Эх, заняться бы сейчас поиском клада! И лучше не одного, а нескольких. Думаю, их предусмотрено столько, что хватит на всех живущих. Илона поправила меня:
– Мало ли что и где зарыто! Не существует для нас – значит вообще не существует. Недоступность, недостижимость – всё равно что отсутствие. Разве для тебя есть бесконечность? И у нас её нет.
Вот: «для тебя», «у нас». Она разделила. Кто её научил так делать? У них в небесах свои ограничения. И там никакой демократии… Стало скучно. Но я сказал, чтобы лучше понять себя:
– Кругом нас рассыпаны куски бесконечности. Маленькие, побольше… Бесконечность разбилась и разлетелась по всем мирам. Взяться всем вместе и собрать. И соединить в целое.
Сказал и засомневался. Разве мы с Илоной могли вот так думать и говорить? Да ни за что!
– Кто ты? – спросил я.
Раздался звонкий смех и последовал ответ. Как колокольчики прозвенели:
– Звента-Свентана… Я Звента-Свентана…
Безобразие, расстроился я. И тут обман. Не Илона, и не из Небесной России. Звента… Я знаю, кто она. Так называемая монада, символ Розы Мира. И обитать обязана на верхах Шаданакара. Воплощение женственности. В Цехе Гора её зовут Изидой.
У Илоны любимое четверостишие, взятое у поэта Николая Гумилёва:
Почему она мне его читала не раз? Я не думал на Земле об этом. Хотела сказать, что в ней живут и день, и ночь? Кухонное полотенце в руках и звёзды в глазах?
Тот поэт, по-моему, зря разделил Лилит и Еву. Мифы – всего лишь символ, что им верить? Впрочем, поэт имеет право. Я ведь тоже наполовину из мифов. Да вся Земля вертится в свете легенд.
Лилит… Луна, ночь… Лейла…
Лейлы нет без Меджнуна. Без Меджнуна Лейла – Ева. И я не стану Меджнуном для Звенты. В свете ночи легко быть прекрасной. Но ведь за ночью рассвет…
Галактическая Афродита, прославленная Розой Мира, предстала Звентой-Свентаной в роли Изиды. В Цехах такая путаница! Посвящённый в Цехе Гора – одновременно и мужчина, и женщина. Как они этого добиваются? Может, Джино? Обезьянка-то у него – дамочка. Нет, нет… Просто у него с психикой проблемы.
Надо бы уточнить у Кертиса. У них иерофант Цеха – как бы копия Изиды. То есть спереди он самец, сзади самка. Как там в одном из их первоисточников:
«Если Изида, по мифу, зачала Гора от „золотого фаллоса“, то посвящаемый (то есть мужчина) должен был стать по отношению к учителю (иерофанту) пассивным, смиренным, кротким. Чтобы через его фаллос зачать в себе божественную энергию, которая преобразовывала адепта в бога. Только через „золотой фаллос“ учителя к ученику перетекает божественная энергия. Это – тайна интима».
Вот так у них делается. Ну уж нет! И не зови меня, промежцеховая Свентана. Но она не отстаёт:
– Ты не понимаешь, капитан Алекс… Мужское и женское – внутреннее и внешнее. Связь сокрыта, но – есть. Вспомни: истинная реальность – пустота. Она вмещает в себя всё. Всё – и ничего! Будь внутри и вне себя. Чтобы найтись, надо потеряться. Как Илона, твоё внешнее. Найди её, капитан… Иди ко мне, и ты увидишь свою Илону.
Уже не веяние пустоты – мир Антареса зовёт к себе. Пространство чистой геометрии? Как бы не так! Они целенаправленно, по наводке, закрутили-завертели математическую ловушку для «Ареты».
Колодец пустоты, конечно, полон драгоценностей.
Но оно нам надо?
Самое время зеркала индивидуальные чистить.
Тогда и со Звентой разберёмся, будь она самой Лилит. Слушает она меня, что ли?
– Ты ещё встретишь меня, настоящую и единственную…
Она сказала как истинная Илона. Меня поворачивают туда, куда я никогда не стремился.
Если верить приборам, температура в рубке только что опустилась ниже абсолютного нуля. Допустим, так и есть. Мы ведь на пороге перемен.
И опять я один. Вечный дежурный по кубрику. Обезличенный Шар обратился по-родственному:
– Ты очень устал, Сибирцев? Терпи. Впереди много работы. На меня замкнулся неизвестный информационный поток. Столько пришлось узнать… Ты слышал, что природные законы стоят не на себе самих? В их основе – процессы Соответствия. А их нет в сводах земного знания.
