Что-то плоховато мне. Сложно после больницы такие километры отмахивать. Привал. Костерок бездымный, чай вскипятить в консервной банке, сухарик погрызть. И думать, думать!
Как доберусь до Москвы, сначала домой. Ключи запасные от квартиры всегда соседям оставляю, мудрое решение. Позвонить детям, успокоить. Далее звонок в лабораторию, как там без меня справляются. Есть у меня правая рука, Максим. Умный парень, хотя еще совсем молодой. В чужие страны не уехал, несмотря на трудности. Ничего еще пару-тройку лет, бразды ему передам. Надо же науку из руин восстанавливать. Ну и кто молодец, почти все вспомнил? Я молодец! Молодец-то молодец, да главного никак не вспомню – по чьей воле я в лечебнице оказался? Если не вспомню, могу в Москве дров наломать.
Пора дальше двигаться. Кажется, что и не отдыхал совсем. Сердце бьется неровно как-то, ноги будто ватные. Пойду потихонечку, надо к утру до шоссе добраться. Какая-то у меня мысль была про риэлторов, а вспомнить не могу. Вроде бы документы оформлял на квартиру, мне предлагали ее продать. Чушь какая-то. У меня одна квартира, где мы с Машей жили, а теперь живу я один. У Андрея с Ольгой своя квартира. Так что я что-то путаю, продавать мне нечего.
Мне кажется, или на самом деле впереди посветлело? Да, лес поредел, вот и шоссе. Но внезапно возникла резкая боль в груди, такая, что дышать трудно. Боль усилилась, отдает под лопатку и даже в челюсть. И жуткий страх, страх смерти. Прислонился к стволу березы, но не устоял, сполз. Только бы сознание не потерять!
Розовое платье, русые косички, глаза голубые… Юленька, ты здесь! Я вспомнил, что тебе обещал! Я обещал с тобой не расставаться никогда. И не расстанусь больше, только ты не уходи, не бросай меня!
***
– Деда, все будет хорошо! Я тебя не брошу! Только обещай, что выполнишь мою просьбу!
– Конечно, выполню, Юленька!
– Ромка очень болен. Ему помощь нужна, врачи хорошие. Я точно знаю, у него есть шанс поправиться. Пусть тетя Катя с ним в Москву приедет. Помоги Ромке, деда!
– Это тот мальчик из Барнаула, моего брата внук, – догадался я, – тезка, значит. Помогу, конечно, раз внучка любимая просит!
– Павла Петровича и Василия Викторовича, деда, не бойся, они не враги тебе. Докторов слушайся, а как поправишься, сразу звони тете Кате.
– До чего же ты у меня умная, внучка! Так и сделаю.
В кабинете у главного врача Павла Петровича раздался телефонный звонок.
– Бугаев? Здравствуйте, Василий Викторович! Сбежал! Да вы не волнуйтесь, я за ним сторожа послал, Иваныча. Идет следом, сейчас уже к шоссе должны выйти. Мне сразу же доложили, когда он к побегу начал готовиться. Я подумал, раз способен на побег, значит, уже окреп достаточно, чтобы ему все рассказать.
– А что, нельзя было сразу, как он собрался бежать, остановить его и побеседовать?
– Он мне не доверял. Считал, что я в сговоре с его недоброжелателями и намеренно его в клинике удерживаю. Поэтому договорились, что сторож двинется следом, в какой-то момент пойдет на контакт и попытается объяснить ситуацию. Но тут вмешался пресловутый человеческий фактор. Иваныч его сначала было потерял в лесу, но потом все же нашел и теперь из виду не упускает.
– Павел Петрович, вы там поаккуратнее. Такой ценный специалист, мы без него как без рук. Ругаемся иногда, но такие светлые головы раз в сто лет рождаются, без преувеличения! Кто бы мог подумать, что такое горе на него обрушится! Сын с женой и дочкой в автокатастрофе… насмерть. На юг ехали, к морю. И ведь так мужественно вел себя наш Роман Михайлович! На опознание ездил в Ростов, груз-200 оформлял. Схоронил и весь с головой в работу ушел. А я и не препятствовал. Ему так легче было. А потом вдруг соседка позвонила – стоит Роман Михайлович у перекрестка недалеко от дома, лица на нем нет. Вышел за хлебом и потерялся, ничего не помнит. Да вы все это лучше меня знаете, Павел Петрович!
