***
В детстве Андрей собирал монеты. Старинные рубли и новые, с какими-то определёнными знаками, изображением городов, героев и т.п.
Однажды он, просматривая свою коллекцию монет, обнаружил, что что-то изменилось. У него было десять монет достоинством по 1 рублю и семь монет по 10 рублей, а теперь неожиданно оказалось, что монет по 1 рублю стало семь, а монет по 10 рублей – десять штук. Монеты были реальными на ощупь, и Андрею было интересно, кто бы мог так над ним подшутить. Мать? Но она не могла. Друзья? Но друзей с момента последней ревизии «богатства» тоже не было. Кто и зачем, вот вопрос. Мать полностью отрицала свою причастность к исчезновению монет одного достоинства и добавлению монет другого достоинства. Однако, ещё больше удивился Андрей, когда спустя два дня, порядок в коллекции снова изменился и стал как прежде. Это было очень непонятно, настолько, что врезалось в память практически на всю жизнь.
В конце концов Андрей придумал объяснение, что наша жизнь всего лишь один из вариантов, а параллельным мирам нет счёта и легко можно перейти из одного в другой, даже не заметив разницы. Только некоторые детали будут выпадать из списка…
***
Наконец дело дошло до первого посетителя, знавшего лично того человека, которым стал Андрей. Посетителя звали Сергей Анатольевич, он был начальником особого отдела Военно-Производственной Коммуны (ВоенПроизКом) имени товарища Преображенского.
Это произошло в один из обычных больничных дней, как раз после обеда. В палату вошёл доктор Аркадий Фёдорович и какой-то мужчина на вид 35 – 40 лет, физически крепкий, подтянутый, явно военный, хотя и был одет в гражданский костюм. Аркадий Фёдорович представил посетителя, как Сергея Анатольевича Устюгова.
Из обстоятельного рассказа этого самого Сергея Анатольевича, Андрей узнал о себе следующее. Его, оказывается, зовут Матвей Фадеевич Синцов, ему тридцать лет, родился и вырос он в Иркутске, где в 1929 году пришёл работать в органы НКВД, в Управление Революционной Безопасности или УРБ. Именно так, начиная с 1928 года, стало называться возрождённое и очищенное от врагов ОГПУ. Работал Андрей, а точнее Матвей Фадеевич, в УРБ оперуполномоченным в экономическом отделе, как раз вместе с Сергеем Анатольевичем. В 1934 году судьба развела их. Матвей Фадеевич был переведён в Москву, в Центральный аппарат, а Сергей Анатольевич перешёл работать в особый отдел УРБ, который курировал военно-производственные коммуны, и в итоге стал начальником ОО (особого отдела) ВоенПроизКома имени тов. Преображенского.
Матвея он из виду потерял, только слышал, что Синцов был уволен из НКВД и перешёл на работу то ли в Коминтерн, то ли ещё куда. Встретились они вновь месяц назад, когда Матвей приехал из Москвы с проверкой в тот самый ВоенПроизКом, где служил Устюгов. Синцов прибыл в Иркутск, как представитель наркомата обороны по линии боевой подготовки. Три недели они довольно часто общались в перерывах между занятиями, которые Матвей проводил с коммунарами. В одно из таких занятий и произошёл тот несчастный случай, когда при преодолении полосы препятствий Матвей, не удержавшись, упал с трёхметровой высоты, в результате чего и получил травму, потеряв память.
Выслушав всю информацию о себе, Андрей, не зная, что дальше с ней делать и как вести себя с этим старым знакомым, прикинулся сильно уставшим и попросил оставить его одного. Аркадий Фёдорович немедленно поддержал его, отправив товарища Устюгова восвояси, так как больному в данной ситуации был просто необходим покой.
