Он нажимает на звонок, рядом с которым надпись на табличке: «Лукреция Немрод». Музыка почти сразу стихает. Он слышит шаги, лязг отпираемых замков.
В щели появляется потное лицо молодой женщины.
– Исидор Каценберг?..
Она недоуменно таращит глаза. С его ботинок уже натекла целая лужа.
– Добрый вечер, Лукреция. Можно войти?
Она, не снимая цепочку, смотрит на гостя, словно не может поверить в такой поздний визит.
– Можно войти? – повторяет он.
– Что вы здесь делаете?
Вылитая мышка!
– Разве мы на «вы»? Кажется, в прошлый раз мы говорили друг другу «ты».
– С прошлого раза, как вы выражаетесь, минуло три года. С тех пор от вас не было ни слуху ни духу. Мы опять друг другу чужие. Отсюда обращение на «вы». С чем вы пришли?
– С предложением работы.
Она все еще сомневается, но в конце концов снимает с двери цепочку и приглашает позднего гостя в квартиру.
Она запирает дверь, он вешает на крючок мокрый плащ.
Исидор Каценберг с интересом разглядывает квартиру. Его всегда забавляло разнообразие интересов молодой научной журналистки. Стены завешаны афишами кинофильмов, по большей части американских и китайских триллеров. Посередине гостиной, рядом со столиком, заваленным женскими журналами, свисает с потолка подвесная боксерская груша.
Он опускается в кресло.
– Вы очень удивили меня своим появлением!
– У меня остались чудесные впечатления о нашем совместном расследовании происхождения человечества.
Лукреция качает головой:
– Понятно. Я тоже все помню.
В ее памяти мелькают эпизоды экспедиции в Танзанию, по следам первобытного человека. Она более внимательно разглядывает Исидора: метр девяносто пять, сто с лишним килограмм веса, неуклюжий великан. Хотя, кажется, немного постройневший.
Его что-то беспокоит, иначе он бы не заставил себя ехать сюда.
Он снимает тонкие позолоченные очки и тоже в нее вглядывается. Длинные рыжие волосы волнами, стянутые черной бархатной лентой, изумрудно-зеленые миндалевидные глаза, ямочки на щеках, острый подбородок. Мимолетная красота, излюбленный предмет вдохновения Леонардо да Винчи. На его вкус, она хорошенькая. Не красавица, но хорошенькая. Наверное, это возраст. Три года прошло! Тогда ей было двадцать пять, теперь целых двадцать восемь.
Она изменилась. Из сорванца в юбке превратилась в девушку. Но до женщины ей еще далеко.
На ней китайский жакет с воротником, как у кителя; шея закрыта, плечи на виду. На спине вальяжно разлегся рыжий тигр.
– Что за работу вы предлагаете?
Исидор Каценберг что-то ищет глазами. Обнаружив видеомагнитофон, он встает, вставляет кассету, которую все это время не выпускал из рук, и нажимает на кнопку «пуск».
Они вместе смотрят репортаж о гибели Финчера из последнего выпуска новостей.
После конца записи на экране появляется дождь помех, напоминающий ненастье за окном.
– Вы потревожили меня в час ночи, чтобы развлечь на сон грядущий новостями?
– По-моему, «смерть от любви» – это нонсенс.
– Узнаю вас, дорогой Исидор! Вы по-прежнему неромантичны.
– Наоборот! Я утверждаю, что любовь не убивает, а спасает.
Девушка размышляет:
– Вообще-то это очень красивая смерть – «от любви». Хотелось бы и мне однажды погубить мужчину удовольствием. Безупречное преступление в хорошем смысле слова…
– По-моему, это не просто преступление, а самое настоящее убийство.
– Какая разница?
– Убивают преднамеренно.
Он громко чихает.
– Простудились? – участливо спрашивает она. – Это все дождь. Я напою вас бергамотовым чаем с медом.
Он трясет мокрой головой, забрызгивая все вокруг.
– Что наводит вас на подозрение, что это преднамеренное убийство?
– Доктор Сэмюэл Финчер – не первый погибший от любви. В 1899 году президента Французской Республики Феликса Фора нашли мертвым в доме терпимости. Болтают, что полицейские, явившись на вызов, спросили у мадам: «Все кончено?» – «Наши девушки не распространяются об интимных деталях», – последовал гордый ответ.
Лукреция даже не улыбается:
– Куда вы клоните?
