Мой повелительный тон возымел действие. Она выпила кофе и немного поела. Сказав спасибо, отодвинула от себя поднос. Я забрал его и унёс на кухню. Дал ей плейер, на диске была запись моих любимцев «Битлз», она вряд ли слушала когда-нибудь это. Сегодня молодежь слушает другую музыку. Я эти записи слушаю, когда сижу за работой с компьютером. Надел на неё наушники закутал в одеяло, чуть было не поцеловал в щеку, даже не знаю, почему.
– Отдыхай. Потом покормлю тебя обедом, а там видно будет. Она легла и закрыла глаза. Я ушел в другую комнату и сел за компьютер. Разные мысли мне лезли в голову. Что делать мне с этой девушкой, и что мне делать самому. Если бы ей было куда идти, она бы, наверняка ушла, когда я на неё накричал, а она спокойно выслушала и легла спать. Она не наркоманка. Я специально разглядывал её руки и особенно ноги. Нет следов свежих инъекций. Да и время уже прошло достаточно, она уже больше двенадцати часов у меня. Была бы нужна доза, она давно бы попросила или трясло бы её. Лежит спокойно. Нет, это не то. На девицу лёгкого поведения, то же не тянет. Они пахнут по-другому. Я это хорошо запомнил. Как то в баню на мальчишник, товарищ привел пару студенток, на сессию зарабатывали. Вроде и мылись с шампунями и парились, а заскочила одна мне на колени и обняла, я так не собирался с ней ничего иметь, а как запах её тела почувствовал, так и совсем расхотелось. Когда много мужиков через себя пропускают, видимо запах у этих дам появляется. Он не резкий, ели уловимый. И чистенькая она. Ноги мокрые были, а пальчики чистые остались, и без педикюра. Трусики свежие. Ногти на руках коротко острижены, без всяких следов маникюра. Не накрашена, и видно сразу, что сильно косметикой не балуется. Зубки белые и табаком не пахнет. Нет не проститутка. Было бы видно. Горе пережила, это точно. Похоже, что и в больнице полежала. Может СПИД. Из-за этого хотела жизни лишить. Глазки светлые, блестят, хоть и тускло. Похожа на спортсменку или деревенскую девушку, которая привыкла к физическому труду. Икроножные мышцы выделяются и бёдра сильные, хоть и ноги похудели. Но главное спина. Такую спину в фитнес клубах не сделаешь. Похудела, жировой прослойки нет, а мышцы спины выделяются. Хорошо, что я её раздел и сам всё увидел. Правда, я не знаю кто она, но видно не со дна жизни, а это главное. Украсть у меня нечего, но напакостить всегда можно, похоже, что это не такая. Ладно. Захочет, расскажет о себе, чего гадать. Но как она похожа на девушку, портрет которой висит у Виктора в кабинет. Я давно его не видел этой картины, может, ошибаюсь. Так чего я чуть не упал в пропасть, я же не думал в тот момент об этом. Увидел и содрогнулся. Значит, точно это она. Может художник писал с её матери портрет, такое бывает в жизни. Но он говорил, что девушка ему приснилась. Необычайное стечение обстоятельств. Я когда Иришу увидел впервые, мне так же сначала показалось, хотя я был сразу уверен, что только слегка похожа, а тут прямо совпадение. Хватит о ней. Надо и о себе подумать, чего дальше делать. На первое время денег хватит. Посмотрим, чего жизнь нам уготовила, какую полосу, чёрную или белую. Ира, узнала бы, что незнакомую девчонку в дом притащил, убила бы. Ириша, солнышко моё, если ты там слышишь меня, я без задней мысли привёл её домой. Отоспится и отогреется, уйдет. Она как брошенный щенок на дороге. Я к тебе шел, вот щенка и нашел, а ты подожди родная, я приду к тебе, не беспокойся. Ты же всегда верила и помогала мне. Пока я думал свои думы, пришло время обеда. Суп получился на славу. Белые сушеные грибы, немного риса и красной фасоли, добавил еще две небольшие картофелины. Объедение. Опять всё на поднос. Лена лежала с закрытыми глазами. Я слегка прикоснулся к её руке. Она открыла глаза.