Андрей, или теперь скорее Матвей, лежал на кровати и пытался представить себя этим самым инструктором наркомата обороны, который настолько хорошо знает боевую подготовку, что может даже обучать других. Всё было настолько странно и непонятно, что Андрею казалось, что этот самый Сергей Анатольевич просто ошибся, приняв его за другого человека. Это сколько же должен знать Матвей Фадеевич, который за свои тридцать лет уже поработал и в органах, и у военных. Всё это казалось чем-то нереальным, не связанным с ним, с Андреем, лежащим сейчас на кровати в чужом теле.
После той знаменательной беседы, интерес Аркадия Фёдоровича к Андрею, точнее Матвею, значительно возрос. По нескольку раз на дню доктор всматривался в его лицо, каждый раз уточняя, а не вспомнил ли чего из своей жизни Матвей Фадеевич. Андрей каждый раз лишь мотал в ответ головой и печально вздыхал.
***
Как это случилось, Андрей так и не понял, ни сразу, ни потом. Все попытки восстановить картину произошедшего успеха не имели. В один из дней он как обычно лежал на своей больничной койке, когда в голове что-то щёлкнуло, и перед глазами Андрея, на огромной скорости стали проноситься какие-то картинки, с какими-то людьми, сюжетами, сценами. Ничего из этой «пулемётной очереди» он не запомнил. Длилось это представление минут пять-шесть, после чего он провалился в уже знакомую, без сновидений чёрную бездну. А когда проснулся…
Проснулся Андрей или Матвей уже совершенно другим человеком. Точно так же, как свою собственную жизнь, теперь он знал и жизнь Матвея Синцова, и это знание не вызывало у него никакого отторжения, неприятия или конфликта. Просто память увеличилась ещё на одну личность, представляя собой, не связанный друг с другом симбиоз.
Как показали дальнейшие события, симбиоз двух совершенно разных личностей привёл к довольно интересным результатам. По сути, всегда действовала личность Матвея, но теперь она трансформировалась, приобретя новые качества и знания. По началу удивлённо, а затем с возрастающим интересом наблюдал Андрей, как, точно на автомате, включаются совершенно не свойственные ему, Андрею, модели поведения. Например, это проявилось с теми же медсёстрами. С детства непривычный к общению с противоположным полом Андрей вдруг становился просто каким-то ловеласом, раскидывающим комплименты направо и налево, заставляя сестричек хихикать и потакать его сиюминутным желаниям.
Постепенно Андрей привык к этим постоянным и очень действенным включениям другой личности, и всё само собой уравновесилось. Получалось так, что Андрей как будто уступал место навыкам и умениям другой личности, оставаясь при этом именно Андреем Кузнецовым. Его желаний или усилий на это не требовалось, всё происходило автоматически, без каких– либо манипуляций. Впоследствии это стало настолько удобно, что Андрей полностью уступал место Матвею, который функционировал в этой реальности как рыба в воде, причём сильная и уверенная в себе «рыба»…
***
В общем, Андрею ничего не оставалось, как полностью погрузиться в память Матвея Фадеевича.
Ревизор
Матвей Фадеевич Синцов родился в Иркутске в 1907 году, и как он сам писал во всех анкетах, являлся потомственным пролетарием, что было большой редкостью. В те годы промышленности в городе практически не существовало, не считая небольших кирпичных, кожевенных, винокуренных и лесопильных производств. На одном из таких кирпичных заводиков и трудился его отец. Мать нигде не работала, занималась домашним хозяйством и воспитанием пятерых детей.
Жили, как водится, бедно. Двое братьев померли, не дожив и до трёх лет. Старшего, Гришу, повесили по приказу военно-полевого суда ещё в далёком 1906 году, во время первой Русской Революции. Отец и мать тоже не дожили до Советской власти и тихо умерли в нищете и беспросветности. Одна сестрёнка Галя дожила до Октябрьской революции, но погибла уже в 1919 году, когда в Иркутске свирепствовали колчаковцы.
