Двадцать третьего вечером в лаборатории шумно праздновали. Сначала была официальная часть: после обеда пришел ректор института, поздравил сотрудников и каждому вручил по коробке конфет и по набору разноцветных скрепок в виде колбочек. Эванна похихикала Дарье на ухо, что такие подарки он делает каждый год и у некоторых сотрудников дома уже целый скрепочный склад. В течение дня забегали коллеги из других отделов, поздравляли, приносили и презенты – вино, сласти, фрукты, колбасу, сыр, соленую рыбу, свежеиспеченные пирожки с разными начинками. Пирожки с мясом источали такое благоухание, что у Дарьи, когда она зашла в «трапезную», потекли слюнки: у нее-то уже почти сорок дней шел Рождественский пост… Между тем, кроме нее, в лаборатории постились только тетя Вера и еще одна пожилая сотрудница.
Прибегала и Илария, поприветствовала всех, обняла Дарью, отдельно поздравив с первой встречей Рождества на новом месте, рассмешила Эванну, что-то шепнув ей на ухо, ловко уклонилась от Контоглу, который собирался поцеловать ей то ли руку, то ли щеку, подарила каждому по шоколадке, в том числе Ставросу – в черной обертке с золотыми звездами. Дарья прочла ее название – «Звёзды Востока» и, глядя, с какой легкостью подруга общается с людьми, даже с «мрачным» Алхимиком – впрочем, он в этот вечер был вовсе не мрачным и улыбнулся Иларии вполне дружелюбно, принимая подарок, – подумала: «Похоже, я слишком много думаю о том, как с кем говорить и кто что обо мне может подумать. Лари ни о чем таком, кажется, и не задумывается, а у нее всё получается так естественно и хорошо, даже вот и Ставросу шоколадку подарить. А я бы, наверное, достанься, например, он мне по жребию, ломала бы голову, какой подарок ему сделать… И, уж конечно, решила бы, что шоколад – это несерьезно. Правда, Лари никогда и не была „серьезной“, да и не нужно ей это… А вот мне всегда не хватало такой легкости. Но у Лари это природное, а если я буду так себя вести, это, наверное, будет выглядеть фальшиво… Или я опять рефлексирую попусту, а надо просто жить, и всё?»
По окончании рабочего дня все скинули халаты, и началась неофициальная часть: сначала пир горой, а часа через полтора, когда коллеги более-менее напились, наелись и наболтались – даже Ставрос разговорился и рассказал несколько баек из жизни Антиохийского Университета, – Контоглу встал и объявил:
– А теперь подарки!
Все весело зашумели и принялись искать свои сумки. Аристидис пришел в восхищение от подарка Дарьи, в порыве благодарности поцеловал ей по очереди обе руки и тут же принялся хвастаться фотоальбомом перед Александром Йоркасом, тоже любителем конских бегов, хоть и не столь пламенным. Дарья с улыбкой смотрела на них, когда услышала сзади бархатный голос:
– Госпожа Феотоки, вы позволите?
Она повернулась, и Ставрос протянул ей маленькую черную коробочку.
– Моим жребием оказались вы, – сказал он, еле заметно улыбаясь. – Соблаговолите принять, с наилучшими пожеланиями. Пусть ваш дракон, наконец, поймает себя за хвост и великое делание увенчается успехом.
– Спасибо! – растерянно проговорила Дарья. Она не ожидала, что делать ей подарок выпадет Алхимику. Точнее, мысль об этом мелькнула, когда все разбирали свои жребии, но Дарья тут же отогнала ее. А сейчас ей стало очень приятно, она открыла коробочку и ахнула.
На черном бархате поблескивал кулон изумительной работы – это понимала даже Дарья, хотя не очень разбиралась в украшениях. На золотой цепочке – заключенный в тонкую оправу дракон, пожирающий свой хвост. Уроборос! Символ «великого делания» алхимиков и, как уже знала Дарья из прочитанной книги, символ единства всего сущего и вечности. Он напоминал картинку из одной греческой рукописи: спина и вся внешняя часть «кольца» красные, внутренняя часть и лапки – зеленые. Зеленый камень походил на нефрит, о красном Дарья не знала, что и думать: родонит, агат?.. Впрочем, и без того было ясно: перед ней дорогая вещь. В лапках дракон держал золотую шестиконечную звезду – символ завершения «великого делания». Потрясенная Дарья подняла глаза на Ставроса.
– Не беспокойтесь, это меня не разорило! – Он снова улыбнулся. – На здешнем Базаре можно купить и не такое, причем по вполне божеским ценам. Надеюсь, вам нравится?