– Это как? – удивился я.
– Это так: каков ты – таков и твой мир. В общем и конкретно. Хочешь от ближнего чего-то – вначале дай ему то же. Хочешь добра – дай добро. Церковь отлучила Толстого, или же Лев отлучил её от себя? Кто из них ближе к истине? Ты пробовал разобраться?
Я действительно устал. И разозлился.
– Что ты несёшь? Какая разница, кто кого отлучил?
– Чрезвычайная разница. В «Книге мёртвых» Цеха Гора фараон Тутмос Четвёртый записал: «Форма Сфинкса есть символ Хепера».
– Не понимаю.
– Хепер – символ бессмертия. Сфинкс – из краснокожих. И череп удлинён назад. Раса атлантов.
Я начал соображать.
– Уничтоженный народ… Куда-то они после делись, да… Антарес обещает бессмертие? И потому в него рвутся те, кто за Агуарой? На чьей стороне ты, «Арета»? Я не хочу в гости к Сфинксу…
Я попробовал разобраться. Где Лев, там нет сфинксов.
***«Аримойя – последний из великих затомисов, находящийся в состоянии творения. Будущий затомис общечеловеческой метакультуры, связанный с возникновением и господством грядущей интеррелигии Розы Мира. Материальность Аримойи, как и других затомисов, создаётся одной из ангельских иерархий – Господствами; великий человекодух, бывший в последнем воплощении на Земле Зороастром, руководит созданием того, что я решусь условно обозначить выражением «великий чертёж».
Библия Розы МираНигде ничего из ряда вон не произошло. Как будто бы нет…
А путевой Шар объявил тревогу. Население Ареты разбужено сиреной. Да, Арета – имя стало именем собственным.
На миниАрете ситуация аналогичная. По-видимому, у неё есть и Путевой Шар, и Перископ, и холодильники с ненужной едой… Маленькие, миниатюрные, но какое значение имеет масштаб?
Люди устало и нервно рассаживаются по креслам. Вид их не привлекает. Я наблюдаю за обезьянками.
Люди пользуются одновременно тремя теориями собственного происхождения. Одна говорит о божественном творении. Другая – о восхождении из обезьяньей дикости. Третья – смешивает в разных пропорциях то и другое.
Роза Мира в этом отношении печально материалистична. Патриарх Цеха сказал и адепты повторяют:
«Что касается так называемой зари человечества, то есть эры выделения человеческого вида из царства животных, то это была необычайно унылая и угрюмая заря. Человечество пещерного века можно и должно жалеть, но не надо его идеализировать; оно было жестоко, низменно и грубо утилитарно. Оно не знало абсолютно ничего духовного, кроме магии, а магия утилитарна и корыстна по самому своему существу».
Такая вот пещернокрылая интеррелигия. Достала она меня! Из чего вышли, туда и возвращаемся. И всё из-за них, апологетов и апологеток. Лилит с Евой тоже были обезьянками?
Приходит век возвращения в пещеры. Обезьяны сменят людей в городах и весях. Зародыш будущего затомиса перед глазами. Так и будет: мы отразимся в зеркалах Пустоты, и отражения займут наши места. Угрюмая заря уже на горизонте – алый Антарес светит беспрепятственно.
Пытаюсь установить диалог с Белым Йогом – не получается. Над рубкой проплывают подсвеченные алым облака. Фантомы-предвестники очередной революции. Неуютно, холодно, пещерно. Призрак красной Аримойи наблюдает за нами через призмы Перископа.
Джино улыбнулся мне. Как-то недостоверно, вымученно.
– Говори, капитан! – пробурчал Агуара. Выглядит он обеспокоенно.
– Ну что ж, – согласился я, – Что и как смогу. Нас ожидает царство обезьян. Как впереди, так и позади.
Хотел я сказать: «Как спереди, так и сзади». Но не решился.
Кертис кивнул. Делает вид, что понимает. Андрий выразил своё мнение вслух, но тоже не очень уверенно:
– Перископ нельзя отключать. Он единственная нить в макромир. Скользнём в бездну – потеряем надежду.
– Правильно.., – я формировал мысли и тут же выкладывал, – Нет ни Перископа, ни Шара. Ни объединённого биомозга. Арета превратилась в единый мыслящий организм. Она способна к самостоятельным действиям. Если Арете понравится Антарес, мы будем там.
