Он рассмеялся. Я растерянно спросил:
– Разве оно есть, окружающее пространство?
Агуара мою реплику-вопрос не заметил.
– Удивлён! Почему Роза Мира не обладает высшей властью? Ведь все условия для того! Заверяю: Цех Гора не против подобного шага. Баланс сил? Ну его… Тебе ведь известно: Джед, предтеча Гора-Тота, воплощение Осириса, внушает: наша цель вне земного бытия. Мы на Земле гости, прохожие. И будем уважать любого хозяина. Ты согласен, капитан? Почему ты молчишь?
Он приблизил указательный палец к Пану, тот ухватился за него и впился зубами. Агуара отдёрнул руку, слизал с пальца каплю крови. Пан сделал виноватую физиономию. Надо что-то отвечать, и я решил держаться подальше от глубинного смысла диалога. Неясно, как к нему подступиться.
– Ты спрашиваешь по-старому, Агуара. По-земному. Роза Мира или Цех Гора – и мне всё равно. Мы болтаемся в верхнем, пенном слое вакуума. Слова неточны, но других нет. За одно мгновение можно перенестись к границам Энрофа, даже проскользнуть в иную Вселенную. Но можно и вечно торчать в одной точке. Ничего не просчитать, не предугадать. Тут нет Евклида, нет Лоренца, нет Эйнштейна. Ко мне приходил бозон Хиггса, но и его тут нет. Зато есть живой разум! Я вижу тебя, Агуара. Ты поймал контакт. Не исключено, ты заключил договор…
Я говорил и пытался зацепить мыслеоболочку Агуары. Вокруг неё противодействующий хаотический шум. Агуару прикрыли защитной сферой. Но не универсальной. Меня кое-чему учили. В рубке тишина, Пустота безмолвствует и бездействует. Нанощупом я проник в область его сердца и попал куда-то. Оказывается, у Агуары в подсознании имеется специфический древнекитайский пласт. Сюрприз! Сплетённые воедино знания и размышления.
«Великая Пустота… Высшая реальность… Физический Вакуум – ближний к нам слой. Всего лишь проявление… Иллюзия и действительность – нет разницы. Великий Предел, Великая Гармония…»
Глубже!
Наноигла тормозится.
Тугая смесь, с трудом ловлю вязкие образы. Что-то о мутных зеркалах и средствах их очистки… Лестница, ведущая вверх…
Но низа-то нет. А низ – самое важное…
Тут меня ударило в спину, пси-игла исчезла, срезанная на границе биополя Агуары. Я оглянулся. Никого. Но связь с Агуарой не восстановить. Сам он стоит и молча смотрит сквозь мерцающие огоньки Путевого Шара. Я сокрушённо вздохнул. И – о чудо! – уловил мыслепоток, исходящий от Пана.
«Вселенная – наше сердце, наше сердце – Вселенная. Пусть миллион веков тому назад появились мудрецы – в этом сердце они были одинаковы, в этом „Ли“ они были одинаковы, пусть через миллион веков появятся мудрецы – в этом сердце они будут одинаковы, в этом „Ли“ они будут одинаковы. Пусть в восточном, южном, западном, северном морях появятся мудрецы, и в этом сердце они будут одинаковы, и в этом „Ли“ они будут одинаковы».
Молодец, Пан. Ты и Агуара тоже одинаковы. Вот как продолжилась выцарапанная формула жизни Агуары. Формула смерти Агуары. Я знаю, откуда это. Китайский двенадцатый век. Мудрец Лу Сян Шань. «Ли» у него – что-то вроде вечного света. Я бы назвал это Брахманом. Но я – не одинаковый, куда мне. Маленький Пан не беднее большого Агуары. Нет, он не просто красивая грань.
«…единое великое живое вещество… Когда в нём движение, то нет покоя, когда есть доброе, нет злого, а покой – прекращение движения, злое – прекращение доброго… И то и другое соотносится друг с другом и не возникает одно подле другого, в своём рождении всё едино…»
Источник мне незнаком. Через земное предлагают войти в понимание иного мира? Но некогда анализировать.
«Желание – не внешнее, но внутреннее, исторгнутое сердцем. Чистота сердца – чистота и точность исполнения… Молись в чистоте – будет результат. Закон устроен не человеком. Путь один – самоочищение. Будь взрослым ребёнком, но не дряхлым юнцом…»
Определённо, слой никак не агуаровский! Он мог бы принадлежать мне. Но – не мои знания.