– Вы еще спрашиваете! – тихо ответила Дарья. – Разве такое может не нравиться? Невероятно красиво!
– Тогда примерьте. Мне хочется увидеть, как это будет смотреться на вас.
– Да, конечно. – Она чуть смущенно кивнула, осторожно вынула кулон из коробочки и подошла к зеркалу, благо оно висело на стене почти рядом. Дарья в этот день надела вишневую юбку и нарядную белую блузку с вырезом-лодочкой, и кулон как раз поместился в него. Камни, словно согревшись от соприкосновения с теплой кожей, загорелись таинственным огнем… Конечно, игра света, но всё же дракончик, оказавшись на груди, определенно стал смотреться живее, чем на черном бархате в коробке. – По-моему, прекрасно! – сказала Дарья, с улыбкой поворачиваясь к Алхимику. Он взглянул оценивающе, кивнул:
– По-моему, тоже. Что ж, я рад!
В его темных глазах что-то вспыхнуло, и Дарья внезапно ощутила, как ее сердце забилось быстрее. Она смутилась, опустила взгляд и проговорила:
– Большое спасибо! Это так неожиданно…
– О Боже, Дари, что это за красота?! – К ней подлетела Эванна. – Это подарок? – Она посмотрела на Ставроса. – Это… вы? Послушайте, у вас бездна вкуса!
– Не сомневаюсь! – Алхимик хмыкнул и шагнул в сторону как раз вовремя: вокруг Дарьи в мгновение ока столпилась вся женская часть лаборатории, а мужская тоже тянула шеи взглянуть, что произвело подобный фурор…
Потом еще пили, ели, травили байки и анекдоты до десяти вечера. В какой-то момент Дарья осознала, что она давно так не веселилась. «А может, и не увольняться? – подумала она. – Что это я, в самом деле, как ребенок? Я же хотела приблизиться к другим граням жизни – ну вот, пожалуйста, что ж теперь бежать из-за первых же искушений? Этак никогда ничего не поймешь и ничему не научишься, так и останешься тепличным растением… Работает же Лари в этом институте, хотя наверняка тоже со всяким сталкивается, и ничего с ней до сих пор ужасного не случилось…»
Вечером на улице было совсем прохладно – не больше пяти градусов. Но, по сравнению с морозами в это же время в Сибири, здесь царило почти лето! Несмотря на выпитое вино, Дарья бодро дошла до остановки трамвая и вскоре уже ехала в сторону Феодосиевых стен. Вагон был почти пуст. Дарья рассеянно глядела в окно, вспоминая прошедший вечер, и внезапно вздрогнула. «Пусть ваш дракон, наконец, поймает себя за хвост…» Почему Алхимик это сказал? Неужели… он о чем-то догадывается?
***
Когда Дарья пришла домой, дети уже спали. Василий с сонным видом вышел в коридор встречать жену.
– Я тебя заждался. Ну что, как отпраздновали?
– Хорошо, было так весело! Мне очень понравилось.
Дарья сняла туфли и, подойдя к мужу, чмокнула в щеку. Он помог ей снять куртку и спросил:
– Как твой подарок, оценили?
– О, да! – Дарья засмеялась. – Аристидис в восторге! Но все решили, что лучший подарок на этот раз сделали мне. Смотри, какая красота!
– Ого! – проговорил Василий, рассматривая кулон у нее на груди. – Кто это тебе такое подарил? Это же целое состояние!
– Да нет, я сначала тоже испугалась, но он сказал: это не слишком дорого, просто места надо знать. Это Севир Ставрос, тот самый Алхимик, помнишь, я говорила? Видишь, уроборос – алхимический символ вечности.
Про «великое делание» она решила не упоминать: с христианской точки зрения, вечность привлекательнее, и Дарья мысленно порадовалась, что вовремя прочла книгу об алхимии. «А все-таки что он имел в виду, сказав про моего дракона?» – опять подумала она.
– Ну, я не знаю, может, это и не очень дорого, – протянул Василий с сомнением, – но это далеко не обычный подарок. – Он слегка нахмурился. – И, по-моему, дарить такое малознакомой женщине это… как-то неприлично!
Дарья растерялась: она не ожидала, что муж посмотрит на подарок Ставроса с такой стороны.
