– Лёш, всё в порядке? – послышался за дверью взволнованный голос мамы. – Ты что-то уронил?
– Да, – соврал он, поднимаясь и прижимая кулак к животу. – Стул. Всё хорошо, мам.
Снова подкатила тошнота. Он зажал рот, но не помогло, и сквозь пальцы, булькая, потекла вода.
– Я на работу, Лёш. Еда на столе. До вечера.
Лёша не ответил. Поперхнувшись, он ссутулился, упал на колени, и из него опять полилось. Так вот оно, что распирало и резало его изнутри. Может, замёрзла вода вместе с ним в том доме и драла нутро кусками льда. Бред, конечно. Съел что-то, отравился. Почему вода тогда? Почему?
Поломанный судорогами, он снова свалился, а болезненные приступы всё выталкивали из него новые и новые порции непонятно откуда столько в нём взявшейся жидкости. Ковёр под ним промок насквозь, да и на самом Лёше уже сухой нитки не осталось. Но он никак не мог всё это остановить. И самое страшное, он не понимал, что «это» такое с ним происходит.
Сколько так пролежал, разобрать даже примерно не смог. Время словно перестало существовать и растянулось и переродилось в материю из клокота, всхлипов и стонов снаружи, и прострелов и ломоты внутри.
Просто сесть и то получилось у Лёши попытки с седьмой. А уж на то, чтобы встать и, пошатываясь, цепляясь за стены и косяки дверей, добраться до душевой кабины, ушли и без того его последние силы. Но когда горячая вода полилась на него, стало легче. Правда, не сразу, нет. Прошло полчаса, прежде чем просто перестал дрожать и задышал без боли. И только когда вытерся полотенцем, заметил кровоподтёк на левом плече – наверное, ушиб, когда упал с окна. Или нет?
– А вдруг всё правда? – недоверчиво косясь на припухший сустав, обронил Лёша. – Чушь, конечно. Возможно, стоит маме рассказать, и она поможет. Или не стоит. А если испугается и в психушку сдаст? Кому тогда довериться? Кому…
Противоречивые сомнения ещё долго не давали покоя, и чуть отступили от Лёши, только когда он совсем согрелся. Есть не стал. Какой ещё завтрак, когда из него фонтан, как из пожарного шланга, только-только бить перестал. Поёжился, растянул рукава вязаного свитера и спрятал в них ладони. Он подумает и поймёт, что происходит. Воздух, ему нужен воздух. Вышел в прихожую, осторожно, чтобы лишний раз не бередить травмированную руку, накинул куртку. А вот ещё что странно, внутри так необъяснимо отпустило, словно оттаяло и вытекло. Смешно, глупо: что именно оттаяло? Улыбнулся сам себе уголками губ, потёр лоб, взъерошил и без того непослушные тёмно-русые волосы и вышел.
Но что же это? Перед ним снова проклятый лестничный марш! Неужели всё сначала? Отскочив, Лёша прижался спиной к двери собственной квартиры. Следом сердце заколотило, потом пальцы задёргало. Да нет же, нет. Здесь светло и чисто, ещё вон и изумрудный плющ по всему подоконнику на межэтажной площадке расползся.
– Псих, ты, Лёха – это всего лишь лестница, опомнись! – шёпотом выговорил он сам себе. А после, как и обычно, стал успокаивать самого себя же: – Это мой подъезд и дом. Это просто ступени. Все остальное – страхи. Просто глупые страхи.
Глава 3. Верить не хотел
Двери лифта лениво закрылись за спиной, и Лёша вырвался из приставучей полутьмы высотки на улицу. Прикрыв глаза и с наслаждением втянув осенний воздух, он всё смаковал теплоту, которая мгновенно проникла в него и согрела и снаружи, и изнутри. Как же хорошо. Почему ему вот так спокойно не может быть всегда. Почему он обычно встревожен и раздражён. Почему?
Отца звал сегодня во сне, о помощи просил: «Папа, помоги. Папа». Глупо как-то. Не нужен был папке никогда. Уйдя из семьи, тот забыл о сыне много лет назад. Ни разу не побеспокоился, что там с ним, как он, кто и зачем. Да и зачем?
Лёша растёр в жар ладони, отгоняя остатки тошного сна. Он тёплый, живой и настоящий, а остальное – обман разума. Всё наладится, он соберётся и больше не потеряется в кошмарах. Сегодня он главный, а пустым полуночным сновидениям его не растоптать.
