Росло ощущение полной беспомощности. Я сидела, не шевелясь и не отрывая взгляда от темного куста по другую сторону дорожки, и искренне желала, чтобы все случившееся: и Ульяна, и нарочито громко хлопнувшая дверь за моей спиной, – оказалось сном, а уже в следующую секунду я проснулась в своей кровати. Или на худой конец в кровати Димы.
Телефон зазвонил снова. Я негнущимися пальцами вытащила его из кармана.
– Привет, Дима, – собственный голос показался мне чужим и чересчур громким в пустом темном парке.
– Ты где?! – требовательно рявкнул Дима. О да. Он злился. – Мы же собирались в кино! Или по твоим меркам еще не вечер?
– Вечер, – я покрутила головой в разные стороны. – Не знаю, где я.
Голос у меня был на удивление спокойным. Особенно по сравнению с его.
– Почему ты не отвечала? Как ты можешь не знать, где находишься? Что происходит, Вера? С кем ты?
– Я сижу на лавке в каком-то парке. Здесь совсем темно, – я помолчала. – И мне ужасно холодно.
– Что случилось?
– Я ушла из дома.
Дима на время замолчал. Видимо, пытался решить, что ему делать.
– И ты не можешь вернуться домой? – уже мягче спросил он.
– Могу, наверное. Только не сегодня.
Дима снова замолчал. Я слушала его ровное дыхание и думала, что отдала бы все на свете, лишь бы увидеть его прямо в эту минуту.
– Ты можешь узнать, где сейчас находишься?
– Где-то недалеко от дома.
– Как долго ты шла?
– Может, полчаса… или меньше. Не знаю. Не волнуйся, я в порядке.
Голос Димы потеплел:
– Конечно. Все обязательно будет в порядке. Только скажи мне, где ты. Ты видишь кого-нибудь?
– Нет… Правда, я слышу чьи-то голоса. По-моему, мужские.
– Отлично. А еще что-нибудь?
– Нет.
Дима помедлил.
– Ладно… Не клади трубку. Попробуй спросить у них.
Какое-то время я чувствовала себя не в силах не то, что встать, а даже просто пошевелиться. Дима несколько раз повторил моё имя, но потом замолчал. Он просто был там, на том конце провода, и ждал. Безграничное терпение – еще одна причина любить его.
Обладатели голосов, двое пьяных мужчин, сами подошли ко мне – кажется, они искали свободную лавку. Пошатываясь и подбадривая друг друга, они разом повалились на соседнюю. Я повернулась к ним, прижав трубку к животу.
– Простите, вы не могли бы мне помочь?
– Дддаа..
– Где вы находитесь?
Я могла бы спросить, где нахожусь я, но запас вредности у меня к тому моменту еще не иссяк.
– Ты дддумаешь, я даже не знаю, где нахожусь? – возмущенно протянул мужчина. – Я прекрасно знаю, где я… В Марьино! В парке. Вот тут река еще… на набережной. Что непонятного?!
– Большое спасибо.
Я прислушалась к протяжным гудкам почти полностью разряженного мобильника. Дима наверняка уже мчал сюда. Если он решил поиграть в героя, то впервые в жизни я была этому рада.
Оставалось ждать. Я забралась на скамейку с ногами и, обхватив колени, размышляла о том, что сейчас делают родители, Ульяна и ее дети – и о том, как хорошо, что у меня в мои шестнадцать уже есть Дима. Изредка с соседней лавки доносились посвистывания и призывные восклицания, но я не реагировала. Очень хотелось спать и наконец согреться. Глаза медленно закрывались.
Дима появился, когда я уже почти вырубилась. Бог знает, как он нашел меня в этом парке. Он наклонился и положил широкую ладонь мне на затылок. Коснулся лба обветренными губами.
– Просыпайся. Идем домой.
С трудом разлепив глаза, я поднялась. Тело била мелкая дрожь. Не говоря ни слова, Дима накинул мне на плечи свою куртку и повел сквозь темноту назад к ночным огням, афишам и витринам. Яркий свет резал мне глаза.
– Твоя мама звонила. Она с ума сходит. Все тебя ищут. Что случилось?
– Долгая история.
– Так расскажи, пока идем, – его рука мягко легла на мою талию.
– Нечего рассказывать.
– Из-за «нечего» из дома не уходят.
