– Бюрократия как может защищает себя и свою власть, ради этой власти она готова на всё, даже на самое гнусное преступление. Связанные круговой порукой, бюрократы пойдут на любой подлог, на любую подлость. И одно дело, когда таким барчуком становится какой-нибудь зарвавшийся небольшой начальничек, которого рано или поздно прижмут за одно место, либо Партия, либо органы. Другое дело, если таким барином стал первый секретарь обкома или крайкома.
– Да разве такое возможно?!
– К сожалению, всё возможно. Если барином станет первый секретарь, то такой удельный князь будет обладать своей армией, своим НКВД. Бюрократию такого масштаба свалить не просто. Круговая порука такого уровня способна на многое. Вот этим тебе и придётся заниматься на новом месте…
***
Так Матвей Фадеевич Синцов стал тайным ревизором особо секретного спецотдела КПК при ЦК ВКП(б). Как объяснил ему Ежов, данный отдел был создан по личному указанию товарища Троцкого и представлял собой закрытую немногочисленную структуру, о целях и задачах которой знали лишь члены Политбюро.
Ревизоры отдела работали по двум направлениям. Первое направление включало в себя периодические плановые агентурно-разведывательные мероприятия в отношении высшего партийного руководства республик, краёв, областей. Второе направление включало те же мероприятия, но уже по поручению Политбюро, что определялось, как правило, поступавшими в ЦК жалобами трудящихся на того или иного высшего партийного руководителя.
***
19 апреля 1937 года в кабинет товарища Ежова вошёл ревизор спецотдела КПК при ЦК ВКП(б) Синцов Матвей Фадеевич.
– А, это уже ты. Ну, давай заходи, кури на вот мои, в ЦК угостили, американские, умеют сволочи папиросы делать.
Ежов был настроен благодушно, что тут же отметил про себя Синцов.
– Я, как только получил вызов, сразу к Вам прибыл.
– Молодец, шустрый ты, Синцов, все бы такие были, коммунизм бы давно построили, – пошутил Ежов.
– Был вчера на приёме у Самого! Что сказать, товарищ Троцкий очень доволен работой нашего спецотдела, так и сказал: «Лучших спецов ты у себя собрал, товарищ Ежов».
– Да так и есть, Николай Иванович.
– Знаю-знаю, что так и есть, ну и, конечно, не слова красивые сказать вызывал, а по делу.
– Да уж, догадался я.
– Хорошо, что догадался, а что исполнителем ты будешь, тоже надеюсь ясно.
– Конечно, Николай Иванович, готов к любому заданию.
– А задание на сей раз будет очень ответственным. Нас интересует первый секретарь Восточно-Сибирского крайкома товарищ Горовой Борис Алексеевич. Знаешь такого?
– Слышал, конечно, всё же в родном моём городе командует.
– Вот именно, что в родном, потому тебя и хочу послать.
– Понятно, готов, хоть завтра.
– Не всё так просто, видишь ли. Этот Горовой, если ты помнишь, старый, проверенный ленинец-троцкист, лично знавший и товарища Ленина, и товарища Троцкого. Мало того, в двадцать шестом спас самого Льва Давидовича от смерти, когда сталинисты хотели обезглавить левую оппозицию. Так что у товарища Троцкого к нему весьма тёплые чувства, и обычных сведений ему маловато будет. Каким-то образом до вождя дошла информация, что этот Горовой перерожденец, что свил там, на вашей иркутской земле, гнездо вражеское, что всё руководство местное там повязано.
– Понятно.
– Понятно– то, понятно, но товарищ Троцкий в это сильно не хочет верить, понимаешь? Так что, если эта информация подтвердится, то какова будет его реакция на наш доклад, мне неизвестно. Хорошо, если окажется, что всё это клевета, а если нет? Поэтому, доказательная база нужна более вещественная, что ли. Лучше привести человека из его окружения, который может всё рассказать самому товарищу Троцкому, но это должен быть настоящий человек. Что ещё? Возможно какие-то фотографии, может записи разговоров. Нужно как-то проникнуть в это логово, а это сделать ой как не просто.