– А если Арете нравится капитан? – испуганно спросил Джино.
– Не знаю, – признался я, – Что спереди, то и сзади… У меня разброд и шатания.
Андрий словно очнулся:
– Но необходимо что-то делать! Алекс, ты способен вызвать Сибруса. Уверен, он предусмотрел и такое.
Как интересно он это произнёс! Мягко, но как отчаянный приказ. Человек без начальственного опыта или иных оснований так не сможет. И Агуара насторожился.
Но я и сам желаю этой беседы.
Сибрус виртуальный лучше, чем никакой. Но теперь Арета контролирует всё. В подтверждение она наградила Сибруса роскошной седой бородой. Волшебник из детской доброй сказки – такой не может не помочь.
– Вы так влюблены в самих себя… Готовы сожрать друг друга?
Начало многообещающее. Добрый маг Сибрус прямо излучает любовь и милосердие.
– Послушайте дедушку. Взвесьте свои мозги, загляните в них, погуляйте по извилинам. Попробуйте отыскать там себя. Да хоть что-нибудь найдите!
Дедушка рассыпался ехидненьким смешком. Затем снял бороду и помолодел.
– Когда-то я был юн и глуп. Прямо как вы. В один из бестолковых дней произошёл со мной такой случай. Шёл я по сибирскому селению и размышлял. Мечтал о величии и силе. Теперь не мечтаю… Так вот, иду я, а навстречу человек. Впервые его вижу. Весь в зелёном, словно тролль. У нас там такие не ходят. День был зимний, снег лежал чистый до ослепления, потому цвет его одежды так меня удивил. И спрашивает он:
– Мир тебе, отрок. О чём страдаешь?
Выложил я свои мечты. Зелёный тролль рассмеялся.
Потом вытянул правую руку, прикоснулся к моей груди. Я чуть не вскрикнул – как уголёк из костра приложил. Подержал он так руку минуту-другую, отнял и показал. А на ладони – зеркальце небольшое. Протёр он его зелёным рукавом и поставил перед моими глазами. И сказал:
– Мечты твои исполнены. Посмотри, каким ты стал.
Заглянул я в зеркальце и ужаснулся: оттуда на меня смотрит зверь. Человеко-зверь. Глаза переполнены злобой и ненавистью. От морды сочатся жирная сытость и самовлюблённость. В тот же момент я стал противен самому себе и мечты мои растаяли. Такие вот бывают зеркала. Вам интересно?
Странной показалась мне притча, обдумывания требовала. И остальные молчат. А Сибрус продолжил:
– С того дня много облаков пронеслось надо мной. Но: Роза Ветров крутила меня, а не Роза Мира. Я обрёл многое, но больше потерял. Корни мои повисли в пустоте. Ты узнаешь меня, Алекс. Узнаешь и поймёшь.
Сердце моё дрогнуло. Говорил настоящий Сибрус, и говорил правду. И правда его напрямую относилась ко мне. Не одна ли на двоих у нас Роза Ветров? Даже Агуара притих под магией правды.
– …В каждом из вас живёт маленькое зеркальце. А где-то вовне – рядом или далеко – большое Зеркало. В нём – всё. Но заглянуть в него можно только через своё маленькое, забытое, запылённое, загрязнённое. Сколько можно всматриваться в тёмные чужие отражения?!
Кертис прерывисто вздохнул и не сдержал слов:
– Зеркало миров! О нём говорили мудрецы. Очень давно, до эры искусственного интеллекта…
Агуара понял ситуацию так: Арета с капитаном Алексом. А не со штурманом Агуара-Тунпой. А если так, цель его становится чистым миражом. Он не мог не вмешаться:
– Зеркала, кругом зеркала… Притчи, сказки… Да зеркальность присуща всей материи. Что тут нового да полезного? Отражения… Да чтобы получить маленькое отраженьице, необходимо иметь то, что способно отразиться. Иметь надо что-то. За реальность надо держаться, а не… А реальность, то есть спасение, перед нами. Или вы не видите очевидного?
Он махнул рукой на экран. Горят алые очи скорпиона, Арета считает и выводит параметры планет Антареса. Несомненно, это реальность, и единственная. Агуара сжал пальцы в кулак и твёрдо сказал, смотря сквозь меня:
– Хватит околонаучных споров и дискуссий. Надо всплывать!
