– Было дело, – кивнул Виктор.
– Давно? – спросил Файст.
– В детстве, мне лет девять было, – ответил Виктор.
– Как обморозили? – кивнул ему Файст, – на морозе, в проруби?
– В воде, – посмотрел на него Виктор.
– И сколько пробыли в воде? – спросил Файст.
– Трудно сказать, – вздохнул Виктор, – около получаса.
– Зимой? – удивился Файст.
– Почти зимой, – ответил Виктор, – а разве это имеет значение?
– Имеет, – кивнул Файст, – дети в таком возрасте не могут прожить в ледяной воде и нескольких минут. Это чудо, что Вы обморозили только ноги.
– А… – подумал Виктор, – эта смерть, в ледяной воде, она…
– Вы хотите спросить о том, что человек переживает в такие минуты? – усмехнулся Файст.
– Да, – кивнул, опустив глаза Виктор.
– Не один, поди, тонули? Кто-то не смог спастись? – спросил Файст.
– Не смог, – вздохнул Виткор.
– И этот кто-то, был очень близок Вам, – вздохнул Файст.
Он посмотрел на стол, потом в окно, потом снова глянул на Виктора.
– Больно только в самом начале, – тихо ответил он Виктору, – потом становится всё безразлично, даже тепло. И человек начинает переживать галлюцинации. Такие, как будто бы он живёт свою жизнь, часто другую, иную, совсем не похожую на ту что была у него. Или даже, ему кажется что жизнь продолжается и никакой ледяной воды нет. И боли от холода не было и нет. Будто бы он дома, в тёплой постели. Или пьёт чай со своей семьёй. Или с кем-то мило беседует, например, о своих больных ногах, что-то вспоминая.
Виктор помолчал, глянул на Файста.
– Так может это я… умираю?
– Да ну бросьте, Виктор Иосифович, – улыбнулся Файст, – так долго никто не умирает. Только наш город! Но Вы ведь не за этим пришли, господин полковник?
– Да уж, не только за этим, – согласился Виктор и посмотрел на Файста, – скажите мне, любезный, как оказалось, что земская клиника, да ещё и детская, находится в этой… – он подумал.
– Лачуге? – усмехнулся Файст.
– Именно, в хибаре на базаре, – кивнул Виктор.
– А как? – печально улыбнулся Файст, посмотрев в сторону, – покойный Иван Лизогубов, предыдущий градоначальник, выделил нам под строительство новой больницы местечко в центре города, у городской думы, напротив полицейского участка. Мы тогда находились в военном лазарете. Уважаемый Кузьма Демьянович сжалился над больными детишками да приказал разместить нас в нескольких палатах, в своём госпитале. Ну, а сам добился в городской думе, чтобы город выкупил для нас землю возле Думской площади. Даже деньги вложил в это предприятие, сколько мог.
– А почему Вы тут, на Базарной, а не на Думской? – спросил Виктор.
– Ну бросьте, – рассмеялся Файст, – опекать строительство взялось наше дворянство, в лице купчихи Минаевой. И едва Лубенцов представился, а Кузьма Демьянович убыл в своё имение в Купянку, как оказалось, что землица принадлежит не городу, а Минаевой. И уже подарена, на законных основаниях, купчишке Зайцеву.
– И там сейчас красуется особняк купца Зайцева, – кивнул Виктор.
– Именно, стоимостью одна тысяча шестьсот рублей золотом, – улыбнулся Файст посмотрев на Виктора, – ровно те деньги, которые Кузьма Демьянович выделил из личных средств, на строительство детской земской клиники.
– А суд? – спросил Виктор.
– Наш-то суд? – усмехнулся Файст, – он примет то решение, которое нужно Минаевой. Это Чугуев, понимаете?
– Понимаю, – кивнул Виктор, – а что Калашников?