Я молча разглядывала черный асфальт под ногами, считая шаги. Клянусь, если он начнет читать мораль или учить меня, я вернусь на лавку.
Телефон у меня в кармане грустно пискнул, сообщая, что батарея полностью разряжена.
– Позвони маме с моего. Скажи, что все в порядке.
Я также молча продолжала ковылять за ним.
– Вера.
Молчание.
– Так не делается, в конце концов.
Я остановилась.
– Не надо, Дима.
– Что не надо?
– Вот это все. Не надо.
Он тоже остановился и заставил меня посмотреть ему в глаза – карие с зелеными крапинками, которые всегда оказывали на девушек магическое воздействие. Потом кивнул и дальше просто шел рядом. Больше он не обнимал меня до самого дома.
Иногда я думаю: Дима был со мной только потому, что на меня не действовали его чары. Он обладал всеми достоинствами, какие могут быть у двадцатилетнего парня: длинноволосый, вечно слегка небритый, с низким прокуренным голосом и пламенной любовью к рок-музыке. Большую часть года он носил косуху и кожаные штаны и раньше по праву считался главным секс-символом нашей школы.
Будь я, как другие девочки, без памяти влюблена в его длинные волосы и кожаную куртку, вряд ли он приехал бы за мной ночью в парк.
Родители его давно спали. Мы умудрились бесшумно пройти по темному коридору, не задев ни один из многочисленных ящиков, которые остались после недавнего переезда.
– Устала? – Дима неслышно открыл передо мной дверь в свою комнату.
Я на ощупь прошла знакомым маршрутом: не задеть шкаф, не стукнуться коленкой об угол кровати, добраться до глубокого кресла, заваленного подушками, и рухнуть в него без сил.
– Не знаю. Немного, – я пожала плечами, чувствуя, как в тепле расслабляется продрогшее тело.
Я действительно не знала, устала ли я, хочу ли спать или вернуться домой – или остаться там, в той комнате, ожидая, пока Дима обнимет меня и, как пишут в романах, «покроет поцелуями каждую клеточку моего тела».
Он опустился передо мной на корточки. Взял за руки и заглянул в глаза.
– Домой? – шепнул он.
Я покачала головой. Ком подступил к горлу, но плакать рядом с ним не хотелось. Я так и не научилась толком доверять ему ничего, кроме собственного тела.
Впервые это случилось, когда мне только-только исполнилось пятнадцать. Страшно не было, больно тоже. Я думала, что любила его, и просто позволила делать то, что, не сомневаюсь, делать ему приходилось не раз. Это было странно, больно, горячо, влажно – и лишь потом немного приятно.
Я видела, что он снова хотел меня, хоть и сдерживался. Глубоко вздохнула, улыбнулась и погладила его по щеке. Дима поднялся и снял с меня футболку. От джинсов я избавилась сама.
Кровать его была узкая и жесткая, потолок над кроватью – идеально белый, без единого пятнышка. Ночью на этом потолке причудливо играл тенями лунный свет, рисуя картины, в которых моё воображение растворялось также, как Дима во мне.
– С днем рожденья, Вера, – шепнул он, оказавшись внутри.
Его дыхание обожгло щеку.
– Спасибо.
– Я люблю тебя.
Комната тонула в темноте, и я не различала даже очертаний его лица. Минуту спустя он с тяжким вздохом опустился на меня, всем весом прижав к кровати. Я погладила его намокшие от пота волосы.
Дима встал, походил по комнате. Ему наверняка хотелось курить, но курить в квартире родители запрещали. Наконец он тихо лег рядом со мной, обнял одной рукой и прижал к себе.
Вскоре послышалось негромкое сопение. Дима заснул.
Глава 2
Солнце только показалось за неплотно задернутыми шторами, а я уже не спала, наблюдая, как блеклые лучи играют на смуглой Диминой коже. Он мирно спал, одну руку засунув под подушку, а другой крепко прижав меня к себе. Вряд ли от нахлынувших чувств – скорее, чтобы я не грохнулась с его узкой кровати.
Я осторожно погладила его по щеке. Дима чуть поморщился, но не проснулся.
События предыдущего вечера одно за другим всплывали в памяти и действовали как холодный душ. Я вспомнила, что на сегодня назначен последний экзамен, и стала спешно выбираться из постели. Меньшее, что можно было сделать, раз уж я не удосужилась вчера открыть учебники – не опоздать на него. А ехать от Димы до моей школы было больше получаса.