– Кушать подано, и я согнулся в театральной позе.
– Спасибо Евгений Николаевич, мне, честно не хочется.
Ну, да, мадам, я тут в позы становлюсь и еду тебе готовлю, а ты, спасибо, не хочу, подумал я, и ушел на кухню. Достал из тарелки куриное мясо и порезал его на мелкие кусочки, картошку размял вилкой. Всё положил обратно в тарелку. Достал соленый огурец и водку из холодильника. Огурчик порезал и положил на блюдце, в большую рюмку налил водки. Всё это, я тоже положил на поднос. Пришел к ней и сел рядом на кровать.
– Пей для аппетита.
– Ой, что вы, я водку не пью.
– Вчера пила и сегодня выпьешь, открывай рот.
Она открыла рот, и я опять влил ей водку. Закашлялась. Сразу дал ей кусочек огурца. Закусила, молодец. Теперь слушай сказку и открывай рот. Так болтая какую-то ерунду, я сумел скормить ей тарелку супа. Отнес посуду на кухню.
– Как музычка, интересная?
– Да, спасибо, я такой музыки никогда не слышала, очень приятные мелодии. Это кто играет.
– «Битлз», я очень люблю их. Музыка моей молодости. Сава Богу, ты хоть говорить начала. Ещё немного поспишь, и будет всё хорошо.
– Нет, я сейчас соберусь и пойду к себе. Хватит со мной возиться. Я Вам очень благодарна за всё. Голова немного кружится, сейчас пройдет, и я пойду.
– Головочка кружиться, это от водки. Видимо ты не привыкшая к такому напитку, это хорошо. Но стресс твой водка снимет. Больше тебе наливать не буду. Поспи, потом и решим, куда тебя девать.
Я опять её оставил одну. Пусть подумает о жизни.
Вечером она опять впала в депрессию
Я не знал, что мне делать дальше. Лена выглядела ужасно. Плохо ела. У неё не было стремления к жизни. Если так и дальше пойдёт, чего доброго и помереть может. Я не боялся, что скажу милиции, откуда она у меня взялась, жалко было молодую душу. Ей ещё жить и жить. Немного подумав, решил вызвать своего закадычного друга доктора Иванова Ивана Ивановича, по прозвищу Илья Муромец. Все жители нашего района думают, что ему лет сто, так долго его знают, но он выглядит лет на шестьдесят пять. Под два метра ростом, спина ровная, косая сажень в плечах. Седая окладистая борода, красивое умное лицо. Точно как на картине Ильи Репина, былинный богатырь. Но, самое интересное, он говорит с акцентом, как старый еврей. Через его руки и долгую врачебную практику прошли все жители нашего района. Даже старых бабок он лечил в их юном возрасте. Он давно уже был на пенсии и в поликлинике не работал, но каждый житель нашего района, после вызова участкового врача, как правило, вызывали его, так, на всякий случай, так как доверяли ему беспредельно. И он приходил к каждому, никому отказа не было. Денег с людей он пытался не брать, так мелочевку, или какой небольшой презент. Иван Иванович появился у меня через минут тридцать после моего звонка к нему. Зашёл, как к себе домой. Скинув, видавшее виды, своё драповое пальто и пошёл мыть руки. Вытирая руки, задал простой вопрос:
– И, что у Вас?
– Да, у меня, то ничего, ответил я ему, а вот девушке совсем плохо.
– Покажи, и прошёл в комнату.
– Николаевич, ты иди на кухню, сваргань приличный закусон, а я пока побеседую и осмотрю эту молодую особу.