– О, господин полковник, – покачал головой Виктор, – он спрашивал о том же что и Вы, даже ставил задачу своим филёрам и исправникам, чтобы те нашли хоть какую-то бумагу подписанную покойным Лизогубовым, что та земля наша. Ну хоть не бумагу, а двух человек готовых свидетельствовать в суде в нашу пользу. Но, люди запуганы, документы вдруг сгорели, а одного Гречко было ой как мало для свидетельствования в суде…
– Когда? – не понял Виктор, – когда они успели сгореть?
– Вот вы слышали о том, что в городском архиве вдруг случился пожар? – посмотрел сквозь пенсне на Виктора Файст.
– Впервые слышу, – покрутил головой Викор.
– А он был, и госпожа Минаева его лично тушили, – кивнул Файст, – и спасли всё. Всё кроме документов, которые им невыгодны…
Глава 11
Солнце как раз взошло над заснеженными лугами, когда на опушке леса появился взвод солдат и два офицера. Среди солдат был один человек в штатском, в длинном пальто и меховой шапке, седой старик, как-то не вписывавшийся в общую толпу.
Солдаты постояли, посмотрели вокруг и зашли в лес.
– Всем собраться! – негромко крикнул полковник с чисто выбритым лицом.
Взвод построился. Человек в штатском и второй офицер, с погонами капитана, встали рядом с полковником.
– До Чугуева менее пяти вёрст, господа, – начал полковник, поправив портупею, – сейчас всем разбиться на небольшие группы и местом встречи назначаю съезжий двор около местного лазарета. Вы все местные. И все должны помнить, что в этом году его недавно начали называть «Кошкин Дом». И кто такая Маруся Кошка тоже все помнят.
В строю раздались редкие смешки.
– Отставит смеяться! – приказал полковник, – у вас у всех, в карманах предписания «явиться в гарнизон по назначению». Если встретите военные патрули, или разъезды, не вздумайте вступать в перепалки. И, упаси вас Боже, в перестрелки! Вы все сейчас служите здесь. Некоторые просто живут здесь. Точнее, не вы, а другие вы, из этого времени. Поэтому, солдатам держаться своих унтер-офицеров и чётко выполнять приказы! Я следую вместе с оберфюрером… – Штейфон помолчал, – в настоящий момент – капитаном Ленбергом и профессором Подольским. Встречаемся после захода солнца в «Кошкином Доме». У вас пятнадцать минут чтобы оправиться и покурить. По готовности, группы могут выдвигаться без предупреждения остальных. Хайль Гитлер! Разойдись!
– Хайль! – вскинули руки солдаты.
Профессор вздрогнул от выкрика.
– Не отходите от меня, профессор, – посмотрел на него Штейфон и дружески хлопнул старика по плечу…
Ближе к полудню, гусарский разъезд заметил бредущих вдоль берега реки Уды трёх военных с карабинами наперевес и погнал к ним коней.
– Стой! – окликнул унтер-офицер солдат и те остановились.
– Далеко путь держите, служивые? – оставил он коня.
Гусары окружили солдат, сдерживая коней.
– В гарнизон. У нас предписание из Харькова, явиться местному военному начальству, – протянул ефрейтор бумагу унтеру.
Унтер наклонился, взял бумагу, развернул её и бегло прочтя вернул ефрейтору.
– Удачи, – усмехнулся унтер, – за мной, гусары, – приказал он всадникам и те погнали коней дальше.
Солдаты, немного постояв, закурили и пошли следом.
– Господин унтер-офицер, – нагнал унтера один из гусар и тихо шепнул ему, – карабины-то немецкие? Сами понимаете, у нас секрет на секрете. Может следует доставить в штаб и там пусть разбираются?
– Вот чего тебе не сидится в седле? – выругался унтер и развернул коня обратно к солдатам.
– А ну-ка стой, хлопцы, – снова окружили гусары солдат и унтер вытащил саблю, – а чего это у вас оружие не уставное? Карабины сдать и следовать за нами, – приказал он солдатам.