Ежов вышел из-за стола, подошёл к сейфу, из которого достал три объёмных папки.
– Здесь фотографии товарища Горового и его окружения. Оказалось, что он не чужд людским слабостям и очень любит фотографироваться. Вот мы и добыли его фотографии, здесь очень много всего, всё его окружение, все его близкие и родные.
– Так ведь приказ только вчера получили? А откуда уже фотографии?
– Ну, если правду говорить, то вопрос по Горовому товарищ Троцкий поднимал ещё до последнего пленума. Просил собрать там общую информацию, но без конкретики. Вот мы и постарались. У Горового свой постоянный фотограф есть, который его везде сопровождает, так мы этого фотографа под видом воров прошерстили и нашли в квартире тайник. Он, шельмец, оказывается, негативы плёнок зачем-то в тайник прятал, а не уничтожал, как положено по инструкции. Вот нам его хитрожопость и сыграла на руку.
– А кто работал?
– Не наши, это по агентурным связям.
– А что этот человек не может просветить то, что нас интересует?
– Нет, конечно, он далёк от власти, но контакт я тебе дам, можешь его использовать. Теперь по фотографиям. Просмотри всё и составь список тех, кого, возможно, знаешь. Даю тебе целых два дня, потом со списком и фотографиями ко мне. Да, там, на фотографиях есть люди, помеченные крестиком. Это значит, что их либо нет в живых, либо арестованы, как враги народа. Всё, иди, работай, жду в среду…
***
Работа с фотографиями принесла свои плоды. На них Матвей признал несколько человек, но часть была уже помечена крестиками, а из находящихся в строю, интересен оказался только один человек, на которого и решили делать ставку. Судя по многочисленным снимкам, этот старый знакомый был весьма близок с Горовым: вот они на охоте, а вот на рыбалке, а вот за столом, ещё за столом, вот на стрельбище, и ещё, и ещё. Этим человеком был бывший сослуживец по НКВД Устюгов Сергей. С ним Матвея связывали дружеские отношения, по крайней мере, так было до тридцать четвёртого года, пока Синцова не отозвали в Москву. Тут же навели справки и выяснили, что Устюгов по– прежнему в штате УРБ НКВД Восточно-Сибирского края и возглавляет особый отдел ВоенПроизКома имени тов. Преображенского.
Военно-Производственная Коммуна имени товарища Преображенского была сформирована на основе заводов тяжёлого машиностроения имени тов. Смилги, авиационного – имени тов. Троцкого и десятка полтора других, более мелких промышленных предприятий. В коммуне состояло около пяти тысяч работников заводов и фабрик, как правило, молодых мужчин и женщин, до тридцати лет. Как и в любой другой коммуне, коммунары вместе жили, работали и усиленно готовились к будущим войнам, уделяя большое внимание боевой и стрелковой подготовке. По сути, коммуна представляла собой, практически, полноценную дивизию, по типу территориально-милиционной армии.
На этом и решили строить легенду. Матвей, по документам инструктор наркомата обороны, должен был прибыть в коммуну с инспекторской проверкой. Помимо инспектирования он готовился проводить обучение коммунаров тактике ведения боя, стрелковому делу и приёмам самбо. Такая практическая командировка должна была быть длительной, что давало возможность Синцову находиться в коммуне два-три месяца, не вызывая никаких подозрений. За этот время он должен был определить, кто такой первый секретарь – перерожденец или верный делу Мировой Революции ленинец-троцкист.
А для этого было необходимо войти в ближний круг товарища Горового. Вот здесь и должен был помочь старый знакомец Матвея – Сергей Устюгов. Причём, должен был помочь либо добровольно, по собственному желанию, либо планировалась использовать его втёмную. Всё зависело от того, насколько он замаран сам и как воспримет возможную вербовку. В идеале было бы сделать из него агента, действующего не за страх, а за совесть и, при необходимости, использовать его потом как источник информации для непосредственного допроса товарищем Троцким. Всё в данной ситуации зависело от Матвея.