Я отправился на кухню, а он занялся Леной. За минут двадцать я почистил селёдочку, поставил на стол маринованные грибки, квашеную капусту, приправленную постным маслом, солёные огурчики. На плите закипала вода для пельменей, из морозильника вынул бутылку водки со слезой. Так я ещё просидел около получаса, пока появился Иван Иванович. Он сразу сел за стол. Пока я варил пельмени, он своим интересным говором изрёк.
– Ничего страшного. Девица молодая, окрепнет. Лекарств никаких не надо. Главное кормить хорошо, да и отвлечь от дурных мыслей. А девчушка, то красавица. Это сейчас она так выглядит, а через месяцок, другой …, ух, как сложена складно. И где ты её нашёл. Везёт же старым обормотам. Не устоять тебе, хоть ты у нас само целомудрие. Её развлечь надо, да приодеть, а аппетит скоро появиться. Жизнь своё возьмёт, поверь мне. У неё на душе рана, большая рана, хоть она ничего и не рассказала мне толком. А тебе повезло, увидишь, влюбишься в неё, это к гадалке не ходить. Девочка чистая, зубки белые, ух, ух, ух.
Тут уже взбрызнулся я.
– Да побойся Бога, я ей в отцы гожусь. Просто человеку плохо и негде жить, вот я и приютил. А ты сразу любовь, любовь.
– Ну, это ты расскажешь раввину из нашей синагоги, парировал доктор. Помянёшь моё слово, мимо таких красивых девушек пройти нельзя. Поверь мне, я кое-что повидал в жизни.
И тут на кухню зашла Лена. Мы прикусили языки. Я хотел открыть бутылку с водкой, но Иван Иванович не дал мне этого сделать, а из своего портфеля достал бутылку армянского коньяка, пять звёзд, ереванского разлива, советского производства. Горлышко бутылки было запечатано сургучом. Иван Иванович повертел бутылку и многозначительно произнёс.
– Тысяча девятьсот семидесятого года разлива, столетие со дня рождения нашего вождя Владимира Ильича Ульянова-Бланка (Ленина), это ж надо, сохранилась за столько лет. Презент от поклонницы и он многозначительно подмигнул Лене. Хоть коньяк и не стареет в бутылке, но давайте шмякнем по рюмахе забытого вкуса, наливай Женя.
И я разлил в три рюмки.
– Будь здорова Ленка, сказал он и мы выпили.
Коньяк закусывали соленьями и пельменями. Не унимался старик.
– Это ж надо такой напиток и такая закусь. Это только мы русаки так можем. Француз бы увидел, умер сразу. Они свою бурду, пахнущую клопами, «Мертелем» величают, и то шоколадом заедают.
Мы славно ужинали и выпивали. Самое удивительное, Лена ела наравне с нами. Я ей потихоньку подкладывал пельмени из своей тарелки, когда Иван Иванович произносил свои захватывающие тосты. Таким я его ещё никогда не видел, хоть знал его целую вечность, правда, ничего не знал о его юности, но последние лет двадцать мы с ним частенько по субботам играли в карты, и о его бытие я знал всё. Сегодня был его день. Наверно, всё о своей жизни он впервые поведал мне, что бы развеять горестные мысли Лены, а может и коньяк так на него подействовал. Вот вкратце его рассказ.