– Господин унтер офицер, – растерялся ефрейтор, – да какие выдали, такие и носим! У нас даже бумаги на них имеются!
– А ну покаж эти бумаги? – кивнул недоверчиво унтер.
Ефрейтор полез в шинель за документами. В этот миг, воспользовавшись замешательством, один из солдат вскинул карабин.
– Господи, спас таки свою душу грешную! – выдохнул солдат и раздался выстрел.
Гусар, бывший ближе к унтеру, упал с коня, а солдат, вспыхнув ярким светом растворился в воздухе.
Кони испугались вспышки и понесли. Поднялся шум и крики.
– Это черти! Гони в полк, хлопцы! – закричал унтер-офицер и гусары помчали прочь, и без того несущихся галопом, перепугавшихся вспышки, коней…
– Кто стрелял! – закричал ефрейтор, но увидел, что рядом стоит лишь один из его бойцов, в недоумении глядя на то что осталось от второго. Там где стоял стрелявший, лежали только вещи и оружие.
– Куда он делся? – спросил ефрейтор.
– Он выстрелил и просто исчез, – ответил солдат.
– Я уже ничему не удивляюсь, – тихо сказал ефрейтор – забери оружие, а шмотки забросаем снегом. И пошли к Марусе на хату. Замерзаю уже! Только больше никого не убивать без приказа! Видишь, что с этим? – кивнул он на валявшиеся под ногами вещи.
– А с этим что делать? – указал солдат на убитого гусара.
Ефрейтор подошёл к убитому, перевернул его на спину и отступил.
– Погляди-ка сюда, – подозвал он солдата.
Солдат подошёл и замер.
– Он себя самого застрелил, – сказал ефрейтор.
– Зачем? – спросил солдат.
– Душу он свою спас, перед Господом, – ответил и перекрестился ефрейтор, – не хотел он душегубам служить, понимаешь?
– Может это? – кивнул в сторону солдат, – Россия большая! До переворота ещё далеко! Успеем где-то затеряться в Сибири?
– Надо понять где этот чёртов радиомаяк, а потом успевать, – проворчал в ответ ефрейтор…
Едва не снеся на своём пути зазевавшихся караульных, с криком – «Сторонись!», – разъезд влетел в ворота полковой части.
– Ваше высокоблагородие! – закричал ещё со двора унтер-офицер, едва соскочил с коня.
Он оставил коня перед входом, со всех ног бросившись в штаб.
Гусары остались на входе.
– Ваше высокоблагородие! – влетел унтер-офицер к командиру полка, – черти! Истинные черти!
Командир полка, полковник Максимовский, удивлённо глянул на унтер-офицера.
– Что с тобой, унтер? – кивнул он унтер-офицеру.
– Черти на Удах, солдатами переодетые! С ружьями! Стреляли по нам, вот святой истинный, ваше высокоблагородие! Нелюдь это! – перекрестился унтер, – полк подымать надо! Боевую тревогу трубить! Уйдут же демоны!
– Я тебе что, протоиерей, что ты тут мне о демонах расскзываешь? – ответил Максимовский.
– Убит наш гусар, Иван Ливенцов, чертями убит, – не унимался унтер, – ну хоть с разъездом поговорите, коли мне не верите!
Максимовский присел за стол и посмотрев в сторону, снова глянул на унтера.
– А вот с этого и надо было начинать, а не с чертей, – сказал Максимовский, – где убитый? – кивнул он унтер-офицеру.
– Там, на месте остался, – ответил унтер, – и конь его там же… забёг куда-то с перепугу.
– И оружие, – кивнул Максимовский.
– Так точно, ваше высокоблагородие, – ответил унтер, – не имели возможности забрать. Они огонь по нам открыли…
– Кто? Кто они? – пристально посмотрел Максимовский на унтер-офицера.
– Ведомо кто, черти переодетые солдатами, – стоял на своём унтер.
Макскимовский отвернулся и не-то прорычал, не-то проворчал в сторону, после чего глянул на унтера.