– Какая ерунда! Что ты выдумал? – с досадой проговорила она. – Там так принято, сегодня всем женщинам подарили дорогие вещи, ничего в этом такого нет! Эванне, например, Контоглу знаешь, какое красивое колье преподнес? Лейле серьги подарили, Софии часы… В общем, это обычное дело, все хорошо зарабатывают, могут себе позволить… Что тут неприличного? Ты б еще сказал, что он за мной ухаживает! – Дарья фыркнула. – Вытянул жребий и начал…
Она сердито повернулась и прошла в гостиную, а оттуда в спальню. Василий ничего не ответил, но, снимая и пряча в коробочку кулон, Дарья видела в боковой створке трюмо, что муж стоит в дверях и наблюдает за ней. Неужели ревнует? Вот еще, не было печали! Вынув из волос несколько шпилек, она раздраженно принялась разорять праздничную прическу, ради которой утром встала на полчаса раньше. «Нет, чтобы заметить, как я уложила волосы, или какая у меня красивая блузка…» Блузку она купила нарочно ради нынешнего празднования и впервые надела, обновка ей очень шла, но муж ничего не сказал. Не заметил? Или ему всё равно?.. А впрочем, он почти никогда не говорит ей комплиментов насчет одежды, чего же она хочет? И раньше ее это как будто бы не задевало…
Вдруг она увидела в зеркале, как Василий подходит к ней. Положив руки ей на плечи, он тихо проговорил:
– Прости меня! Я не хотел тебя обидеть.
Поймав в зеркале его виноватый взгляд, она повернулась, и Василий, склонившись, поцеловал ее в губы. Дарья обхватила его за шею и прижалась к нему… но муж слегка отстранился, шепнув с улыбкой:
– Подождем еще немного.
«Ах да, еще же пост!» – вспомнила Дарья и внезапно ощутила острое разочарование. Странным образом непропорциональное случившемуся – ведь еще минуту назад ей вроде бы совсем не хотелось ничего такого…
Когда она, тихонько заглянув в детскую, где посапывали Макс и Дора, прошла в душ, а затем вернулась в спальню, Василий пожелал спокойной ночи и погасил свой ночник. «Не успеешь оглянуться, как заснет», – подумала Дарья, садясь на постель. Она ощущала досаду от того, что такой чудесный вечер под конец слегка испорчен, и к тому же легкую неудовлетворенность – неужели тем, что из-за поста отменилась близость с мужем? Она прислушалась к себе. Нет, вроде бы не особенно и хочется…
«Интересно, Богу правда так уж важно, чтобы мы не занимались любовью во все эти дни? – подумала она. – Отец Павел проповедует, что аскетические ограничения нужны не Богу, а нам… Вот только зачем? Неужели мы становимся намного ближе к Богу, вот так себя ограничивая? Почему-то я никогда не замечала, что мое состояние в посты сильно духовнее, чем в другое время. А в монастыре так вообще только есть хотелось от всех этих постных щей, а не молиться… Ну, или спать, если уработаешься. Правда, в Источнике всё было по-другому, но там это естественно: живешь постоянно в обители, ходишь на все службы, Иисусову молитву творишь… Посты и воздержание в такую жизнь сами собой вписываются, внутреннее сочетается с внешним. А у нас тут что? Живем мирскими интересами и делами, на службе только раз в неделю появляемся… Но при этом совершаем кучу всякого внешнего, что и монахи, только без внутреннего. Есть ли в этом смысл? Если есть, то должны же быть внутренние плоды. А где они? Интересно, Василь видит плоды от всего этого?»
– Василь! – тихонько позвала она.
Но он не ответил: уже уснул. Ну, ему ведь вставать завтра рано. Сейчас надо спать, а не обсуждать православную аскетику. Дарье стало смешно, когда она представила, как муж таращится спросонья, пытаясь вникнуть в суть ее вопроса. Она зевнула и решила не придавать значения случившейся размолвке с Василем. Всё хорошо, скоро Рождество… Надо, кстати, не забыть купить гуся! И спечь побольше разных пирогов и пирожков, Дора вчера мечтала о ватрушке… Дарья улыбнулась. Медленно втирая в руки крем, она вспомнила, что не прочла вечерних молитв. Она раскрыла молитвослов, но вскоре осознала, что уже слишком сонная для чтения правила. Прочтя «Да воскреснет Бог» и перекрестив себя и подушку, Дарья выключила ночник, легла и быстро погрузилась в безмятежный сон.