Учитывая особую важность задания, легендирование проводилось на самом высшем уровне. Матвей Синцов был включён в штат наркомата обороны. В начале мая нарком обороны товарищ Тухачевский издал соответствующий приказ, согласно которому десятки настоящих инструкторов поехали в различные коммуны по всему Советскому Союзу проводить инспектирование и оказывать практическую помощь. Так что командировка Синцова была обоснована и выдержала бы любую проверку со стороны.
***
17 мая 1937 года город Иркутск встречал Матвея Фадеевича. Встречал приветливо: ласковое весеннее солнце согревало уже скинувших с себя тёплую одежду прохожих, от чего их лица были приветливы и благодушны. Матвей в военной форме инструктора брёл по родному городу, в котором не был без малого три года, осматривая вроде не изменившиеся, но какие-то другие здания центральных улиц. Прогулявшись по центру, надышавшись, как следует родным иркутским воздухом, Матвей направился в коммуну. ВоенПроизКом имени тов. Преображенского располагался по улице 1-й Советской, на территории бывшего царского военного училища и соседствовал с 4-ой Иркутской военной авиационной школой авиамехаников.
Прибыв в коммуну, Синцов, миновав проходную, направился искать председателя Илларионова, которого обнаружил там же, рядом с проходной. Василий Николаевич оказался невысоким, чуть полноватым мужчиной, на вид лет сорока-сорока пяти. Как принято, был одет в полувоенную форму, без каких-либо знаков различия, на ногах сверкали начищенные сапоги.
Доложившись по всей форме и, предъявив командировочные документы, Матвей рассказал вкратце о своих планах и, по предложению председателя, отправился вместе с ним осматривать коммуну.
ВоенПроизКом имени тов. Преображенского была одна из самых больших и передовых коммун в Восточно-Сибирском крае. Располагалась коммуна на закрытой огороженной территории. Доступ посторонних на территорию был несколько ограничен. Как пояснил председатель, происходил строго по записи – на проходной дежурный фиксировал посетителей в специальный журнал. Сами коммунары входили и выходили беспрепятственно, предъявляя специальные пропуска.
Проживали коммунары в общежитиях казарменного типа, по десять человек в кубрике. Таких кубриков в одном здании общежития насчитывалось пятнадцать. По пять на первом, втором и третьем этажах. На каждом этаже присутствовали туалет, душ и небольшая общая кухня. Проживали в общежитиях по принципу работы на одном предприятии.
На территории ВоенПроизКома находился свой детский дом, где жили дети, рождённые в коммуне. Клуб, магазин, парикмахерская, две общих столовых, стадион, спортивные залы, свой автопарк, общежитие для молодых семей и другие объекты обеспечивали автономную жизнь коммунаров. Обслуживающий персонал жил также в основном на территории ВоенПроизКома.
– Вот, – рассказывал председатель, – Здесь мы и живём. На работу коммунаров развозит наш же автопарк. Питаются в столовых, кому не хватило, могут взять в нашем же магазине. Здесь же у нас стираются, стригутся, моются. Всё есть, и танцы бывают, и кино крутим, и кружки разные есть. Само собой спортивная и боевая подготовка, это у нас хорошо поставлено. Оружейная своя, тир, полоса препятствий, сам всё увидишь.
– Понятно, а подскажи Василий Николаевич, в магазине-то всё купить можно или только обязательный минимум? – задал вопрос с намёком Матвей.
– В коммуне, как ты понимаешь, полностью отсутствует денежный оборот. В магазине тоже всё по спецталонам, а так всё, что надо для жизни, всё есть, – не заметил намёка Илларионов, – Тебе, как временному члену коммуны, тоже выдадим талоны.
– А как у вас тут поставлено с порядком? Бузотёры есть, кражи случаются?
– Нет, у нас тут тихо в этом плане. Выпивать народ, конечно, выпивает, кто же запретит. Но всё в меру стараются. А если кто и переберёт, бывали такие случаи, то его на следующий день так пропесочат в стенгазете коммунарской, что одним махом всё желание выпить отшибает. А за порядком у нас следят: патруль свой есть, коммунары по очереди дежурят. Опять же особый отдел здесь есть, они шпионов и врагов отлавливают. Да и вообще, народ у нас по большей части ответственный, комсомольцы как-никак, понимание имеют.