Джино покачал головой из стороны в сторону:
– Всё так переплелось… Так переплелось, что… Отражение отражения… Искажённые отражения… Алекс, может Агуара прав? Сделаем остановку, отдохнём, осмотримся…
Только сейчас я увидел, что Джино почти гол. Пара тряпок на бёдрах, да кусок дырявой накидки на плечах.
– Где твоя одежда, Джино? – спросил я.
– Нету, – вздохнул он, – Весь мой гардероб кто-то… Куда-то… Ничего не осталось.
Я едва удержался от улыбки. Вот она, женская ипостась. Сработала Лилит, вывела в реальность женские мечты Джино. Отразила, другим словом. Но, как часто бывает, потеряв одно, Джино обрёл другое.
– Я верю Сибрусу. Отражённое, отражаемое, какая разница? Вселенные рождаются из Пустоты. Может, и не нужна остановка… Атман есть Брахман… Ведь так, Алекс? И моё маленькое зеркальце – часть большого…
Я прикрыл глаза. Не иначе, этот мальчик, который наполовину девочка – гений! Сибрус улыбнулся как кот рядом с миской сметаны. И поскольку эту миску поставил ему Джино, он обратился к нему:
– Ты умница, Джино!
Так и сказал: «умница». Не «умник».
– Ты умница! Спокойные чистые зеркала не искажают и при многократности отражений. Правильное сочетание прозрачных зеркал усиливает истинность восприятия. И действия. Но в мешке Майи много сюрпризов. Порождения ума человеческого…
– Да, – горячо воскликнул Джино, – Да, моё зеркальце должно соответствовать большому. Быть тождественным.
– Ты внук Гегеля, Джино, – ласково улыбнулся Сибрус, – Смой с себя грязь, и тебя охватит блаженство.
Ну причём тут блаженство? Эта парочка беседует так, словно впереди вечность, незамутнённая и желанная. И я спросил:
– Что есть Зеркало Миров? Великая Пустота? Или то, к чему она прилегает?
– Жил человек. По имени Кукай. Японец, буддист, мудрец. Он считал: если наш мир иллюзия, то пустота – Шухья – реальна. Но достичь её возможно лишь через медитацию. Отрешение от иллюзий… Тогда увидишь: нет разницы между иллюзорным нашим миром и пустотой. Мы её частички, она – нирвана, а мы – Будды. Если сумеем понять.
Итак, Пустота вне меня равна нирване, пустоте внутри меня. Арета, таким образом, плывёт во мне. А я – в ней, то есть внутри себя. Замечательно.
А небо над рубкой такое солнечное, золотое… И нет на экране Антареса, и Лилит не притворяется Илоной. И не зовёт меня в постель с красными простынями. Главное: взаимодействие зеркал – оно уже действие, изменение, развитие, творение.
Хватит им болтать, Сибрусу и Джино. Мы не экипаж, мы пассажиры. Экипаж – обезьянки, наши подобия, наши отражения. Не было «Ареты», не родился Сибрус – а миниАрета с обезьянками уже существовала в Пустоте, ожидая нас.
Кто мне поможет?
Кертис, Джино, Андрий…
Арету тряхнуло, будто она коснулась днищем рифа. Золотое небо потемнело, склонившись к вечеру. По всем сторонам – я бы сказал «горизонтам», но где они есть? – растеклась алая заря. А прямо над нами вырос многоглавый храм, с высокой башней в центре.
Мне ли, воспитаннику Розы Мира, не узнать? Вот они, затомисы, с Аримойей в центре. Каким я представлял её символ, таким он и явился. Место вокруг храма предназначено для нас. Но не для обезьянок, тем наследовать Землю. Надо всплывать, высаживаться, искать свои пещеры.
Где это стоит или будет стоять? На центральной планете Красной Звезды?
Кертису видение не пришлось по душе. И он обратился к Андрию:
– Это правда, что Роза Мира практически поработила не только Южную Америку, но и всю евразийскую территорию? Я слышал, у вас есть и тюрьма для инакомыслящих. Замок Забвения… Так она называется?
Это вызов, удар. Андрий почему-то молчит. И Кертис делает второй выпад:
– А ещё, я слышал от знающих, из Москвы прорыли туннель в Антимоскву, которая где-то в Друккарге. Близ земного ядра, не так ли? А иначе где бы вы черпали энергию для противостояния Гору-Сфинксу!
Я подумал: какой-нибудь туннель есть. Роза Мира любит подземелья. Не так глубоко, но… А вот Замок Забвения? На тюрьмы – федеральный запрет.
Андрий отвечал спокойно, с достоинством: