– Вопрос не ко мне, а к начальнику Генерального штаба, товарищ генерал-полковник. Уверенным тоном ответил комендант. – Объявлена внезапная штабная тренировка на нашем пункте, так что это обычные плановые меры.
– Ладно-ладно. Это была моя просьба. – Усмехнулся Иван Максимович.
– Товарищ генерал-полковник, начальник пункта ждет вашего вызова. Добавил комендант.
– Пусть он меня проводит к машине, – Иван Максимович медленно встал, – пора ехать, а ты, Александр Сергеевич, иди работать. – И пошел к двери, запамятовав, что она открывается командой с пульта. Идя в комнату планирования, Александр Сергеевич чувствовал, как список "чистильщиков" в нагрудном кармане голубой рубашки жжет кожу. Ими займусь завтра с утра, думал он, надо сегодня не позднее двадцати часов выезжать в Москву. У двери комнаты планирования прохаживался Герасимыч.
– Что у тебя, Герасимыч?
– Пришла вторая машина для вашего постоянного сопровождения. Волга с форсированным двигателем и трое ребят по полной боевой из комендантского батальона Главка. А то, что вашу персоналку и первую машину сопровождения заменили, вы в курсе? Вместе с водителями и охраной? Вы же уже второй день из этой комнаты не выходите и ничем не интересуетесь. – Знаю, звонили. Ты вот что, Герасимыч, возьми у коменданта специальные пропуска. Объявлена "Повышенная", охрана усилена, посты вокруг, дополнительное оцепление. Сегодня в Москву махнем. Домой поеду. Завтра с утра по Москве и области будем ездить. Наверное, весь день. Выезд – в двадцать часов.
– Пропуска в кармане. Машины заправлены. Водителей и охрану проинструктирую.
– Смотри, здорово не инструктируй. Это специальные люди, и правила у них свои. Еще обидятся.
– На обиженных воду возят. Они ведь не знают, когда выезжаем, куда везти и где вы живете. Разрешите идти. – Герасимыч был уверен в своей правоте.
3
В Москву выехали, как и планировали. Было еще светло. На широте Москвы летом в это время начнет темнеть минут через тридцать. Но вечерняя прохлада уже заявила о своих правах. И поднявшийся ветерок добавлял бодрости. Когда рассаживались по машинам, Герасимыч безоговорочно открыл правую заднюю дверь, дождался, пока Александр Сергеевич с недовольным видом усядется на заднем сидении, а сам с невозмутимым видом сел впереди. Новый водитель, сравнительно молодой парень, аккуратно одетый, своей молчаливостью и отсутствием подобострастия понравился Александру Сергеевичу. Уверенный взгляд, массивные плечи, легкие движения. Под пиджаком в наплечной кобуре угадывался тяжелый пистолет. – Парень-то не прост, – подумал Александр Сергеевич, – и машинка у него солидная, – наметанным взглядом он ощупал фигуру водителя, – очевидно, "Стечкин".