Так мы поговорили. Без драки, по-доброму. Обезьянки нейтральны? Не зло и не добро? По-прежнему ощущаю чью-то тень…
«…у зеркала нет ни своего цвета, ни своей формы, и потому оно отражает любую фигуру, что появляется перед ним. Если б зеркало имело цвет и форму, оно, вероятно, ничего не отражало бы. Пустота свободно вмещает разные предметы. И когда к нам в душу произвольно одна за другой наплывают разные думы, что, может быть, случается оттого, что самой души-то в нас и нет. Когда бы в душе у нас был свой хозяин, то не теснилась бы, наверное, грудь, от бесконечных забот».
Хэнко-Хоси. Записки от скуки.Замечательно сказано. Дао Пустоты…
В какое зеркало ушла китаянка Хэнко-Хоси?
2. Дуат Антареса
Экран Перископа, как и Шар, не способен к отражению. Он – не зеркало, не гладкая поверхность. Это известно всем, имеющим малейшее отношение к «Арете».
Капитан Сибирцев увидел отражение. Нечёткое, чуть колеблющееся, но распознаваемое. Люк, ведущий на нижнюю палубу, медленно исчезал. Затягивался, как живая мембрана. Началась трансформация.
Тотчас по рубке разнёсся крик Джино:
– Моя каюта рассечена! Холодильник с едой! Его нет!
Ему ответил голос Агуары:
– Что ты орёшь, как девка в первую брачную? Зачем тебе еда? Если чего не видишь, это не значит, что этого нет.
Люк вернулся. Но уже в другом месте, на метр в стороне. Капитан сделал к нему шаг, но остановил голосок Белого Йога:
– Ты куда, капитан?
Алекс сбавил темп, осторожно дотронулся рукой до ручки блокировки люка. Так и есть, дверь ложная. Но ни рядом, ни где ещё не удалось нащупать истинного выхода.
В. Брюсов. Лик медузы ***Встреча с Агуарой принесла скорые плоды.
Деформация пришла и ушла, напугав лишь Джино.
А Перископ заработал как никогда. Тем не менее, кроме как у Агуары, радости это не вызвало. Интересно: Пан повёл себя надменно, строит издевательские мины, задирает спутников, пару раз ущипнул за мягкие места Джину.
Шхуну выбросило в четырёхмерность. Да так, что заскрежетали все переборки, заскрипели палубные снасти. Мозг «Ареты» занялся вычислением координат места всплытия.
Экипаж собрался в рубке. Стало тесно и душно. Не обрадовало и сообщение Путевого Шара:
– Друзья мои! Не исключено, что мы дома. Почти. Отдыхайте, развлекайтесь. Всё равно вы бесполезны.
Родная Галактика выглядит неузнаваемо. Ракурс непривычный. Надо научиться делать мысленную объёмную модель Млечного Пути. Неуважение Шара настораживает. Неплохо бы иметь хоть видимость управления.
Похмельный Агуара понёс околесицу. Радость пытается скрыть, что ли?
– По какой причине поблекли, странники? Не верите в спасение? В совместимость с собой иных миров разочаровались?
Полупьяные глаза сверкают близостью торжества.
Неужели его так скрутила длань Пустоты?
Между тем Путевой Шар справился с арифметикой, и Перископ представил увеличенный кусочек галактического объёма. С Земли мы проецировались на созвездие Скорпиона; указатель целился в центр Галактики. Я начал догадываться. И пока не наступила ясность, решил «допросить» Агуару.
– Штурман!
– Я, капитан! – он отозвался бодро и весело.
– Ты как думаешь, мы расстались с Пустотой?
– Как можно расстаться с самим собой, капитан Алекс!
Ах ты, Пан большой, Пан хитроумный! Я перевёл взгляд на копию «Ареты». Подарок из Пустоты вынырнул вместе с нами, обезьянки чувствуют себя вполне комфортно.
– Но мы в своей Галактике, – успокоил Агуара и присоединился к остальным, прикипевшим к экрану.
Догадка моя перерастала в уверенность. Что и прочитал каким-то образом на моём лице Агуара. И жёстким тоном сказал:
– Китайскому художнику полагалось рисовать так, чтобы «на пространстве размером с палец за далью открывалась новая даль». Ты способен так рисовать, капитан?