Так уж сложилось, что из всей семьи остался только самый младший Матвей, который принял новую народную власть всей своей широкой мальчишеской душой. Трудные годы детства, боевая юность закалили характер Матвея, сделав из него настоящего бойца, верного идеям большевиков. Уже двенадцатилетним пацанёнком участвовал Матвей в революционной борьбе, исполняя роль связного подпольщиков при власти Колчака.
Затем уже в середине двадцатых годов, едва отметив своё совершеннолетие, записался в ЧОН. Два года боец Частей Особого Назначения Синцов провёл в седле, рубал шашкой, настигал пулей врагов Советской власти, выкуривал из лесов остатки белогвардейских банд. Участвовал в ликвидации разношёрстного вооруженного сброда, что терроризировал всю округу, мешая строить новую жизнь.
В 1929 году по комсомольской путёвке Матвей был направлен на работу в НКВД Сибирского края, став сначала помощником уполномоченного, а затем и оперуполномоченным экономического отдела Управления Революционной Безопасности с постоянной дислокацией в Иркутске. В те годы, после Четвёртой Пролетарской Революции, дискредитировавшие себя органы ОГПУ, были расформированы, а им на замену создано ГУРБ – Главное Управление Революционной Безопасности, которое возглавил видный чекист и соратник товарища Троцкого Блюнкин Яков Григорьевич.
Тогда, в результате тщательных и глобальных чисток чекистского аппарата, особенно остро встал вопрос кадрового голода, и Партия с Комсомолом не остались в стороне, направив в органы молодое пополнение, в которое и попал Матвей.
Работа в УРБ полностью захватила молодого и отважного ЧОНовца. Вновь Матвей находился на переднем крае, но теперь Советская власть доверила ему свою защиту не от явных врагов, а от маскирующихся оборотней, которые только и ждали момента, чтобы всадить своё ядовитое жало в ещё неокрепшее тело Революции.
Обладающий природной смекалкой и крепкой пролетарской хваткой, он как никто другой знал потаённые струны чужой души, умел разговорить любого человека, склонить к чистосердечному раскаянию даже матёрого врага. Эти незаменимые качества, плюс отвага и решительность сделали из товарища Синцова отличного работника ревбезопасности, настоящего профессионала в агентурно-оперативной работе.
К 1934 году на счету оперуполномоченного экономического отдела УРБ было свыше десяти разоблачённых вредительских групп, которые по заданиям иностранных разведок и белогвардейских заграничных центров устраивали диверсии на предприятиях Восточно-Сибирского края. Были выявлены и разоблачены порядка 40 сталинистов, окопавшихся на фабриках и заводах края и притворявшихся честными работниками.
Так что когда в конце 1934 года Матвей Фадеевич Синцов был отозван в распоряжение центрального аппарата ГУРБ НКВД СССР, то он воспринял этот приказ как должное и был готов продолжить борьбу с врагами народа уже в столице Мировой Революции или в любом другом месте, если прикажет Партия. Может даже отправят работать по линии Коминтерна, думалось Матвею, но, как обычно бывает, всё произошло совершенно не так, как мечталось.
По приезду в Москву Матвей был вызван на беседу к товарищу Ежову, председателю Комиссии Партийного Контроля (КПК) при ЦК ВКП(б).
***
Войдя в кабинет председателя КПК, Матвей увидел сидящего за столом человека с широким открытым лбом, густой шевелюрой, зачёсанной назад и пронзительными глазами, которые как рентгеном просветили всю его внутреннюю суть. Так, по крайней мере, показалось Матвею, впервые увидевшему товарища Ежова.
Увидев вошедшего, Ежов встал и направился прямиком к Матвею, застывшему у входной двери. Подошёл, сжал в приветствии обе руки.
– Ну, здравствуй, товарищ Синцов, давно тебя поджидаю, как добрался, как здоровье?
– Здравия желаю, товарищ Ежов, добрался хорошо, здоровье отменное, готов к любому заданию Партии, – отрапортовал Матвей, удивившись, что при таком маленьком росте Ежов обладает чрезвычайно сильными руками.