Резко ушла вперед головная машина, следом тронулись и они. Сзади, как привязанная, шла вторая машина сопровождения. На постах их не останавливали, видимо были предупреждены, лишь провожали внимательными взглядами. Вырвались на шоссе. Маленькая колонна ходко шла к Москве. Чувствовалось, что двигатели у всех трех "Волг" были форсированные. Чтобы разгрузить голову, Александр Сергеевич попытался думать о посторонних вещах. – Пусть о задаче сейчас Олег думает. У него с анализом данных лучше получается. – Александр Сергеевич искренне уважал Олега Глебовича за аккуратность не только во внешности, но и в работе, за скрупулезность, системное мышление, умение видеть главное и, конечно, за чутье, позволяющее безошибочно отбрасывать при анализе данных всякую шелуху еще на раннем этапе. – А Герасимыч хорош, тоже мне преторианец, видит во мне только объект опеки. Как он меня назад усадил! Ведь понял, что я рядом с водителем люблю ездить. Нет, на своем настоял! Причем без всяких словесных просьб. Железный Дровосек из сказки. Да, приказ Ивана Максимовича – для него закон. По справке, подсунутой Олегом, Герасимыч – старший прапорщик Котляров в отставке, служил в спецназе, побывал в большинстве мест, где только воевали. Уникальных физических способностей человек! И стреляет как снайпер, и водит любую технику, как на колесах, так и на гусеницах. Мастер ножевого боя. Хоть и возраст, и ранен был неоднократно, здоров как бык. Немецкий и английский знает, между прочим. Несмотря на это все, выбросили из армии за ненадобностью. О чем только кадровики думали? Страшные времена пережила армия. Ладно, буду думать о другом. Внук все же молодец! На мое предложение подумать о военно-юридической службе по окончании института, твердо заявил: – Решу сам! – не хочет, видите ли, чтобы дед протежировал. Несовременная точка зрения, но правильная. Мне же самому никто не протежировал. Командиры и начальники посылали учиться в академии и продвигали за хорошую службу. Не более того. Десантное училище, девятая рота, которая готовила офицеров для спецназа, и попал в которую из-за первого разряда по боксу и приличного знания французского. Спасибо средней школе с углубленным изучением иностранного языка. Кстати, французский сейчас может и пригодиться. Потом пришлось выучить английский, немецкий и пушту. Затем Командная академия имени Фрунзе, потом Академия Генерального штаба. Не считая средней школы, учился девять лет. Надо переключиться на что-нибудь отвлеченное. – Умел он управлять собой. Однако мысли текли все о том же: – Училище. Потом лейтенантские погоны, служба в различных бригадах спецназа. Служба в Афганистане советником командира полка, потом бригады, дивизии. "Цветная" революция в Таджикистане. Решением министра обороны откомандирован в одну из средне-азиатских республик. Служил там вначале заместителем, потом и первый заместителем министра обороны. Возвращение домой, начальник управления в Главке, потом заместитель начальника Главка, правда, один из нескольких заместителей. Чистых семь лет участия в боевых действиях. Боевые ордена. Да, пришлось… Вот и демобилизация. Думал, отдохну, наконец. Ан, нет! Привлекают и привлекают…
За этими мыслями Александр Сергеевич так и не заметил, как доехали. Охрана быстро, чтобы не задерживать, проверила подъезд, лифт, лестницу и лестничные площадки. Попрощавшись с водителями, он поднялся к себе домой, следуя буквально за широкой спиной Герасимыча. Опять подумал: – Вот же какой преторианец!
Простился с Герасимычем и охраной и зашел в квартиру. Так закончился этот непростой рабочий день. Нет, не рабочий, а очередной день его жизни.
4
На следующее утро, в восемь часов, когда Александр Сергеевич уже находился в прихожей и готов был выйти из квартиры, раздался звонок на мобильный. В трубке голос Герасимыча: – Здравия желаю, я на площадке.
Да, – подумал Александр Сергеевич, – поистине краткость – сестра таланта.
Вышел из квартиры, пожал руку Герасимовичу, который тут же безапелляционно заявил: – Вот Павел, – указал он на стоявшего в стороне рядом с другим охранником крупного мужчину в джинсовом костюме, – он остается здесь. Будет не в вашей квартире, а поблизости. Покажите его вашим родным и скажите им, чтобы дали ему номера своих телефонов и выполняли его рекомендации.
Александр Сергеевич вздохнул, повернулся и пошел обратно домой. Он, конечно, все понимал. Спустившись вслед за Герасимычем во двор дома, Александр Сергеевич сунул ему бумажку с первым адресом, – читай, мол, в начале едем туда, – и сел в машину. Без интереса наблюдая, как собравшиеся заранее водители, выслушав Герасимыча, бросились к своим машинам с заведенными двигателями, и охрана, сорвавшись со своих точек, мгновенно влетела в машины, Александр Сергеевич думал о первой, наверняка трудной встрече. Подъехав к Отделу внутренних дел района Арбат по адресу Кривоарбатский переулок, дом 14, Александр Сергеевич приказал: – Со мной ты, Герасимыч, и двое из охраны.
Представился дежурному по отделу, показав один из документов из того большого конверта: – Старший следователь военной прокуратуры Хабаров. Мне надо видеть начальника отдела.
