– И вы, конечно же, хотели этим воспользоваться. Однако вот же незадача – внезапно оказалось, что дядюшка ценил супругу больше прочих.
«О, я все-таки увижу его лицо в этот момент! Видит бог, ради такого можно и еще раз выпасть из окна».
Ирвинг застыл с открытым ртом.
– Вы шутите? – не скрывая презрения, спросил он.
Демос криво улыбнулся.
– Зачем мне лгать? Маргий завещал трон Изаре, тем самым перехитрив вас, уважаемый канцлер. Удивительно, что она исчезла ровно после того, как документ оказался уничтожен, – он перехватил трость поудобнее и направился к выходу. – Выходит, провалив дело, я даже вам помог. Окажите любезность и не шантажируйте меня на пустом месте: мы с вами теперь вроде как заодно.
Договорив, Демос вышел, оставив Ирвинга Аллантайна наедине с недоумением.
«А теперь пора навести кое-какие справки. Даю голову на отсечение, что эти ниточки скрутились не просто так».
1.5 Вольный город Гивой
– Твою мать, Рианос! Прекрати шептать ахинею и просто вытащи долбаную стрелу!
Светловолосый южанин с рабским клеймом на щеке пригрозил наемнице огромными щипцами:
– Не дергайся, Артанна.
– Там гладкий наконечник. Могло быть и хуже.
– Могло быть и лучше, если бы ты не подставилась, – прогудел Малыш Шрайн у самого ее уха. – Схватить стрелу, да еще и ради врага. Подумать только.
Артанна поморщилась от боли.
– Пираф нам не враг. И, поверь, мы еще успеем обсудить случившееся. Но сейчас, помощнички вы мои, заткнитесь и просто… Вытащите. Долбаную. Стрелу!
Шрайн и Веззам зачем-то напросились к ней в лазарет, хотя Рианос прекрасно мог справиться и сам. Впрочем, Сотница понимала беспокойство своих Второго и Третьего, и эта неуклюжая забота ее тронула. Но в глубине души она желала остаться с лекарем наедине – не любила показывать слабость. И еще Артанна знала, что Шрайн непременно толкнет нудную назидательную речь, а Веззам все это время будет драматично молчать, словно мир его рухнул, а все надежды пошли прахом. Угораздило ж его родиться с таким лицом.
– Раз вы здесь, помогайте, – позвал на помощь лекарь. – Веззам, придержи здесь. Малыш, откупорь вон ту склянку. А ты, – Рианос бросил на Артанну строгий взгляд, – только попробуй дернуться.
– При всем желании не смогу рыпнуться, пока меня держит Малыш, – проворчала Сотница.
Лекарь аккуратно обхватил щипцами уже обломанное древко стрелы и ловким движением потянул на себя. Гладкий наконечник не успел отделиться и вышел вместе с обломком.
– Арзиматова дырка! – взвыла Артанна.
Рианос укоризненно посмотрел на подопечную. Наемница замысловато выругалась по-вагранийски и кое-как выровняла дыхание.
– Давайте покончим с этим побыстрее, мальчики. Мне еще объясняться с Гвиро и наместником.
– Из лазарета ты сегодня не выйдешь, – отрезал врачеватель. – Исключено.
– Я должна.
– Если хочешь, я могу поболтать с Гвиро, – Шрайн задумчиво почесал бритый череп и сунул огромную лапищу за пояс. – Все равно здесь не нужен.
– Тебя не было у Вазаша, а Гвиро будет допрашивать именно о том, что там случилось. Из Веззама собеседник так себе, – Сотница виновато улыбнулась, поймав его тяжелый взгляд. – Уж прости.
– Не спорю, – отозвался ваграниец. – Болтать – по твоей части, командир. Тем более он твой хахаль.
– Аккуратнее, друг мой. Хахаль может и обидеться.
– Так ведь это правда.
– Как бы то ни было, злоупотреблять его расположением нельзя.
– Все завтра. Приказ лекаря, – Рианос смочил бинт жижей из поданной Шрайном банки и поднес к ране.
Артанна зашипела.
– Проклятье, как же печет! Дерьмо!
Пока Веззам и Шрайн о чем-то переговаривались, Рианос улучил момент и наклонился к Сотнице:
– Было бы проще, работай мои… другие умения на тебе. С ранами ребят у меня выходит справляться при помощи чар.
– Ты же бывший раб эннийского целителя, но не сам целитель. Может, чего не доучил перед побегом?
Рианос тяжело вздохнул, возвел глаза к потолку, а затем еще сильнее прижал бинт к ране. Артанна снова взвыла и вцепилась в изголовье кушетки.
– Признайся, тебе просто нравится надо мной издеваться? – отдышавшись, прохрипела она.