– Полиция утаила истинную причину. В рапорте говорилось, что президент скончался от сердечного приступа. Правда выплыла наружу гораздо позже. То, что Феликс Фор пал жертвой своей похоти, помешало нормальному расследованию. Смерть в пароксизме страсти в публичном доме – разве это не смешно? Никому не хотелось расследовать это дело всерьез.
– Никому, кроме вас.
– Из чистого любопытства я, будучи студентом, выбрал этот эпизод темой курсовой работы. Я собрал документы, свидетельские показания. И раскопал мотив: Феликс Фор собирался развернуть антикоррупционную кампанию в святая святых – в собственной секретной службе.
Лукреция Немрод наливает две чашки ароматного чая.
– Если я не ошибаюсь, Наташа Андерсен уже созналась в убийстве.
При попытке сделать слишком большой глоток Исидор обжигает язык и вынужден дуть в чашку для остужения.
– Она ДУМАЕТ, что убила его.
Вспомнив о манерах, Исидор Каценберг просит ложечку и принимается остервенело болтать ею в чае, считая, что так его можно охладить.
– Увидите, теперь у нее не будет отбоя от кавалеров.
– Мазохизм? – предполагает Лукреция, без всякого затруднения попивая обжигающий напиток.
– Любопытство. Влечение к сочетанию Эроса, бога любви, и Танатоса, бога смерти. Восхищение архетипом самки богомола, символом жестокосердной женщины. Видели, как это насекомое в разгар любовного слияния убивает мужскую особь, отрывая ей голову? Завораживающая картина, напоминающая о чем-то глубоко в нас сидящем…
– Страх любви?
– Скорее любовь, ассоциируемая со смертью.
Она одним глотком допивает неостывший чай.
– Чего вы ждете от меня, Исидор?
– Хочется еще поработать в паре с вами. Мы бы расследовали убийство доктора Сэмюэла Финчера. По-моему, плодотворное направление – свойства мозга.
Лукреция Немрод садится по-турецки в глубине дивана и ставит на стол пустую чашку.
– Мозг?.. – переспрашивает она задумчиво.
– Да, мозг. Это ключ к разгадке. Разве жертва – не лучший в мире мозг в буквальном смысле слова? И вот еще что… Смотрите.
Он берет пульт, перематывает пленку и находит то место в речи чемпиона, где он говорит: «Своей победой я обязан тайной пружине…»
Исидор Каценберг тоже ставит свою чашку – она осталась почти полной – и нажимает на «паузу».
– Замечаете, как у него горят глаза, когда он произносит слова «мотивация» и «стимул»? Разве не удивительно? Может, он дает нам подсказку? Стимул… Можно, я задам этот вопрос вам, Лукреция: что мотивирует в жизни вас?
Она молчит.
– Вы мне поможете? – спрашивает он.
Она относит чашку гостя в раковину.
– Нет.
Она срывает с вешалки мокрую шляпу Исидора и мокрый плащ, возвращается к видеомагнитофону и вынимает кассету.
– Я не верю, что это преднамеренное убийство. Несчастный случай, только и всего. Сердечный приступ, следствие перенапряжения и стресса на состязании. Что касается мозговых нарушений, то ими страдаете вы сами. У этого недуга есть название – мифомания. Не беда, это лечится. Достаточно перестать всюду видеть фантастику и смириться с реальностью. Ну, и под конец – спасибо, что навестили.
Он медленно встает, удивленный и разочарованный.
Внезапно она застывает, как в столбняке, с прижатой к щеке ладонью.
– Что-то случилось?
Вместо ответа она хватается за челюсть обеими руками.
– Скорее несите аспирин… – бормочет она.
Исидор бросается в ванную, шарит там в шкафчике с лекарствами, находит белый пузырек с таблетками, вытряхивает одну и несет в комнату вместе со стаканом воды. Она жадно глотает лекарство.
– Еще одну, скорее!
Он подчиняется. Постепенно под действием химии боль слабеет, реакция нерва и страшная головная боль проходят. Лукреция медленно приходит в себя. Она глубоко дышит:
– Брысь отсюда! Не понимаете, что ли? Позавчера мне вырвали зуб мудрости… Мне плохо, очень плохо, я хочу остаться одна. (Терпеть не могу, когда меня видят слабой. Пусть он уйдет!) Уходите! УБИРАЙТЕСЬ!
Исидор пятится.
– Одно хорошо, вы только что открыли первый стимул наших поступков: покончить с болью.