Пылающий взгляд нацелился мне в переносицу. В носу засвербело, потянуло к чиханию. Белый Йог приблизился к Пану и принял боевую стойку. Умница, да враг не там… Что и подтвердил тот, кто поселился в Агуара-Тунпе:
– Реальность – тень Пустоты. Но человек способен подняться не выше теней реальности. Чтобы иметь уверенность, путешествуй в одиночку, капитан… Возможно, не заблудишься.
Кертис воззрился на Агуару, как на объект кровной мести. Но того это нимало не смутило.
– И не думай! Ты безвозвратно стар, обученный грек. Или хочешь расстаться с Цехом Гора?
Я отошёл и упал в кресло. Разговор ушёл от намеченной линии. Во мне утвердилась аксиома: сознание в Пустоте – действующий фактор. В нашем случае сработала интегральная составляющая, Агуара сам по себе ничего не определяет. Скорее всего, изначальные способности остались в нас, подкреплённые вакуумом. И Агуара на Земле способен стать подобным обозлённому божеству Олимпа. Земля не сможет контролировать нашу творческую энергию. За далью даль… Что откроется-то?
И зверюшки засуетились. Не к добру. Эх, пару-тройку лет назад бы отмотать. И выйти с Илоной на бесплатную пенсию, устроиться в таёжном уголочке, да спокойными вечерами разглядывать эту хитрую зеркальную игрушку. Да не выйдет, игрушка насмерть привязана к «Арете» и экипажу. Почему-то я пытаюсь найти в модели шхуны кого-то, шестого. Шестую обезьянку? Или не обезьянку?
Ого! Седой крепко ухватил серенькой ручкой копию огнетушителя и хватил им по эксклюзивным рожкам Пана. Хвостик Пана судорожно дёрнулся, из носа брызнули капельки крови. И кровь у них есть!
Я резко обернулся. Губы и подбородок Агуары залила алая струйка. Кертиса держит за руки Андрий. Я сделал шаг поближе: нет, хвостика у Агуары нет. Как и рожек. Мне что, жаль их отсутствия?
– Образ всех образов, присутствие недостижимости!
Это принял эстафету от раненого штурмана Путевой Шар. Сказал так, словно гостя представил. Думаю, просто решил насолить своему опекуну, Кертису. В цветной трёхмерности выделились две точки. Зелёная – Солнце, голубая – «Арета». Межзвёздную пыль и тёмную материю Шар не демонстрирует. Рядом с голубой точкой мерцает яркая красная звёздочка.
Всё дело в этой звёздочке. Случайно рядом с красным гигантом из небытия не всплывают. Я кое-что имею по теме Красной звезды. И это кое-что требует скорейшего переосмысления.
В глубине сердца убеждён: идеология воспитавшего меня Цеха – сочинение досужего предка. Но вот, смотрю на пульсирующую красную точку и начинаю думать, что хитро завёрнутая и перевязанная завлекающими бантиками религия Розы Мира обретает объективность.
Антикосмос! Мои учителя утверждают: центр антимира нашей Вселенной-Энрофа находится у альфы Скорпиона, красного супергиганта Антареса. Двойная звезда с набором планет, движущихся по сложнейшим орбитам – цитадель галактического зла?
Перископ изменил фокус: оба глаза Антареса удерживают внимание цепко, по-звериному. Планет пока не видно, и – мне они не нужны! Но кто на этом корабле спрашивает мнение капитана!? Путевой Шар доложил: «Арету» притягивает к гравитационному центру системы.
Итак, нас задержали и принудительно зовут в гости. Агуара радостно похихикивает. Впрочем, мы все сейчас достаточно ненормальны. Оснований для сохранения душевного равновесия маловато. «Арету» манит, тянет, притягивает, затаскивает… Невесомая деревянная скорлупка шхуны – капкан для пятерых. Антикосмос, в смысле – антирай. Разливанных рек с чистым вином там гостям не предлагают.
Агуара-Тунпа! В недрах Цеха Гора-Сфинкса имеется заговор!? И Агуара – его острие. Как красиво они обвели всех! Видимо, в цеховых верхах люди не от сего мира. Точнее, не от мира земного. А от того, что приближается – может быть.
Принцип Лагранжа распространим и на социально организованную материю. Устойчивое равновесие характеризуется наименьшей величиной потенциальной энергии. Я покинул спокойную планету? Разве можно так обмануться?
Мы, пятеро, представляем основные действующие силы земного бытия. Как известные, так и закамуфлированные. О своих спутниках почти ничего не знаю. Но знакомиться поздно.