– Ммм? – не просыпаясь, Дима попробовал покрепче обнять меня.
– Мне пора.
– Куда?..
– Домой.
– Рано.
– У меня сегодня экзамен.
– Какой ужас, – он уткнулся носом в подушку и засопел, так и не ослабив хватку.
– Мне надо домой за вещами.
– Ммм.
– Ну пусти.
– Угу…
– Дима! – я больно ущипнула его за плечо. Он молча приподнял руку, позволяя мне выбраться.
– Что тебе дома понадобилось?
– Ну что может понадобиться на экзамене. Ручка. Паспорт. Лифчик, если я его здесь не найду, – я поочередно заглядывала под все горизонтальные поверхности в комнате. Что за дурацкая привычка у парней – отшвыривать одежду, едва она попадется под руку.
– А сколько времени? – спросил Дима в подушку.
– Шесть часов.
– Жесть.
– Вот-вот! Экзамен в восемь.
Я вытащила из-под кровати свои трусы и джинсы. Если с первой попытки найду футболку, день определенно задался.
– В последний день учебы важных экзаменов не бывает. Поверь бывалому школяру… – Дима без особой надежды похлопал по кровати рядом с собой. – Оставайся.
Я продолжала одеваться. Он решил зайти с другой стороны.
– Знаешь, как ты красива в лучах восходящего солнца? – по его губам скользнула загадочная улыбка.
– Не знаю. Зато знаю, как в лучах восходящего солнца тяжело искать раскиданную одежду.
Отыскав лифчик среди книг и блокнотов на письменном столе, я внимательно оглядела комнату в поисках телефона. Кажется, вчера он выпал из кармана джинсов. Но где именно?
За стулом обнаружились Димины потертые штаны. Недолго думая, я вытряхнула содержимое его карманов в свои. Теперь у меня были проездной, мелочь, чтобы купить по дороге кофе, и его заряженный телефон.
Под раздевающим взглядом Димы я покрепче затянула пояс и кое-как расчесала волосы пальцами.
– Правда. Не уходи, – повторил он и сел в кровати.
Я молча заплела волосы в косу.
– Вера.
– Можно взять твою толстовку?
Несмотря на то, что лето почти наступило, по утрам все еще было прохладно.
– Можно все, если останешься.
– Спасибо.
Выудив из горы вещей под стулом более-менее чистую толстовку размера на два больше моего, я натянула ее.
– В ванной есть зубная щетка.
– Помню. В твоей коробочке для гостей.
Я наклонилась, чтобы поцеловать его на прощанье.
– Нет никакой коробочки.
– Есть. Там лежат щетки всех твоих девочек.
– Нет никаких девочек, – сообщил Дима мне прямо в губы.
– Мне все равно. Пока.
В ванной в отдельном стаканчике стояли две зубные щетки, обе розовые. Я не глядя взяла одну из них, наспех почистила зубы и умылась. В дверях столкнулась с мамой Димы, вежливо поздоровалась с ней и тут же попрощалась, чувствуя странную неловкость, хотя он даже как-то представил меня своей девушкой.
Извинившись и наскоро сунув ноги в босоножки, я сбежала. Со стороны это, должно быть, выглядело ужасно глупо.
Домой я приехала в семь тридцать. Своим ключом открыла входную дверь. Тишина в квартире царила полнейшая – никакой утренней суеты и запаха крепкого кофе, который папа обычно выпивал перед работой. Кажется, никого и дома уже не было. Только у двери в коридоре одиноко стоял мой школьный рюкзак. Мне хватило короткого взгляда, чтобы понять: кто-то собрал его, доверху набив всем, что лежало на моем письменном столе – последними несданными учебниками, исписанными ручками и тетрадями. Из бокового кармана торчал паспорт.
Я с полминуты стояла в темном коридоре, тупо уставившись на этот рюкзак. Потом закинула его на плечо и вышла, неплотно притворив за собой дверь.
Я её не заперла.
В школе все было как обычно. Шестнадцать лет мне исполнилось вчера, а сегодня все стало по-прежнему. Никто не заметил ни моей мятой одежды, ни удрученного вида. Школа бурлила обычной школьной жизнью – спешила, гудела, сплетничала, дралась и орала. Я воткнула в уши наушники и осторожно пробиралась к классу, здороваясь по дороге со всеми, кого видеть совсем не хотела: одноклассниками, учителями и мелочью из начальных классов, которая вечно принимала меня за училку.