Она сердито захлопывает за гостем дверь.
7
Вторничная летучка в редакции еженедельника «Геттёр Модерн». Все журналисты собрались в современно оформленном зале заседаний. Им предстоит по очереди предлагать темы для предстоящих номеров. Кристиана Тенардье, заведующая отделом «Общество», слушает предложения, сидя в большом кожаном кресле.
– Скорее, не тяните! – требует она, запуская пальцы в обесцвеченные волосы.
Движение начинается справа. Ответственный за рубрику «Образование» предлагает напечатать статью о неграмотности. За десять лет доля неграмотных выросла с 7 до 10 процентов, и эта цифра неуклонно увеличивается. Тема одобрена.
Для рубрики «Экология» журналистка Клотильда Планкаоэ предлагает статью о вреде антенн мобильных телефонов, излучающих опасные волны.
Тема отклонена. Один из акционеров еженедельника – поставщик сотового оборудования, вредить его интересам недопустимо.
Тема загрязнения рек удобрениями? Отклонено, слишком специфично. У журналистки иссякли темы, и она торопится выйти.
– Следующий! – небрежно бросает Кристиана Тенардье.
Фрэнк Готье предлагает для научной рубрики статью с разоблачением «шарлатанов от гомеопатии», как он их называет. Он добавляет, что намерен заодно свести счеты с мастерами иглотерапии. Тема одобрена.
– Как твои зубы мудрости, Лукреция? – спрашивает шепотом Фрэнк Готье коллегу по научной рубрике, садящейся рядом с ним. – Полегчало?
– Я ходила в салон красоты, это помогает, – шепчет она в ответ.
Готье удивленно смотрит на нее:
– Какая связь?
Лукреция говорит себе, что мужчинам не понять женскую психологию. Она не опускается до объяснения, что посещение салона или покупка новых туфель – лучший способ для женщины укрепить силу духа и, следовательно, иммунную систему.
Подходит ее очередь.
Молодая журналистка подготовила несколько тем. Начинает она с коровьего бешенства.
– Старо.
– Как насчет ящура? Ради экономии вакцины тысячи баранов идут под нож.
– Наплевать.
– СПИД? Люди все еще мрут тысячами, но после появления тройной терапии все как воды в рот набрали.
– Потому и набрали, что это вышло из моды.
– Обонятельная коммуникация у растений? Замечено, что некоторые деревья чувствуют неполадки на клеточном уровне неподалеку от себя. То есть дерево чувствует, когда рядом совершается преступление…
– Слишком заумно.
– Самоубийства в молодежной среде? В этом году двенадцать тысяч подростков наложили на себя руки, не считая ста сорока тысяч попыток самоубийства. Появилось сообщество, которое помогает кончать с собой, называется Exit.
– Патология.
Тревога. В ее блокноте больше нет идей. Все взгляды устремлены на нее, Тенардье, похоже, забавляется. Зеленые миндалевидные глаза журналистки мрачнеют.
Я оплошала. Клотильда ушла, освободив место козла отпущения. Перебирать темы бесполезно. Теперь она будет все отвергать, просто чтобы меня взбесить. Единственный способ устоять – сохранить профессионализм. Не принимать все эти отказы близко к сердцу. Найти тему, которую она не сможет отклонить. У меня есть одна-единственная карта, зато козырная.
– Мозг, – предлагает она.
– В каком смысле? – Начальница, не поднимая головы, роется в сумочке.
– Статья про то, как работают наши мозги. Как простой орган умудряется строить мысль.
– Немного расплывчато. Надо бы добавить остроты.
– Смерть доктора Финчера?
– На шахматы всем плевать.
– Этот Финчер был сверходаренным человеком. Исследователем, не оставлявшим попыток понять, что творится в нашей черепушке.
Заведующая отделом хватает сумочку и выворачивает ее на стол, рассыпая все содержимое: губную помаду, сотовый телефон, чековую книжку, ручку, ключи, баллончик со слезоточивым газом, различные лекарства.
Молодая журналистка продолжает аргументировать, считая, что раз «нет» еще не прозвучало, то возможно и «да»:
– Взлет Сэмюэла Финчера в мире шахмат был молниеносным. Его победную партию транслировали все телекомпании мира. А потом – бац! Смерть тем же вечером в объятиях топ-модели Наташи Андерсен. Признаков ограбления нет, ранений тоже. Видимая причина смерти – наслаждение.