Путевой Шар выдвинул абсурдную идею. По его мнению, шхуну втягивает некая математическая ловушка, соответствующая по свойствам некоторым областям вакуума. Идею свою Шар окрестил «предельным циклом».
Некоторые аксиомы продолжают действовать. Я ухватился за одну из них: Сибрус умнее Шара. Разумнее даже. Его мнение: математика в подобных условиях ненормальная степень абстракции, совершенно несовместимая с основами биологии. Короче: если нас кто-то посредством чего-то куда-то тянет, надо сначала выяснить, каким способом он это делает.
– Сделай себе лицо! – приказал я Шару.
Тот приступил к перебору вариантов, показывая каждый. Откуда в нём столь обширная бандитско-мордая коллекция? Взломал базу данных древнего острога? Наконец установилась физиономия, сочетающая черты Джино и Андрия. Какая-то девочка с усами. Но ближе к норме. Есть с кем поговорить.
– Предельный цикл.., – начал я формулировать проблему.
– Капитан! Ну зачем нам с вами колючая проза! Ведь есть и другие циклы. Дамские в том числе, – голос у физиономии женственный, нежно зовущий.
Дамские, не дамские… Возражать? Чуть подождав, комби-лицо сморщилось, запорожские усы принялись стегать по румяным девичьим щёчкам. Голос переключил регистр:
– Ты шо, собрат? Или я не в курсе сам, как сказать мяу?
Кто-то за спиной хмыкнул. И я очень возмутился:
– Шар, ты становишься бесполезным. Я могу обойтись одним Перископом.
Угроза подействовала. Мужская и женская составляющие пришли в равновесие. Лицо стало серьёзным и основательным.
– Нас притягивает странный мир. Мир чистой математики, который в принципе невозможен. Мир небытия – пока самое точное определение. Теперь к деталям. Двойная переменная Антарес – объект Цеха Гора-Сфинкса. Все данные в его хранилищах. Сведения о Красной звезде за последние десять лет мне не представлены. Имеющаяся информация полна противоречий и взаимоисключений. Комплексно объект не анализировался. Перечисляю наиболее ясные моменты. Первый: Антарес существует вне известных на Земле физических законов. Второй: математическое описание системы сводится к геометрии исключений и неоднородностей. Вывод: рядом с нами – особая точка в пространстве-времени. Замыкающие её кривые ведут себя необычно.
Хмыканье позади прекратилось, я кожей ощутил, как напрягся Агуара-Тунпа. Шар выдавал то, что необходимо и ему.
– Капитан Алекс, вам известны особые виды точек? Их четыре: седло, фокус, центр, узел. Наша судьба зависит от того, с каким видом мы встретились. Возможно, «Арету» завертит вокруг обеих звёзд. Понесёт либо по кругу, либо по спирали. Форму спирали не предугадать. Третий вариант – нас поглотит воронка чёрной дыры. Она в центре масс двойной звезды. Четвёртый вариант – нас выбросит через «кротовую нору», связанную с Антаресом, в неизвестную область Галактики. Выбор варианта от вас не зависит. Дело в кривых, капитан. Мой шеф Кертис знает побольше. Шарль Эрмит называл такие кривые «патологическими» и ненавидел за то, что ни к одной точке их нельзя провести касательную. Такие миры он определил как «болото функций без производных». Подробности у Кертиса.
– Так… Подробностей не надо, – сказал я, – Главное понятно: область пространства, неспособная к рождению чего бы то ни было жизнеспособного. Анализ четырёх видов точек добавит ясности?
– Не исключено. Может быть, – согласился Шар.
Обезьянки заверещали. С одобрением, показалось мне. Шар подробно рассказал об особенностях седла, узла, фокуса, центра и предельного цикла. Я быстренько понял, что из них если и есть выход, то в бесконечное никуда. В общем, безысходная математика. Стало совсем хорошо. Захотелось по-обезьяньи заверещать и немного попрыгать вокруг Путевого Шара. Лучше – с барабаном. Сибрус – он что, знал, куда мы вляпаемся? «Предельный цикл» – замкнутая кривая… Недостижимая ни изнутри, ни снаружи. Ещё чуть-чуть, и весь наш мир сожмётся в мешок вокруг Антареса, и мы потеряемся во времени. К тому же может оказаться, что время тут – вовсе и не время в нашем понимании. На небе останутся лишь два глаза Антареса, под ногами, если будет позволено – чужая почва дикой планеты. Капкан, сплетённый у Красной звезды вездесущим вакуумом… Какая завидная участь.