Просияв беспечной улыбкой, он крутанулся на месте и внезапно налетел на соседа снизу – Андрея Анатольевича, местного дворника. Тот от столкновения с ним отлетел к металлической двери подъезда и, пождав губы и смешно раздув ноздри, запыхтел.
– Извините, – поспешил исправиться Лёша, но поймав на себе гневный взгляд Андрея, попятился. – Я вас просто не заметил.
– Извините? – возмутился Андрей, поправляя прежде ярко-зелёную жилетку.
Засаленная, местами прожжённая, с одной поломанной пуговицей у самого горла, но гордо развевающаяся на ветру, она представилась Лёше, повидавшем многое плащом героя неудачника. Как раз соответствовала Андрею, чего уж скрывать.
– Не заметил? – вспылил Андрей, и тут же пальцами нелепо раздвину сам себе веки. – А ты глаза свои разуй, вот так, попробуй! Уши заткнут наушниками, врубят на полную мощность бесовскую музыку и летят неизвестно куда, неизвестно зачем! Паршивцы!
– Не вам меня жизни учить, Андрей Анатольевич, – прыснул Лёша.
Он брезгливо покосился на кроссовки собеседника с дырявыми носами и оголодавшей подошвой.
– Неужели? – съязвил дворник.
– За последние пять лет я вас трезвым видел раза два, не больше, – насмешливо заметил Лёша. – В бомжа превратились и гордитесь этим. Смотреть противно!
– Чего? – нахмурился он. – Не понял.
– Вы всё услышали, Андрей, – метнул словечком Лёша.
– За собой следи, юнец, – колюче ответил дворник. – Жизнь – штука сложная. Сегодня на вершине – завтра на дне.
– Я на дно уж точно не опущусь, – смело дерзил парень. – Я себя уважаю и…
– И не зарекайся, Алёшенька, – перебил Андрей, лениво потягиваясь и почёсывая затылок. – Ох, не зарекайся. Запустенье рядом с каждым из нас. И с тобой тоже. Остерегайся собственных страхов. Остерегайся лестниц. И про подвал помни.
– Что? – уронил Лёша, а у самого мурашки по спине побежали.
– Подвал жизни ещё никто не отменял, – сумничал Андрей и, ощеряясь, многозначительно развёл руками. – Возьми на карандаш, и не зевай, когда окажешься один на один с дырявым домом.
Внезапно Андрей бросился к крыльцу. Мешковато ссутулившись, он поднял метлу и, пошатываясь, направился в сторону соседней многоэтажки. На прощание он бросил через плечо в сторону Лёши притворно сердитый прищур, но оступился на бордюре, чуть не свалившись на газон. Вовремя поймав равновесие, он отшатнулся и тут же выругался – голодная ещё минуту назад подошва его ботинка навеки покинула хозяина, пропав в мелкой луже позади него. Через секунду он совсем исчез из виду. А Лёша остался в одиночестве.
Этот самый Андрей Анатольевич жил этажом ниже Лёши всё время, что Лёша себя помнил. И, кажется, всегда выглядел одинаково: растрёпанные волосы, вечная небритость, затёртая до дыр одежда и обувь, потрепанная сумка через плечо. Он много курил и постоянно болтался по округе под приличным градусом. Иногда он спал на лавочке у подъезда, случалось и на автобусной остановке или прямо на тротуаре. Даже зимой. И ведь и квартира у него была, и работа, но что-то тянуло бедолагу в пьянство, нищету и запустение. И только всегда новые кожаные перчатки на руках: и зимой, и летом, всегда чёрные. Чем объяснялась эта идеальность среди остальной заброшенности, Лёша не понимал. Как не понимал и последней фразы Андрея. А ещё «Алёшенька».
Озноб пробежал по спине, и Лёша передёрнулся, вспомнив сегодняшний кошмар. Откуда всего лишь дворнику знать об «Алёшеньке» и его страхе перед ступенями?
– Ниоткуда! Полная чушь, – уверял он сам себя. – Просто фразами кидался. Нужно успокоиться и забыть о страхах и…
И тут перед Лёшей неожиданно предстала небольшая лестница, которая вела к остановке. Ступени её давно раскрошились от времени, непогоды и людских похождений. Но лестница эта не будоражила его болезненную панику, нет, скорее, он жалел её. Она была совсем не страшная, а печальная и забытая. Похожи они с Лёшей. Даже глупо, но так и есть. Он такой же вот покинутый и одинокий.