Заведующая отделом «Общество», наконец, находит искомое – сигару. Сняв целлофан, женщина подносит ее к носу.
– Ммм… Наташа Андерсен? Это та шикарная белокурая манекенщица с нескончаемыми ногами и синими глазищами с обложки Belle на прошлой неделе? Есть ее фотографии в голом виде?
Олаф Линдсен, главный художник, до того рисовавший в блокноте, вскидывает голову:
– Чего нет, того нет. При всей своей скандальной репутации, а может, как раз из-за нее, она отказывается позировать обнаженной. Только в купальнике, максимум – в мокром.
Кристиана Тенардье отсекает маленькой гильотиной край сигары, жует кончик и выплевывает коричневую массу в урну.
– Жаль. Можно затушевать купальник на компьютере?
– На нас подадут в суд, – предостерегает специалист. – Если я не ошибаюсь, новые правила журнала гласят: никаких судов! Мы и так потеряли кучу денег.
– Тогда фотография в как можно более нескромном, мокром, прозрачном купальнике. Такую, наверное, можно подыскать.
Кристиана Тенардье тычет сигарой в Лукрецию:
– Ладно, пусть будет мозг. Возможно, идея неплохая, может продаваться. Только надо будет нацелиться в статье на то, что представляет широкий интерес: анекдоты, практические советы. Химические механизмы в мозгу во время любовного соития. Не знаю… Гормоны. Оргазм.
Лукреция записывает рекомендации в блокнот, как список покупок.
– Еще можно осветить провалы в памяти. Это больше занимает пожилых читателей. Добавьте небольшой тест, выявляющий необходимость обратиться к врачу. Найдете что-нибудь в этом роде, Олаф? Какое-нибудь замысловатое изображение, а потом тест-вопросник по нему. Есть фотографии этого Финчера?
Главный художник утвердительно кивает.
– Очень хорошо. Как озаглавить этот материал? «Проблемы мозга»? Нет, лучше так: «Загадки мозга». Или, может: «Разгаданы последние загадки мозга»? С фотографией полуголой Наташи Андерсен с шахматной доской на просвет вышла бы цепляющая обложка.
Лукреция облегченно переводит дух.
Сработало. Спасибо, Исидор. Теперь подсечь рыбину. Без резких жестов, занять территорию, иначе она отдаст тему Готье.
– Доктор Сэмюэл Финчер и Наташа Андерсен жили на Лазурном Берегу, в Каннах. Возможно, стоило бы что-то разнюхать там? – предлагает молодая журналистка.
Тенардье вспоминает об осторожности:
– Как вам известно, из соображений экономии мы стараемся делать все репортажи в Париже. – Заведующая враждебно смотрит на научную журналистку. – Хотя… Имейте в виду, если будет получаться материал для первой полосы, то можно сделать исключение. Только никаких лишних расходов! И не забывайте каждый раз приплюсовывать налог на добавленную стоимость.
Две женщины испепеляют друг друга взглядами. Лукреция первой отводит взор.
Выше голову! Тенардье уважает тех, кто дает отпор, и презирает тех, кто ей кланяется.
– Можно привлечь внештатного помощника? – спрашивает Лукреция Немрод.
– Кого?
– Каценберга, – с вызовом говорит Лукреция.
– Он еще жив? – удивляется заведующая. Она медленно тушит сигару в пепельнице. – Терпеть его не могу. Он играет не по правилам. Одиночка, слишком много претензий. Надменность – вот как это называется. Корчит из себя всезнайку, действует мне на нервы. Вам известно, что это я его отсюда спровадила?
Лукреция знает историю Исидора Каценберга наизусть. Служил в полиции, эксперт-криминалист, виртуозно анализировал вещественные доказательства. В полицейских расследованиях пытался уделять больше внимания науке, но начальство сочло его слишком независимым и постепенно перестало доверять ему новые дела. Тогда Исидор Каценберг перешел в научную журналистику, поставив свои познания в области уголовного розыска на службу расследованиям в СМИ. Читатели «Геттёр Модерн» стали его выделять, отсюда появилось прозвище: в письмах в редакцию поклонники стали называть его Шерлоком Холмсом от науки, прозвище подхватили коллеги. Но однажды он чуть не стал жертвой террористического акта в парижском метро и чудом спасся, выбравшись из-под груды изуродованных тел. С тех пор он развернул индивидуальный крестовый поход против насилия. Отказавшись писать о чем-либо еще.