– Отнюдь. Но осознание факта, что я – едва ли не единственный, кому позволено безнаказанно причинять тебе боль, порой меня согревает. Приятно чувствовать себя особенным.
Артанна, повернув голову, наблюдала за выверенными движениями лекаря: ничего лишнего, ни единой секунды, потраченной зря. Несмотря на неприязнь местных жителей к эннийцам, Рианосу каким-то чудом быстро удалось расположить к себе войско. Впрочем, все могло обернуться костром под пение церковников, разнюхай кто-то, что этот лекарь не просто был знатоком трав и припарок, но еще и колдуном. Потому о тайне Рианоса знала лишь Артанна.
Очередная вспышка боли отвлекла Сотницу от размышлений.
– И все же на остальных почему-то все работает. На тебе – нет, – не унимался лекарь, выжимая бинт. – И мне интересна причина.
– Ничего, ты и так справляешься. Главное, поскорее закончи – ощущения те еще.
Рианос начал готовить повязку. Шрайн поднялся и направился к выходу:
– Скоро кормежка. Пойду, проверю, чтобы все было готово.
– Спасибо, Малыш.
– Тебе принести?
– Давай. Только полей сверху вином послаще.
Веззам дождался, пока Малыш уйдет, нашел швабру и приступил к уборке.
– Это еще зачем? – хором удивились Артанна и Рианос.
– Чтобы штопальщику меньше работы было. И так потрудился, спасая твой зад. Во всех смыслах.
Артанна не нашлась с ответом.
В большом и некогда светлом зале лазарета было прохладно. Мутные маленькие стеклышки в окнах пропускали лишь ночную тьму. Веззам вытирал остатки уличной грязи, растекшиеся на неровном полу лазарета вперемешку с кровавыми следами. Швабра опускалась в ведро, тряпка выжималась, затем елозила по полу. Ведро. Отжим. Пол. Ведро. Отжим. Пол. Хлюпанье раздражало Артанну не меньше боли в ягодице.
– Ты знаешь, что мы в дерьме, Рианос?
– Веззам как раз его отмывает, – ответил целитель, не отрываясь от перевязки.
– Шутить изволишь? Ярмарки начнутся только через пару месяцев, а мне почти нечем платить людям. «Братство» мутит воду – не к добру. И Гвиро…
– Ты что-нибудь придумаешь, командир. Ты всегда что-нибудь придумываешь.
Лекарь закончил перевязку и метким броском отправил окровавленные тряпки прямиком в корзину. Артанна поерзала на кушетке, устраиваясь поудобнее.
– Не могу выкинуть из головы сегодняшнюю стычку, – задумчиво проговорила она. – В «Братстве», видать, случился раскол, и Танор не может удержать своих людей в узде. Я схватила стрелу вместо Пирафа, и, сдается мне, его завалили бы свои же. Но почему?
Лекарь внимательно поворачивал расставленные в ряд склянки с разноцветными жидкостями. На флаконах красовалась причудливая эннийская вязь, выведенная идеальным почерком. Рианос соблюдал педантичность во всем. Небогато обставленный лазарет был древен, как латанийская философия, но всегда опрятен и чист. Артанна побилась бы об заклад, что в данный момент лекарь мечтал лишь о том, чтобы наконец-то отстирать любимую мантию от кровавых пятен.
– Сегодняшнюю ночь проведешь в своей постели. Не в лазарете, так и быть, – смягчил приговор Рианос. – Завтра утром осмотрю и перевяжу.
Артанна кивнула и попыталась встать. Веззам вовремя подоспел на помощь. Спустя пару попыток у наемницы получилось удержать равновесие.
– Спасибо, Ри. Ты снова вытащил меня из переделки.
Вместе Веззам и Рианос помогли женщине дойти до двери. Худое вытянутое лицо лекаря, обезображенное клеймом раба на щеке, осунулось. Под глазами легли тени.
– Постарайся попасть в следующую переделку чуть позже. А еще было бы здорово закупить трав для бальзамов, – добавил он. – У меня заканчиваются. Что-то городские зачастили влипать в передряги.
Артанна нахмурилась, подсчитывая сумму, в которую могла обойтись эта просьба. Отказать Рианосу она не могла. Как не могла запретить ему лечить в свободное время тех, кто не мог позволить себе услуг врачей.
– Совсем дело плохо, видать, – печально улыбнулась Сотница. – С травами помогу завтра, достану деньги. Ибо без твоих мазей мы точно подохнем. Как там Нареза?
Лекарь покосился на ширму, за которой спала спасенная девушка.