Войдя в кабинет, опять представившись, пожал руку предупрежденному дежурным по телефону начальнику. Затем Александр Сергеевич, достал из папки другой документ из того же конверта и сухим голосом произнес: – Мы забираем у вас Устюгова. Он – военный, хоть и в прошлом, все же убийство, пусть и непредумышленное. И заведенное на него дело прошу передать мне.
Начальник, пожилой полковник полиции, позвонил куда-то, очевидно, в военную прокуратуру и сказал: – Ну наконец-то. Я боялся, что ненароком он порвет кого-нибудь из моих. На нем два убийства. Один в машине Скорой скончался, второй – в Склифе, третьего еле откачали. Мои сотрудники в камеру бояться к нему зайти. Я сам вас провожу.
Спустившись в подвальное помещение, где находились камеры предварительного заключения, и, подойдя к крайней двери, начальник сам открыл глазок и сказал: – Полюбуйтесь, вот так и ходит, как тигр, не спит, не ест вторые сутки. Нары сорвал. Сила чудовищная. Ждали, что решетку выломает, когда увидели в глазок, как он на ней подтягивается. Убил ведь голыми руками, вроде защищая молоденькую парочку от нацменов. Ходит, ходит, упадет плашмя на пол и отжимается, потом опять ходит. Часами на полу сидит, ноги под себя, глаза закрытые, вид отсутствующий. Медитирует, что ли.
Александр Сергеевич увидел в глазок поджарого невысокого человека чуть старше средних лет, мягкими шагами пересекающего небольшую комнатку. Повернувшись к Герасимычу и своей охране, следовавшим по пятам, сказал: – В машину! И внимание, особо опасный преступник.
Приняв у сопровождавшего их местного следователя пакет с уголовным делом, тут же расписавшись и пожав начальнику отдела и следователю руку, Александр Сергеевич пошел на выход. Сев в машину, он подождал, когда выведут Устюгова, крикнул: – Сюда ведите, в мою машину. – И, подождав, когда подведут, приказал: – Сажайте сюда, рядом со мной. И идите все погуляйте. Позову. И ты, Герасимыч, тоже иди, нечего здесь пыхтеть, недовольство показывать, закрой только нашу дверь.
Повернувшись, Александр Сергеевич пристально вгляделся в невозмутимое лицо сидящего рядом с ним человека, полистал книгу своей памяти: – Да, это он, Александр Устюгов.
– Ты помнишь меня, тезка?
– Я вас еще через глазок узнал, товарищ генерал-лейтенант. Или уже не товарищ, а гражданин? Там сколько трупов образовалось? Один? Два?
Александр Сергеевич искренне расхохотался. – Через глазок, говоришь? Вначале, тезка, я выскажу тебе свое недовольство. Как можно было так опрометчиво себя проявить! Это прокол. Какие-то нацмены, калечить их, убивать. Нездорово.
– Эта нерусская, извините, мразь мало того, что хозяйничает в моей стране, но и унижает наших людей. Мальчик решил в кафе девочку угостить мороженым во время первого свидания, а тут эти, трое.
Устюгов замолчал. Застыл, только желваки ходили под темной, дубленной ветрами всех континентов, коже. Потом продолжил: – А для чего я должен беречь себя и не прокалываться, а, Александр Сергеевич? Да, не думал я, что в военную прокуратуру поеду в сопровождении замначальника Главка генерал-лейтенанта Хабарова по прозвищу Кремень! И не догадывался, что меня так боятся.
– Ладно, тезка. Шутки в сторону. Я приехал к тебе, чтобы передать привет от Ивана Максимовича и его просьбу. Просьбу выслушать меня и согласиться помочь в важном деле. Важнее этого дела другого быть не может. Ты нужен, Саша, нужен, прежде всего, Ивану Максимовичу. И стране.
– Про страну я слышу не первый раз, – зло ответил Устюгов, – а вот Ивану Максимовичу… – Устюгов долго молчал, тоскливо глядя на спешащих куда-то людей, сидящих бабушек у подъезда дома напротив, бегущих мимо мальчишек, явно опоздавших в школу, и чувствовал, что он никому не нужен. Кроме…
– Согласен. Что надо делать? И что по поводу убийства?