– Я родом из очень знаменитой семьи, в наших краях, купцов хлеботорговцев Ивановых-Лаптевых. Мой прадед был бурлаком на Волге. Здоровенный мужик, но водкой не баловался, деньгу берёг. Смог дать кое-какое образование своим детям. Издревле велось, в нашей семье, старшего сына величать Иваном. Мой дед был Иван, отец Иван, ну и Ваш покорный слуга, так же Иван. Дед, начинал свой трудовой путь, как и положено, по традиции, бурлаком, но вовремя понял, что капитал на этом не сделаешь. С мелким купчиком создал своё товарищество. Баржу сначала арендовали, когда появилось немного денег, выкупили её. Купчик на радостях спился, а дед продолжал упорно трудиться. Лет, через двадцать, у него уже было с десяток барж. Он женился на молодой вдове купца Лаптева. Объединили не только капиталы, но и фамилии. Так мы стали зваться Ивановыми-Лаптевыми, почти дворянская двойная фамилия. Работали все наши близкие родственники в нашей фирме. На водку было наложено страшное табу. Когда деду исполнилось пятьдесят лет, у него уже было с полсотни разных грузовых судов и два пассажирских судна. Настоящее речное пароходство. Любой российский банк, под его честное слово, мог дать ему ссуду в миллион рублей, по сегодняшним меркам, это, наверное, сотни миллионов долларов. Отец получил прекрасное образование в Петербурге. Был биологом, прекрасным агрономом. Наш город процветал. Дед сделался меценатом. За свои деньги построил театр, который до сих пор является красивейшим зданием в городе. На центральной улице построил дом для семьи. Вы часто его видите, там сейчас городское управление спецслужб. Грозное здание. Я недавно там был. Видел комнаты, где я должен был родиться, там находятся кабинеты больших начальников. Внутри здания, конечно, всё перестроили, но двери и полы старые, дореволюционные. Мне показали моё личное дело. Оказывается, после войны, нашу семью опознал какой-то мужик, хотели арестовать всех, но не успели. Умер вождь и учитель всех времён и народов товарищ Сталин, и нас не тронули. Да и кого уже можно было трогать, моя мать и отец были дряхлыми стариками, ели жившими на этом свете и вскоре, в течение одного года скончались, друг за другом. Могли, конечно, посадить меня, на меня было особое личное дело. Ой, сколько я про себя начитался. Но, буду рассказывать всё по порядку. Революция. Дед отказался уезжать за границу. Не верил, что пролетариат долго удержится у власти. Да и куда уезжать и с чем, денег, то на руках не было, всё было в товаре. Но вот пришёл гегемон в серьёз и надолго. Гражданская война, немцы в Поволжье. Огромная смута. После всего этого отец вернулся в родные места. Благо его никто не помнил в лицо из наших горожан, а то бы сдали в ЧК. Родственники все погибли за это время. Кто от голода и тифа, а кого и наши доблестные чекисты замордовали. Вот он и остался один на белом свете. Хорошо, по дороге домой потерял вторую половину фамилии. Стал, просто Иванов. А сколько Ивановых в России, не счесть. О своём образовании не вспоминал. Работал грузчиком на пристани, слава Богу, здоровьем и силой наш род не обделён. Можете посмотреть на меня. Я и сейчас могу подкову сломать, хоть и возраст мой, о го-го. Встретил красивую девушку, влюбился, женился. Всё честь по чести. Как и положено, через девять месяцев родился я, первенец Иван. Потом два брата и сестра, все погодки. Началась коллективизация, колхозы, продразвёрстки и прочая дребедень. Отец сразу понял, это не немцы в восемнадцатом году. Те, то же хлеб отбирали и вывозили, но людям немного оставляли, чтоб не умерли с голоду. Коммунисты, же забирали всё, до последнего зёрнышка. Отец почесал голову и произнёс мудрые слова:
– Эти доведут хлебный край до голодухи. Надо скорее бежать отсюда.