***
Наутро она, подумав, вынула из шкафа темно-красную блузку с глубоким вырезом, чтобы снова надеть кулон. Когда дракончик прохладно коснулся кожи, Дарья испытала странное ощущение – приятное и будоражащее одновременно. Она до сих пор не носила украшений, за исключением серебряного браслета с малахитом, подаренного отцом, и жемчужных бус, подарка мужа, да и те надевала редко, в гости или в театр. Обручальное кольцо на пальце и золотой крестик на шее, всегда спрятанный под одеждой благодаря длинной цепочке, – вот и всё, чем она украшалась в последние годы. В юности Дарья любила бусы, браслеты и серьги, но три года монастырской жизни положили конец этому увлечению, дырки в ушах заросли, а после замужества Василий не дарил ей драгоценностей, кроме бус на свадьбу, – видимо, считал чем-то излишним? Она никогда не задавалась этим вопросом. Муж не скупился на подарки, вовсе нет, но чаще всего дарил книги или технические штучки вроде мобильника, планшета, фотокамеры. Дарья не страдала без украшений, да и носить их было почти некуда – не учеников же в них принимать! Но теперь в ней проснулась «страсть молодости»: хотелось носить что-нибудь красивое, как вот этот кулон… Не купить ли к нему золотой браслет? Или попросить Василя? Может, он потому вчера и рассердился, что сам ничего такого до сих пор не дарил? Ну, а кто виноват? Мог бы и додуматься! Вон, Елизавете Панайотис каждый год что-то новенькое дарит…
Дарья уже надевала куртку в коридоре, когда из комнаты вышел Василий.
– Доброе утро! Убегаешь?
– Ага. Я там сварила кашку детям на завтрак, в кастрюле под полотенцем. Уже пора будить их, кстати. Сейчас Миранда должна придти… А ты сегодня надолго уйдешь? Надо бы в магазин сходить, купить кое-что к празднику. Боюсь, мне одной всё будет не утащить. Может, встретишь меня у института часа в три?
– В три?.. – Василий прикинул в уме. – Да, можно. Я позвоню. – Он прошел мимо жены к ванной и уже взялся за ручку двери, но вдруг обернулся. – Ну, а ты еще не надумала увольняться из лаборатории?
Дарья на миг замерла.
– Нет, думаю еще поработать, а что?
– Ничего, просто ты вроде осенью говорила: до нового года поработаешь, а там… Ну, тебе виднее. Счастливо!
«Разве я такое говорила?» – подумала Дарья. Выходя внизу из лифта, она нос к носу столкнулась с Мирандой: няня шла заниматься детьми, ведь Василий убежит через полчаса… Они поздоровались, и Дарья предупредила девушку, что сегодня она запланировала поход в магазин, поэтому вернется примерно на час позже. Выйдя на улицу, она с наслаждением вдохнула чистый утренний воздух. Было не холодно, а безоблачное небо обещало солнечный день – пожалуй, к обеду может и до двадцати градусов дойти, как позавчера… Плюс двадцать в конце декабря! В первые годы жизни в столице мира здешние зимы вызывали у Дарьи постоянное изумление: шутка ли, сорок градусов разницы с российскими! Но вскоре она привыкла, хотя иногда всё же весело удивлялась, сталкиваясь в зимние месяцы с почти летним теплом. Здесь она забыла, что такое шубы, меховые шапки и варежки…
В трамвае, усевшись на свободное место, Дарья расстегнула куртку и тут же поймала взгляд женщины напротив – конечно, причиной тому был уроборос. Дарья с улыбкой отвернулась к окну. «Все-таки красивые вещи придают уверенности в себе», – подумала она, ощущая прилив удовольствия, точно выиграла небольшой, но очень приятный приз.
На работе кулон, впрочем, скрылся под халатом и снова увидел свет лишь за чаем в «трапезной». Дарья как раз вешала халат на крючок у двери, когда вошел Ставрос и, скользнув взглядом по ее груди, посмотрел в глаза и чуть заметно улыбнулся, точно спрашивая: «Дракончик прижился?» Она возвратила улыбку: «Да, ему хорошо», – и прошла к привычному месту. Алхимик сел, как всегда, слева от нее у окна, и она странным образом ощущала, что благодаря подарку, сделанному по случайно выпавшему жребию, они стали ближе, хотя по-прежнему почти ничего не знали друг о друге. И Дарье всё больше хотелось поговорить со Ставросом – ну, хотя бы об алхимии, о том, как он заинтересовался этими исследованиями… или о том, где же все-таки он купил кулон. Вдруг там продается что-нибудь еще такое же красивое… серьги, например? Правда, об этом Дарья могла бы спросить и за чаепитием, но стеснялась. Может, улучить момент во вторую смену, отдавая Алхимику ключ перед уходом?..