– Про убийства забудь. А делать тебе вот что…
Глава 7
Предыстория. Начало
Время – предновейшее. Час "Х" минус год.
Место – город Химки. Московская область
1
Весна. Середина мая. По небу бежали облака, стараясь закрыть щедрое на тепло солнце. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев, пытаясь рассказать им свою историю, они же отвечали ему шелестом листьев. Ничто не предвещало обещанного метеослужбой дождя. Юрий Борисович Новиков, военный пенсионер в сорок восемь лет, невысокий, лысоватый, на вид полноватый светлый шатен, в джинсах и темно-синей тонкой куртке, сидел на скамейке центрального парка. Здесь в дальней аллее он по ежедневному обыкновению кормил голубей хлебом, принесенным с собой. Задумчиво кроша четвертинку батона, лениво думал: – Хоть о ком-то забочусь. Семьи нет, товарищи детства забылись, коллеги по службе растерялись по свету, друзей нет. Уже нет.
Защемило сердце. Вспомнился единственный в жизни близкий друг, Сережа Козлов, погибший в амазонской сельве, подстреленный с вертолета и упавший с плота в коричневую жижу полноводной чужой реки. Новиков, в это время раненый, в беспамятстве лежал на плоту, окруженный бойцами группы "Дельта", стремящейся вырваться из западни. Давно это было. Тропический дождь, сполохи стрелкового огня с левого берега и этот чертов вертолет. Как он в такой дождь смог прилететь? А группа задачу выполнила… И Новикова вытащила. После той командировки были еще. Но именно та врезалась в мозг и не давала покоя по ночам. В своих кошмарных снах он стрелял и стрелял, что-то кричал и выискивал воспаленными глазами очередную цель. Потом гранатометный выстрел с берега, удар и чернота. Вспомнил свою растерянность, когда узнал, что уволен из армии. Он же ничего больше другого, кроме как служить, в этой жизни не умеет! Странно теперь жил Новиков. Спал, ел, поддерживал физическую форму скорее по привычке, чем по необходимости, тщательно убирал квартиру, никуда не ездил, телевизор не смотрел, газеты не покупал, компьютера не имел, даже не имел сотового телефона за ненадобностью, ни с кем не встречался. Поздними вечерами часто сидел на диване, рассматривая многочисленные спортивные награды: медали, кубки, грамоты, развешанные на стене и расставленные на серванте. Мастер спорта по пулевой стрельбе из винтовки. Выполнил норму "мастера" давно, еще заканчивая школу. Последний раз выступал, будучи на последнем курсе Рязанского десантного училища, на первенстве то ли ВДВ, то ли Московского округа. Юрий Борисович не помнил. Все было, как сейчас казалось, в чужой далекой жизни. Потом участвовать в спортивных соревнованиях не позволяла офицерская служба. Иногда брал в руки книгу, в доме была прекрасная библиотека. Раньше чтение было его страстью, но сейчас читать у него не получалось. Подолгу сидел над раскрытой книгой, не понимая прочитанного. Закрывал книгу и шел в парк. Он все делал автоматически. Казалось, что внутри все покрылось коркой из обожженной глины. Из развлечений – только шахматы и голуби. Юрий Борисович тяжело поднялся, давали знать ранения и приобретенный в джунглях ревматизм. Каждое утро приходилось долго разминаться, складываясь, садясь на растяжку, раскачиваясь сидя на корточках, отжимаясь от пола, подтягиваясь на турнике в коридоре и на нем же качая пресс. Радовался, когда приходила легкость, и суставы начинали нормально работать. Но стоило только немного посидеть, и тело застывало, а в суставы словно сыпанули песка.
– Уже не живу, а просто бесполезно существую. – Подумал Новиков и пошел играть в шахматы с пенсионерами на площадке под навесом, у выхода из парка. – Этот шустрый дедок, надо же, выиграл у меня вчера две партии подряд, судя по виду и ухваткам, бывший военный. Надо у него взять реванш, если он сегодня придет.