Матвей с председателем подошли к плацу, здесь же находилось трёхэтажное кирпичное здание с вывеской «Штаб». Рядом стояли отлитые из бронзы фигуры – символы Мировой Революции – Ленин и Троцкий. Владимир Ильич стоял, широко расставив ноги, вытянув правую руку вперёд. Лев Давидович, закинув руки за спину, задумчиво смотрел вперёд, куда в светлое будущее указывал Ленин.
– Здесь у нас штаб коммуны, пойдём, оформим тебя, а там уже отведу в общежитие, отдыхать. А завтра уже с утра и приступишь.
– Хорошо, договорились, а куда на постой определишь?
– В общежитие для молодых семей, там как раз свободных комнат достаточно.
– Это что же, молодые семьи в коммуне отсутствуют?
– Да нет, конечно, присутствуют, но понимаешь какая штука. Вот женятся вроде, мы им комнату выделяем, так они поживут недели три-четыре, натешатся, как говорится, отыграют свой медовый месяц и всё, назад в казарму просятся, там ведь настоящие друзья – товарищи.
– А как же супружеский долг? Детей же, как я понял, рожают.
– Рожают, а как же, но это дело-то нехитрое, пришли вон в общежитие на час-два, сделали дело и в казарму, к своим.
– А как же дети, воспитание?
– А детей коммуна воспитывает, новых людей делаем, бойцов Мировой Революции. Так что можно сказать, что староукладная жизнь в коммуне отсутствует полностью. Не о своём думаем, о мировом. В коммунизм ведь идём, а там семьи не будет, там будет полностью свободная личность, не отягощённая разными бытовыми оковами.
– Да, интересно у вас, можно сказать уже в будущем живёте.
– Не без этого… Вот здесь у нас распределительный отдел, бухгалтерия, секретариат, здесь особый отдела размещается, – показывал на двери председатель.
В этот момент дверь особого отдела открылась, и из неё вышел мужчина в форме работника УРБ НКВД. Присмотревшись, Матвей понял, что это Устюгов.
– Серёжа?! Ты?! Откуда здесь?! – изображая радостное удивление, воскликнул Синцов.
– Матвей?! Не может быть! – обрадованно закричал Устюгов и ринулся в объятья Синцова.
Вволю наобнимавшись и нахлопавшись друг друга по спине, старые друзья утихомирились, и Устюгов пояснил недоумевающему председателю:
– Друг это мой, Матвей, вместе в НКВД служили, до тридцать четвёртого года. Где же тебя носило-то? – уже обращаясь к Синцову, вопрошал Сергей Устюгов.
– Приехал вот сюда с проверкой и практической помощью. Я же теперь в наркомате обороны работаю, инструктором боевой подготовки. А, ты, что же получается, здесь теперь служишь?
– Здесь, здесь в особом отделе. Николаич, ты друга моего, куда поселить решил? – обращаясь к председателю, спросил Устюгов.
– Так куда, известно куда, в общежитие для молодых.
– Ты давай на третий этаж, в угловую комнату, подальше от туалета. Там как раз тишина и покой, охов-вздохов не слышно, – как лось заржал Устюгов на пару с председателем.
– Ну вот и договорились, а вечером я к тебе, Матвей, зайду, посидим, покалякаем. А сейчас, извини, брат, дела, – и, помахав рукой, Сергей удалился.
– А ты что же, Матвей Фадеевич, выходит, отсюда сам, с Иркутска? – спросил председатель, – Что же сразу не сказал? А семья здесь?
– Семьи нет, все при Николашке померли, одна сестрёнка Революцию увидела, да и та при Колчаке сгинула, погибла, стало быть.
– Да-а-а, ну извини, не знал.
– А не сказал, не знаю, повода не было, да и какая разница, сейчас-то ведь в Москве работаю. Иркутска, почитай, три года не видел, забыл уже всё, – отшутился Матвей.