет, а как на коляске носится. Только ноги он не на войне потерял, а по глупости, когда лег на рельсы, потому что думал, что он у себя дома. А теперь даже наверх поднимается без ног, и так носится, что любого пацана обогнал бы, если бы хотел с ним соревноваться. Хуже всего, когда напьется, тогда он не держится вертикально, и у соседей с ним проблема, потому что он подъезжает к подъезду и громко орет, пока кто-нибудь не втащит его наверх…
– Да не на войне! – обиделся Зыга, заметив, что сенсация их не тронула. – Ему кто-то руку отрезал и убил насмерть в этом поезде. А милиции там было человек двадцать и еще охрана. А этот безрукий, мертвый, был в форме железнодорожника. И его нашла баба, которая убирает в вагонах. В туалете, где он лежал, крови было как на бойне. Так что вагон пришлось отцеплять от «Беролины» и отгонять в другое место, потому что такой грязный к немцам он не мог ехать.
Зыга замолчал и триумфально посмотрел на Раймонда, который так впечатлился, что даже перестал пить.
– Один мой приятель ездит этим поездом, – сказал изменившийся в лице Ливер. – Работает там проводником. Наверное, заскочу к нему и узнаю, что случилось. Скорее всего, он будет знать.
Он поставил недопитое пиво и молча, не прощаясь ни с кем, вышел из магазина. Зыга воспользовался ситуацией и допил оставленное Раймондом пиво, подумав при этом, что хорошо много знать, ведь, как сказали однажды в выпуске новостей, информация – это тоже товар.