Отец ушёл из семьи, когда Лёше исполнилось семь. Исчез и забыл о сыне. А мальчишка ждал его: совместных прогулок, походов в кино и в парк аттракционов, искренних разговоров, да просто обычного звонка. Маленьким верил, что папа скоро придёт и заберёт с собой. Позже злился на него за равнодушие и ненавидел за безучастие к своей судьбе. Не понимал, почему с ним так, за что, чем заслужил нелюбовь.
Обиды не отпускали так долго, что в пятнадцать, слушая от одноклассников о доверительных отношениях с родителями, Лёша испытывал только одно – отвращение. Тогда же он до безумия жаждал встречи с нерадивым папашей, чтобы высказать всё, что разъедало его изнутри бессонными ночами, а после болело при свете однообразных дней. Но папа за двенадцать лет так ни разу и не появился в жизни взрослеющего сына. А Лёша за это время настолько растворился в неприятии отца, да и себя тоже, что совсем того не замечая, увяз в самосожжении. Ведь мыслями о собственной ненужности, безуспешности и ущербности парень доводил себя до отчаяния. Тогда же начались первые нервные срывы, страхи, мысли о нелепой, жуткой смерти.
С мамой тоже отношения тёплыми не сложились. Лёша не делился с ней переживаниями. Он ни разу так и не решился довериться ей. Просто, потому что не понимал, как именно мама могла разобраться, что в его мальчишечьей душе болело, если сама она внутри девочка? Никак. Вот и сегодня даже в комнату не вошла, хотя слышала ведь, что-то не так с сыном – может, помощь нужна, или он вообще умирает. Нет, «Пока», и все дела. Ну и ладно, ну и не надо, сам справится. Он соберется, сосредоточится, прямо сейчас поднимется вот по этой лестнице и сядет в маршрутку до института.
– Это только лестница, Лёх, – внушал он самому себе, нервно растирая ладони. – Очередная лестница твоей жизни.
– Лёш, подожди, – окликнул его со спины незнакомый и знакомый одновременно голос.
Тут Лёша остановился и потерянно обернулся. Дыхание перехватило, и он запаниковал. У подножия лестницы стояла девушка из его сегодняшнего кошмара – бледное лицо совсем без макияжа, светлые волосы каре, короткая куртка.
Сомнения вмиг победили здравый смысл, и Лёша завертелся в поисках прохожих – возможно, он по-прежнему спал. Только людей вокруг не было. Равновесие подвело, он пошатнулся, и часть ступеней осыпались. Дёрнувшись в сторону, он чуть съехал, но устоял. Крошево цемента поползло под ноги девушки, но она даже и с места не сдвинулась – стояла и смотрела в упор на Лёшу.
– Лёш, помоги, пожалуйста, – на одном дыхании выпалила она.
– Что? – нахмурился он. – Кому?
– Саше, – решительно заявила девушка.
– Я не знаю никакого Сашу…
– Ты его знаешь, – настояла девушка. Она перескочила две ступени и встала ещё ближе к Лёше. – Он почти месяц помогал тебе выходить из Запустенья.
– Откуда? – озадачился Лёша и попятился. – Что за…
– Из Запустенья, – перебила его девушка. – Ты как-то необъяснимо туда попадаешь. Возможно, из-за собственных страхов. Но выйти сам пока не можешь. Вот Саша тебе и помогал.
– Что происходит? Ты кто такая? – возмутился он. – Мы встречались?
Самообладание подвело Лёшу, и, хотя, он снова и снова озирался по сторонам в поисках горожан, оживлённее не становилось. Он растерялся и заметался в недоверии к реальности всего происходящего. Снова сон? Или нет? Да что тут вообще происходит? Ну не мог же целый микрорайон за пару минут взять и обезлюдить в час пик с утра.
– Я – Аня, – представилась девушка.
Не раздумывая, она выхватила из кармана куртки смартфон, где на заставке было фото молодого человека, очень похожего на неё, только старше, и предъявила Лёше:
– Это мой брат – Саша. Ты должен помочь, Лёша. Ты, как мы. Ты Дефект.
Нет, это было уже слишком даже для одержимого тревогами Лёши. Он уткнулся носом в ладони, потом потёр глаза и засопел. Похоже, он и в самом деле сходил с ума. Уже сошёл. Он видел то, чего быть не могло. Похоже, у него опять навязчивое состояние. Или снова нервный срыв. Такое уже бывало, и не раз. Дефект, что за бред. Нет у него никаких дефектов. Он нормальный!
– Тебе лечиться нужно, куколка, – скривился в язвительной улыбке парень. Вышло неправдоподобно – не умел он ехидничать.