Мы всей семьёй снялись с насиженных мест и отправились за Урал в Сибирь. Устроились в колхозе, но когда пришла разнарядка, что вместо ржи нужно сеять пшеницу в Сибири, отец выхлопатывал себе место лесника на отшибе. Так мы стали жить своим хозяйством, хотя немного денег отец получал и от государства. Познакомились со староверами, в тайге их было достаточно. Ни тебе царской, ни советской власти. Хотя, их оттесняли глубже в тайгу. Они отцу показали несколько делянок пригодных для посева ржи. Конечно, белая булка вкуснее, но нам жаловаться не приходилось, было, и зерно, и было чёрного хлеба в достатке. Завели коров, скотину всякую и птицу. По тем меркам стали кулаками, если бы начальство узнало, не миновать нам лиха. Но кто сунется в тайгу, весной распутица, летом мошкара и гнус. Только зимой иногда приезжал на санках уполномоченный, но отец его всегда поил самогоном и он ничего не видел, акромя зелёного змия. Родители с нами занимались, отец всегда говорил, что лишних знаний не бывает. До девяти лет я обучался дома, потом меня отдали в поселковый интернат, где я и окончил восьмилетку отлично. Так мы бы и жили в Сибири, но опять подтвердился факт, лишних знаний не бывает. Зимой возле нас проходила дорога, по которой таёжники возили рыбу в посёлок. Отец выменивал её и делал отличные волжские балыки. А это я Вам скажу, не каждому под силу сделать, тут нужен огромный опыт и знания рецептуры. Просто вяленой рыбой никого не удивишь. С его продукцией познакомился сначала секретарь райкома, а затем и обкома. Как-то он ехал в командировку в Москву и заказал отцу хороших балыков. Не знаю, что произошло в Москве, и кто пробовал рыбу, но отца на Волгу пригласил работать чуть ли, не сам министр рыбного хозяйства. Балыки волжские ценились за границей, а это валюта. Так мы оказались опять на Волге. Отец солил рыбу и икру, знания биолога ему сильно пригодились. Начальство диву давалось, откуда у этого огромного бородатого мужика столько знаний, рядом с ним они, порой, выглядели неучами. Один раз он себя чуть не выдал, прочитав этикетку на банке для чёрной икры на французском языке, но вовремя спохватился и сказал, что выучил эту фразу ещё до революции. Впредь он себя вёл очень осторожно. Я окончил десятилетку с золотой медалью и поступил в медицинский институт. Два года прозанимался и тут война. На советскую власть мне было наплевать, но за родину я пошёл воевать добровольцем. Родина не бывает красная или белая, она, просто, Родина. Служил я в медсанбате фельдшером, но мне военврач доверял, и я много оперировал самостоятельно. Работали круглые сутки. К концу сорок первого года мы подверглись нападению фашистских «Юнкерсов». Пуля мне пробила грудную клетку и лёгкое и прошла навылет, небольшой осколок застрял под левым коленом. В госпитале, слава Богу, осколок не попытались достать, думаю, после их манипуляций я бы остался без ноги, а так я провалялся там около полугода. Я хромал сильно, но от службы не уклонялся и рвался на фронт, но меня отправили доучиваться в мой родной институт. Окончил я его сразу после войны с красным дипломом. Доктора возвращались с фронта в город и меня отправили в заволжские степи, куда Макар телят не гонял. Шёл я по улице ранним августовским тёплым днём на вокзал за билетом, чтобы отправиться поездом к месту своей работы. Птички поют, поднимаю голову и вижу в окне второго этажа необыкновенной красоты девушку. Огромные чёрные глаза, длинные ресницы, удивительно белая кожа и длинная толстая коса, губки бантиком. Так я простоял, глядя на неё около часа. На меня напал столбняк, я не мог сдвинуться с места. Она, то же всё время смотрела на меня. Видимо, в конце концов, ей это всё надоело, и она, помахав мне ручкой, скрылась в квартире. Так я простоял ещё очень долго. Ни о каком вокзале не могло быть и речи. Собравшись с духом, я зашёл в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Дверь отворилась, и я увидел её снова. Какая фигура, а грудь, а ножки? Что Вам сказать, влюбился я сразу. Она смутилась и покраснела, от этого стала ещё краше, но в квартиру пригласила зайти. Не знаю, что на меня нашло, но я тут же признался ей в любви. Рассказал, что я уезжаю по распределению в глухомань работать и без неё я никуда не поеду. Прошу её руки и сердца, и, вообще поехали со мной. Мы познакомились. У неё оказалось прекрасное имя Белла. Я долго рассказывал о себе, пока не появилась её мамаша с моим будущим тестем. На многозначительный взгляд её родственников, а это ещё кто и откуда он взялся в их квартире, Белла, тут же ответила.