– Минуточку, подождите у телефона, Василий Викторович, сторож звонит. Час от часу не легче! Похоже, сердечный приступ у беглеца, пришлось реанимобиль вызывать.
– Мы будем все вместе, деда! И я, и ты, и мама с папой! И никогда не расстанемся! Ромку на ноги поставишь, науку свою в надежные руки передашь, вот тогда я тебя и позову! А раньше не вздумай, есть еще у тебя дела важные на земле! Обещаешь, деда?
– Обещаю, Юленька!
Женька
Татьяна Кадулина @grafomam
Эту дрожь ничем было не унять. Она только меняла их положение, как стопы начинали трястись снова.
– Яшкова Евгения Алесанна, покинув помещение, оставила открытой входную дверь… как его? Что это за помещение?
– Подсобка.
– Подсобки, – небритый следователь продолжал стучать по клавишам, – через которую проникли злоумышленники, похитив имущество и причинив потерпевшему материальный вред на сумму двести тысяч рублей.
Допотопный, зевающий принтер выжимал из себя последние листы Женькиных показаний.
– Рррррасписываемся, – загремел внезапно оживший следователь, – тут, тут, тут, тут. Из города не уезжаем, телефоны не выключаем.
– Меня что, разве не арестуют?!
– Тебя-то? – следователь оживился еще больше – За что? За глупость твою? За то, что курить бегала и дверь не закрыла? Не, за это вон, – он кивнул в сторону еще одного занятого в кабинете стола, – с директором вашего спорткомплекса пообщайся.
Кашляющий принтер неожиданно остановился, и слова следователя повисли в полной тишине. Мужчины за столом как по команде обернулись. Один – такой же небритый, как Женькин, тут же опустил глаза обратно к бумагам. А второй – огромный, как медведь, холёный темноволосый и злой – остановился на полуслове и глазами прожигал дыру в остатках её сознания.
Женя сразу его узнала: неделю назад на собеседовании эти чёрные глаза недоверчиво водили по её узкой фигурке и длинным ногам вверх – вниз.
– Справитесь, Евгения?
Подавать ключи от шкафчиков, приглядывать за персоналом, включать солярий, заводить клубные карты, улыбаться постоянным клиентам. Пфф.
– Справлюсь!
За такую зарплату чего не справиться.
Женя на своих безумных ногах вышла из кабинета и, услышав, как директор спорткомплекса встает за ней следом, села на лавку в ожидании расправы.
– Дмитрий Але…
– В машине жди.
И в ту же секунду в ледяную женскую руку лег тяжелый нагретый брелок. Женя толкнула дверь отделения полиции, обогнула плотное облако табачного дыма и вышла на улицу.
Брелок моментально остыл. Он был гладкий, как голыш с морского побережья. Жене захотелось прицелиться и блинчиком припустить этот камушек обратно в морскую гладь. И разом бы стало проще. Но вина гнала девушку искать машину, а пальцы уже жали на кнопки брелка. Где-то в темноте под ветками сухой березы квакнуло. Женя тут же остановилась.
***
Ее мать искали всем городом. Она пропала, когда девочке было шесть. Дома был ужасный бардак, она это хорошо помнит, но еще четче – запах корвалола и слова соседки бабы Шуры, как мама села в черный автомобиль. Больше ее никто никогда не видел.
Женя не села бы в чужой автомобиль ни за что в жизни. Она аккуратно оглянулась через плечо и встала в ледяную ноябрьскую крошку. Неожиданно машину качнуло, и из неё, ёжась, вылез молодой парень. Темнобровый, заспанный и такой же высокий, как Дмитрий Алексеевич. С минуту он всматривался в экран телефона, растирая веки. Потом подтянул джинсы и с улыбкой обернулся к Женьке:
– Привет, салага! Выпустили тебя? Димас скоро там, нет? Жрать охота. Че вообще было-то?
– Я дверь забыла закрыть.
– Да не, это понятно, – парень затянулся – вынесли, уроды, барахло, да. Ты не слышала, как выносили, что ли?
Глаза парня потемнели, обнажив родство с директором. Женя сжала зубы так сильно, чтобы слезы лились обратно в душу. Не вышло.
– Ты че ревешь? Эй? Ты из-за бабок ревешь? Из-за Димки? Ээээй. Не реви, слышь. Ну. Ааай, Димас, да? – парень резко вскинул телефон к уху, оставив при этом свободную руку на Женином плече – Ясно. Сделаю. Мадам, садись давай в машину.