– Проходи, Матвей Фадеевич, закуривай, да расскажи, как наши доблестные органы борются с контрреволюцией в Восточно-Сибирском крае. Крепко врагов громите?
– Крепко, товарищ Ежов, осознаём всю чрезвычайную ответственность перед Партией и Мировой Революцией.
– Знаю-знаю, наводил справки о тебе Синцов, потому и вызвал к себе. Хочу предложить тебе новую, очень важную и крайне необходимую работу. Ты, давай не стесняйся, закуривай, устраивайся поудобнее, разговор у нас с тобой будет долгим.
– Так точно, товарищ Ежов, готов на любое задание.
– Ну, вот что, хватит тут козырять, давай спокойно, по– домашнему поговорим. Меня называй по имени отчеству – Николай Иванович, договорились?
– Так точно, ну то есть, конечно, Николай Иванович.
– Ну и отлично, скажи мне Матвей Фадеевич, что ты знаешь о Комиссии Партийного Контроля.
– Ну, Комиссия Партийного Контроля следит за тем, как выполняются директивы Партии, как соблюдается Устав Партии, организует чистки в Партии, разбирает персональные дела «перерожденцев», морально разложившихся коммунистов.
– Да, правильно и ещё многим другим, но сейчас не об этом. Одна из основных задач КПК это борьба с бюрократией, с недопущением очередного термидора, понимаешь. Революция двадцать седьмого года произошла потому, что партийный и государственный аппарат к тому времени, развращённый политикой эпигонов Сталина, превратился в махровую советскую бюрократию. Превратился в махровую контрреволюцию и чуть не погубил всё то, ради чего умирали наши товарищи.
– Понимаю, Николай Иванович.
– Если бы не решительность товарища Троцкого и его соратников, то ещё год-два и Революции бы пришёл конец, понимаешь? Всё бы уже закончилось, ничего бы уже не было, все завоевания Октября, все устремления к Мировой Революции и коммунизму сошли бы на нет. СССР представляло бы из себя не временное государство, с опять же временной диктатурой пролетариата, не оплот мирового рабочего движения, а обычное государство, то есть аппарат подавления и угнетения.
– Понимаю.
– Так вот, любой Революции всегда угрожают враги. Есть враги внешние – это империалисты других стран, есть враги внутренние – это старые хозяева, помещики, капиталисты, их слуги и пособники. Есть националисты всех мастей, кулаки, прочие силы реакции. Есть, в конце концов, сталинисты не разделяющие идеи Перманентной Революции. Врагов множество и, если Революция не хочет погибнуть, она должна защитить себя. От одних врагов защищает наша народная армия, от других НКВД. Но есть ещё самый страшный и коварный враг.
– Кто?
– А ты ещё не понял? Это бюрократия! Это самая опасная контрреволюция, потому что бюрократ – это тот же партийный работник, тот же государственный деятель, ратующий за Мировую Революцию, говорящий правильные слова, а на деле… В своей чёрной душе он уже давно переродился из некогда пламенного революционера в старорежимного барина и кровопийцу. Получив власть, он не использует её во благо Революции. Он желает жить в роскоши, окружая себя прислужниками и подхалимами, которые кормятся с его барского стола. Им нет дела ни до Революции, ни до простого народа, который всё ещё не доедает, но на котором всё держится. И больше всего такой барчук боится потерять эту власть. Ведь, потеряв власть, он лишается и тех привилегий, к которым привык, и той роскоши, и того почитания.
– И этот новый барин начинает окружать себя всё новыми бюрократами, которые словно сторожевые псы охраняют его власть, не считаясь при этом ни с чем, попирая все наши революционные идеалы. Ты, как работник органов, наверняка знаешь, как у нас порой попирается принцип выборности, когда выборы того или иного начальника становятся пустой формальностью, когда все голосующие заранее знают, за кого нужно голосовать. Когда голосование «против», может отразиться на их дальнейшей карьере, когда многие просто боятся сказать «нет» начальству.