– Черти не стреляют, господин унтер-офицер, – сказал он, – чертям ружья ни к чему.
– Ну так это, – немного успокоил унтера взгляд Максимовского, – трое их было. Один прошептал что-то про душу в Бога и в Мать, и выстрелил в нашего Ливенцова. А сам тут же вспыхнул так ярко, как огонь, и пропал! Совсем пропал! Будто и не было его…
Максимовский помолчал глядя на унтера.
– К Марусе Кошке заглядывали перед разъездом? – проговорил мрачно он.
– Никак нет, ваше высокоблагородие! – козырнул унтер, – даже стопки не нюхали, святой истинный!
Максимовский передёрнул лицом, глянул в сторону и вздохнул. Потом, немного помолчал.
– Давай сюда остальных, – приказал он унтеру.
– Есть, ваше высокоблагородие, – снова козырнул унтер и бросился во двор за гусарами.
– Этого мне ещё не хватало, – встал Максимовский и подошёл к окну.
В штаб направлялись четверо гусар…
Молча выслушав их рапорта, Максимовский понял, что произошло действительно нечто такое, что серьёзно напугало гусар. Он бросил на них взгляд и выдавил из себя вопрос, больше похожий на ворчание.
– Ну и почему вы там бросили Ливенцова? – прорычал он.
– Они стрелять начали, ваше высокоблагородие! – ответил унтер.
– И сиять, синим пламенем! – наперебой начали перечислять гусары, – как ангела с неба спустились! Будто светопредставление! Аж ослепли мы! Да и кони перепугались!
– Да, кони, – кивнул унтер, – они и без нас дёрнули, что едва сдержали мы их. Понесло коней, ваше высокоблагородие!
– Чего кони перепугались? – кивнул Максимовский.
– Сияния, ваше высокоблагородие, – ответил унтер.
– А убийца, говоришь, в воздухе растворился? – с ухмылкой посмотрел Максимовский на унтера, но глянув на гусар, молча присел и помолчал.
– Ну… все сразу вы сойти с ума не могли, – подумал Максимовский и снова бросил взгляд на унтер-офицера, – берёшь двоих и отправляешься обратно на то место, где вы этих чертей в солдатских мундирах видели.
– Но… ваше высокоблагородие, там эскадрон нужон! – возразил унтер, – эти черти так нас всех перестреляют и снова исчезнут, и лови их как ветер в поле!
Максимовский строго глянул на него
– Прекратить пререкаться, – выдавил он из себя, – целым эскадроном я жертвовать не буду, пока всё не увижу сам. А тело охранять и ничего там не трогать до прибытия офицеров и священника. Вопросы есть?
– Никак нет, ваше высокоблагородие! – козырнул унтер, – разрешите сразу батюшку взять?
– Не трогать без дела батюшку. Выполнять приказ, – проворчал Максимовский и указал на одного из гусар.
– Это ты обратил внимание на то, что у них немецкие карабины?
– Так точно, ваше высокоблагородие! – ответил гусар.
– Вот теперь ты хватаешь коня и галопом мчишь в комендатуру, – приказал Максимовский гусару, – там сейчас полковник из Петербурга. Тащишь его правдами и неправдами туда, где всё это случилось. Он расследует какую-то похожую чертовщину в городе. Так и доложишь ему, что у нас в полку ещё один пропал. Немецкий шпион. Засиял и растворился. Только при этом ещё и убил одного из твоих товарищей…
Виктор только что проснулся и готовился к завтраку, когда вошёл дежурный офицер
– Господин полковник, – кивнул ему, заглянув в двери, офицер, – там гусар Вас спрашивает.
– Ну так давай сюда этого гусара? – ответил Виктор.
– Сию минуту, – закрыл дверь офицер.
Виктор выглянул в окно.
Прямо перед окном, топтался привязанный к столбу гусарский конь, громко фыркая и мотая головой.