– Я не поеду никуда.
– А я тебя не спрашивал, садись.
Холодная кожа сидения натолкнула Женю на отчаянную мысль выбраться и бежать.
«Найдут. И сестру с отцом найдут. Сначала отдам долг, потом уеду».
По дороге парень отхлебывал колу из банки и ржал над комиками по радио. Жене – ни слова. Спустя двадцать минут дороги, которую из-за тонировки было не разобрать, они заехали в маленький двор старенькой пятиэтажки. Женя всмотрелась в ее очертания и обомлела. Меньше всего на свете она ожидала приехать именно сюда.
Дом, в котором Женя жила с самого рождения со своей семьей, стоял на пустыре. Новые фонари, установленные только после митинга жильцов у мэрии, вслепую били по замёрзшим лужам, лавочкам, темному стеклу иномарки. Пока внимательные глаза попутчика изучали ее подъезд, по телу Жени расплывались благодарность и облегчение. Никто не собирался везти девушку отрабатывать награбленное в притон. И поэтому вопрос, откуда эти двое знают ее адрес, Женя оставила при себе.
Вдруг парень бессодержательно хмыкнул и сунул ей пахнущую колой и табаком трубку. Та заговорила голосом Дмитрия Алексеевича.
– Вы доехали? – ответ был очевиден, и Женя, разглядывая свои короткие мужские пальцы, слушала молча – Я прошу вас пару дней побыть дома, пока мы не разберёмся. Ты… вы. Жень, вам просто надо меня услышать сейчас. Вы сидите дома, ясно? Костя – мой брат, кстати, он тебя проводит. И Евгения…
– Что?
– Вы точно никого не видели в подсобке?
– Точно.
Они вышли из машины. Уже в подъезде Костя притянул к себе рукав ее черного пуховика.
– У тебя с братом какие дела? – девушка, вспомнив спортивное прошлое, вывернулась. У ребер кольнуло.
– Никаких.
– Так я и думал. Ну, до завтра!
Женя умывалась тоненькой струей холодной воды, чтобы никого не разбудить. В единственной комнате сестра растянулась на раскладном диване, руки отца свисали с подлокотников кресла. Ни беспокойства, ни нервных звонков. Так бывает, когда привыкаешь к чужим ночным подработкам: в клубах и круглосуточных ларьках. Так бывает, когда не задаешь лишних вопросов и не волнуешь течение, по которому так удобно плыть. Утром течение привычно унесло сестру в школу, а отца – снова на поиски работы, оставив Женю одну.
Наконец можно было задрать футболку перед зеркалом и рассмотреть три огромных синяка на животе и ребрах, оставленные грабителями. Наконец можно было скорчиться от боли, наораться в подушку от души. Об этих шести часах Женя мечтала с того самого момента, как получила первый удар в подсобке.
– Ска, тебя кто сюда просил заходить, аааааа? – знакомый голос сорвался над ней и разлился по телу вторым ударом. – Сева, скорей, твою мать! – третий удар впечатал в женину память последние слова, – Ментам – ни звука, сюда не возвращайся, закопаю!
Никто и никогда ее раньше не бил. Целую неделю на новой работе Женя любовалась красивыми руками тренера детской сборной по боксу. Их сине-зеленые отпечатки теперь красноречиво доказывали простую истину – никогда не говори никогда.
Жене очень нужна была эта работа, как и две других, с которых сейчас до нее тщетно пытались дозвониться. У сестры была мечта – стать врачом. У Жени на мечты не было времени. Безопасность семьи, сытое, спокойное размеренное течение их жизней – было для нее всем. За это она готова была платить. И не только молчанием и синяками.
«Всё потом, – думала Женя, натягивая грязные кроссовки, – а сейчас – решать проблему». Глянцевая кредитная карточка, которую использовали лишь однажды, уже лежала в её холодной руке.
Жужжание банкомата лишило Женю накоплений последних трёх лет, а сестру – учёбы в медицинском. Она рывком сунула пачку в карман, дёрнула молнию и затравленно оглянулась. Сорок минут дороги душу ела горечь. Женя отвлекалась на планы найти еще одну работу, согласиться петь в еще одном баре, взять еще пару детишек на персональные тренировки. Решимость ей была просто необходима, и девушка распыляла себя, как рычащий боксёр перед поединком.