У входа в класс стоял высокий мужчина. На фоне школьного коридора он выглядел странно. Странным было все: длинные белые волосы, неестественно светлые глаза и тонкие руки с длинными, по-птичьи скрюченными пальцами, торчащими из-под манжет льняного пиджака. Мужчина заметил меня издалека и довольно улыбнулся. Какое-то мгновение мы молча смотрели друг на друга, потом прозвенел звонок, и я поспешила в класс, прижимая паспорт к груди. В школу пригласили особую комиссию, и зарегистрироваться на экзамен было сложнее, чем на рейс самолета.
На следующий час с лишним я напрочь выпала из реальности, полностью погрузившись в задания. Очнулась только, когда объявили короткий перерыв. Я вышла в коридор и снова наткнулась на странного мужчину. Он стоял на том же месте и также странно и мечтательно улыбался.
Я молча прошмыгнула мимо него в женский туалет.
– Ты знаешь, кто это? – спросила я одноклассницу, когда мы вместе вышли.
Она уставилась прямо туда, где стоял незнакомец.
– Где? Ты что, Петренко не узнала? – она хлопнула меня по плечу. – Умойся, что ли. Протри глазки. Тебе ими еще час на буковки смотреть. У тебя, кстати, что в четвертом номере?
Я хотела показать ей мужчину, но на прежнем месте его уже не было. Его вообще нигде не было, хотя меня не покидало ощущение, будто он по-прежнему за нами наблюдает.
«Ну да, – сказала я себе. – Наблюдает, а сам превратился в невидимку. Или парит где-нибудь на крыльях ночи».
Прозвенел звонок, и вместе с другими я вернулась на экзамен. Но не просидела за партой и десяти минут: в класс вошел тот самый незнакомец. Просто открыл дверь и вальяжно переступил порог. Потом чуть склонил голову в сторону учительницы, приветствуя ее, точно аристократ из девятнадцатого века, и спросил:
– Могу я использовать ваше время?
Голос у него был приятный. О таких обычно пишут «бархатный» или даже «проникающий под кожу». Я не дыша уставилась на учительницу – хоть она-то его видит?
Она приветливо улыбнулась ему, как старому знакомому, и ответила:
– Разумеется. Класс в вашем распоряжении.
Вот так прямо посреди экзамена? Серьезно? Прав был Дима, в последний учебный день серьезных экзаменов не бывает.
Мужчина неспешно, чуть шаркая ногами в светлых туфлях, двинулся к доске. Взгляд его поочередно останавливался на лицах всех, кто был в классе. Свое я постаралась сделать максимально бесстрастным.
– Вы, может быть, спрашиваете себя, дорогие дети, – начал он также неторопливо, как шел, – зачем я здесь. Хотя какие дети? Иные из вас способны на такое, что взрослым не снилось, – он замер у доски.
С последней парты мне было отлично видно, как сильно он похож на рисованную картинку, стоя вот так на темно-зеленом фоне. С длинными белыми волосами, в светлом льняном костюме – вылитый Гендальф 1в юности. Мужчина взглянул на меня и снова улыбнулся своей мечтательной улыбкой.
– Я пришел, чтобы лично сообщить вам одну неприятную… да, очень неприятную новость, – он выдержал театральную паузу. – Сегодня утром были убиты госпожа Дымова с детьми. Зарезаны обычным кухонным ножом. Каждый получил удар в сердце. Произошло это примерно в начале девятого. В квартире девяносто один дома номер шесть на Марьинской улице.
Я почувствовала, как внутри замерзает айсберг размером с дом. Этот человек назвал мой адрес. Но моя фамилия – Царёва.
– Госпожа Дымова приехала в эту квартиру только вчера, – словно в ответ на мои мысли продолжал мужчина. – Она была родной сестрой владельца. Если бы не взяла фамилию мужа, то звалась бы сейчас Ульяной Царевой…
Его голос доносился до меня словно издалека. Ульяна мертва? Женщина, которую я видела всего пару раз в жизни, которая заставила меня уйти из дома, а сегодня утром наверняка собирала мой рюкзак.
Не может быть.
Воцарившаяся в классе тишина нависла липким облаком. Все обернулись ко мне.