Мало того, что он сегодня половину дня мучился от боли в левом плече, так тут не ко времени его назвали бракованным. Или ко времени, и он и в самом деле с изъяном – умом то похоже точно тронулся.
– А ещё лучше бросай курить всякую ерунду, – посоветовал он девчонке, отгоняя прочь мысли о собственном возможном психическом нездоровье. – Смотри, и с головой лучше станет.
– Меня Аня зовут, – спокойно отозвалась девушка. – И я не курю.
– Мне всё равно, – честно признался он, то и дело сжимая в кулак оцепеневшие пальцы повреждённой руки. – Оставь меня в покое, Аня, и иди куда шла.
– Саша помогал тебе, – глядя мимо него, надуто произнесла Аня. – Он считал, что ты Переход.
– Я никого о помощи не просил, Аня, – стараясь говорить дружелюбно, отозвался он.
Понятно же, что пора было менять подход к этой болтовне, возможно, более спокойный тон смягчил бы и собеседницу. И она просто отстала бы, поняв, что обозналась.
– И никогда в ней не нуждался, понимаешь, Аня.
Терпение заканчивалось. Лёша всё сильнее злился на эту самую Аню, что стояла почти напротив него, и на себя, за то, что слушал её и не уходил. Что его держало? Ничего. Тогда, что же он медлил?
– Ну и что ещё за переход? – пожал плечами он. – Что за ерунда? Я даже не знаю, что это. Понятно же, ты ошибочно приняла меня за другого.
– Вот и нет, я ни с кем тебя не перепутала, – возразила Аня, убирая сотовый в карман куртки. – Тебе как раз очень нужна поддержка, чтобы справиться со страхами. А с командой всегда легче через страхи проходить. Сам поймешь позже.
– Серьёзно? – насмешливо выдохнул Лёша. – Твоя помощь мне точно не потребуется.
– Пагубы убьют Сашу! – вдруг воскликнула Аня.
– Меня это не касается, – процедил он, окончательно потеряв терпение и надежду на то, что девушка опомнится и наконец отстанет от него. – Мне нет дела и ни до тебя, и ни до твоего брата. И ни до кого вообще, потому что…
– Касается, Лёша! Ты следующий после Саши будешь! – оборвала его Аня и, скаканув ещё на две ступени вверх, чуть ткнула кулаком ему в грудь.
– Ты сумасшедшая, да? – поднял он на смех Аню, отступая на шаг. – Опомнись! Нет никакого запустенья. Нет никаких пагуб. Нет никаких дефектов.
– Есть! – упорствовала она. – В твоей комнате на окне есть символ Порядка. Посмотри.
– Хватит. Я ухожу, – отрезал он. – На сегодня это уже слишком, ну, правда.
– Ты так не поступишь, – настояла Аня, мгновенно оказавшись перед ним. – Ты должен помочь.
Крошево ступеней, шурша, посыпалось вниз, но она этого, словно не замечала – не оступалась, не скользила, шагала твердо, смело и настойчиво. И взгляд такой же – упрямый и непокорный.
– Помоги, Лёш, прошу!
– Могу. И поступлю, – жёстко заявил он, стараясь смотреть на Аню равнодушно. – И я тебе ничего не должен.
– Значит, Саша ошибся! Никакой ты не Дефект! – враждебно высказалась Аня. – Ты просто трус, Алёшенька! И в следующий раз никто тебя от Пагубы не спасёт! Замёрзнешь, как сегодня, и уже не оттаешь! И так тебе и надо, храбрец недоделанный!
Слова Ани вдруг задели Лёшу так глубоко и больно, что злость, копившаяся весь этот разговор, уже вскипела в груди и всё рвалась наружу. Ему бы накричать на Аню, и на том их знакомство уж точно бы закончилось. Но воспоминания о собственном вое, который он затыкал кулаком в том подъезде из жуткого сна, копошась в прахе, остановили его. Это и есть помешательство на почве нервного срыва, и совсем не тихое. Лёша не такой, он адекватный.
– Уходи! – вздёрнув подбородок, заявил он и двинулся вверх.
– Ты ещё хуже, чем Пагубы! – разозлилась Аня. – Ты не Дефект, ты слабак! И без тебя справлюсь. Сама Сашу найду. Одна. А ты иди домой и спрячься в комнате ото всех, в угол забейся и скули! Так ты и поступаешь, когда накрывают страхи, верно? А они преследуют тебя чаще и чаще. Сопротивляться не пробовал, Алёшенька?