Она толкнула дверь спорткомплекса с такой силой, что человек с другой стороны вынужденно отпрянул. Дмитрий Алексеевич, увидев Женю, запнулся в ругательстве. Вчерашняя рубашка под дорогой кожаной курткой выдала бессонную ночь.
– Женя, я же тебе сказал дома сидеть!
– Мне надо поговорить с вами, можно?
– Как ты себя чувствуешь?
Женя удивилась вопросу. Она аккуратно расстегнула пуховик и разом почувствовала саднящую от кровоподтека кожу, боль справа, слева. Недосып. Она вспомнила, что не ела уже сутки. Вспомнила, как холодно ногам в ноябре в тонких кроссовках.
– Да нормально всё.
Они прошли в кабинет. Следом за ними вбежала девушка в узкой юбке.
– Дмитрий Алексеич, у боксериков тренер не вышел, что делать?
– Пятнадцать кругов по стадиону и по домам. Под Васину ответственность. Как тренера найду, скину родителям информацию. И меня нет сегодня.
Девушка глупенько хихикнула и закрыла за собой дверь.
– Дмитрий Алексеевич, – Женя подавила тошноту от слов про тренера по боксу. – Я вчера вас очень подвела. Не закрыла подсобку – и всё вынесли. Хочу загладить свою вину, отдать вам эти двести тысяч, только можно больше я не пойду в полицию. Просто исчезну?
– Женя!
– Пожалуйста! Я просто хочу, чтобы про нас… про меня забыли.
Дмитрий Алексеевич шумно выдохнул, снял кожаную куртку, закатал рукава рубашки. Выдохнул снова, как бы решаясь на что-то, развернулся и аккуратно потянул Женину футболку вверх. От неожиданности девушка дёрнулась, ушибы заныли, она охнула и попятилась.
– Покажи, – спокойно сказал Дмитрий Алексеевич, не отпуская, – не бойся, покажи, куда он тебя…
– Меня?!
– Женя, там камеры стоят. Как только вы с Костей уехали, ребята с безопасности отправили мне записи. Я не знаю, почему ты молчала… – он воспользовался ее заминкой и все-таки задрал футболку. Увидев спортивный живот в сине-зеленых пятнах, остановился.
– Больно, – Женя оказалась обездвиженной в ароматном облаке из вкуснейшего парфюма и запаха крови поверженных врагов.
– Урод! – прошипел Дмитрий Алексеевич, потирая костяшки.
Только сейчас Женя заметила на них гладкие свежие ссадины. Такие бывали у боксериков, когда они продолжали свои бои без перчаток в раздевалке.
– Надо было убить его на месте… падлу.
– Кого убить?!
– Думаешь, мы не нашли бы их?! За два часа вычислили дебилов. Костя, правда, с сотрясением лежит.
– Вы нашли грабителей?!
– Нашли, отму… отделали и сдали уже. Оборудование на днях вернут. Так что отбой, фея крестная, не нужны мне твои деньги. Да и не взял бы я их все равно.
Край футболки медленно опустился вниз. Женя села в кресло, собираясь расплакаться. Но вместо слез в животе росло что-то странное, тягучее, неуместное, а перед глазами – сильные руки, поднимающие ее футболку. Женя пыталась унять дурацкое чувство и с деланной заинтересованностью переводила взгляд с кубка на кубок, расставленные на полках.
– Зачем вы побили их?
– Как зачем?! – Дмитрий Алексеевич поперхнулся – За тебя.
– Косте сильно досталось?
– Тебе сильно досталось. Больше так не делай никогда, не лезь на рожон.
– А откуда Костя мой адрес знал?
Дмитрий Алексеевич покраснел и поднял на Женю хитрый взгляд.
– Пионы.
– Что? Пионы??
– Ну, он пионы привозил, тот букет на днях от меня? Забыла? Часто возят, наверное, раз не помнишь.
– Не было букета никакого!
– Вот дебил!
Дмитрий Алексеевич снова улыбнулся, и это была улыбка скромного влюбленного мальчишки. Глупо было вот так открываться, очень уж ему хотелось быть, как те мужики из фильмов, суровым победителем. «Пионы эти…» – думал он растерянно.
– Ладно, поехали, Женя, в больницу, покажем твои синяки, да к Костику. Спросим, кому он пионы мои подарил. Потом есть, голодная ведь?
«Кранты мне», – подумал Дмитрий Алексеевич, распахивая пассажирскую дверь своей тёмной иномарки.