– Потеряла ребенка. Много синяков, кости сломаны, по голове ударили сильно и кое-где порезали, но жить будет. Однако большие опасения у меня вызывает ее душевное здоровье. Танзира, например, она к себе не подпустила. Едва увидела его, начала что-то кричать про голубые глаза. Еле успокоили.
Артанна тихо выругалась.
– Похоже, слишком впечатлилась. У Маттео – того, кто сделал с ней это, глаза были голубыми. Были. Больше он никого не потревожит.
– Ей нужен покой. Буду давать ей сильные успокаивающие отвары. Ну, и руками поработаю, – Рианос многозначительно кивнул. – Надеюсь, поможет.
– Спасибо. Как встанет на ноги, отправлю ее прочь из города: Гивой бесчестья не простит, а она теперь порченая девка, хотя и не виновата. Но сначала выясню, что за чертовщина творится в войске Танора.
Рианос кивнул, мягко, чтобы не тревожить отдых Нарезы, закрыл за наемницей дверь и прислонился спиной к отсыревшему дереву. Из коридора донесся тихий шепот:
– Я обязательно достану все твои травки, Ри. Если, конечно, переживу подъем по лестнице.
* * *
Гивой уже третий день не радовал гостеприимством, поливая путников, горожан и скот потоками холодной воды. В это утро в свинце небес появилась первая проплешина, вселявшая надежду на скорое потепление. Человеку в капюшоне на погоду было плевать, чего он не мог сказать о запахах. Характерные миазмы распространялись западным ветром по нескольким кварталам, аромат тухлой рыбы преследовал одинокого путника от самого порта. Миновав склады, человек в капюшоне принюхался и вздохнул с облегчением: здесь воняло куда меньше, зато к городскому букету прибавились ароматы пойла и рвоты – неизменных спутников дешевых таверн. По мере продвижения к центру города путник начал улавливать и другие запахи. Он был уже рядом. Обоняние никогда его не подводило. Учуяв аромат крепкой хайлигландской травяной настойки – недешевого удовольствия для аристократии и наемников при деньгах, человек поднял голову и внимательно рассмотрел вывеску таверны. «Порочный монах», – прочитал он и, надвинув капюшон на глаза, зашел внутрь.
Его нос тут же атаковали аппетитные запахи еды. Человек в капюшоне осмотрелся: добротная дубовая мебель – такую легко не сломаешь. Посетители ели из тонкой глиняной посуды – хозяин больше заботился о производимом впечатлении, чем о надежности. Впрочем, раз в этом месте наливали знаменитую хайлигландскую, владелец мог позволить себе даже несколько десятков битых тарелок в день.
Путник приметил маленький стол вдали от шумной компании, горланившей какую-то веселую песню. Наемники задорно пели нестройным хором и, наконец, закончили словами:
– Не может вагранийка не дать отпора злу и за благое дело схватила в зад стрелу! Хэй!
Не желая перекрикивать громогласный хохот, человек в капюшоне жестом подозвал служанку. Молоденькая девушка в удивительно чистом переднике проскользнула между столами и очутилась возле нового гостя.
– Добро пожаловать, милостивый господин! Чего подать?
– О чем они поют, красавица? – тихо спросил гость, растягивая слова с южным акцентом.
– Об Артанне из «Сотни». Говорят, она получила шальную стрелу прямо в это место, спасая десятника из банды врага, – девушка заливисто рассмеялась. – Глупость несусветная!
– Артанна из «Сотни», говоришь… Интересная история. Расскажи мне.
– Расскажу, господин, расскажу. Но сначала поведай, чем тебя накормить.
Путник приподнял голову, и служанка увидела лишь его улыбку, обнажившую ряд ровных белых зубов.
– Зови меня Джертом. И накорми самыми вкусными слухами, дорогая, – произнес он, кладя серебряную монету в карман ее передника.
2 глава
2.1 Миссолен
– Мне действительно жаль доводить до этого, леди Эвасье.
Фрейлина императрицы испуганно взглянула на шевельнувшуюся в углу тень. Сама она сидела на жестком стуле и тряслась – от холода или от страха, а скорее – от того и другого сразу. Из всего освещения в камере была лишь толстая чадящая свеча, что стояла на столе возле узницы. Пламя осветило кусок грубой каменной кладки – ее привели в подземелье. Леди Эвасье била крупная дрожь. Ноги мерзко обтекал сквозняк, лизал ступни и лодыжки холодный ветер. Из-под запертой двери тянуло затхлостью и отчаянием.
– Почему-то все при дворе уверены, что у меня нет сердца, однако, смею вас заверить, они не правы. Для начала я предоставлю вам шанс рассказать все, что вы знаете, без применения грубой силы. И прошу вас, Одетт, будьте благоразумны. Что бы обо мне ни говорили, я ненавижу причинять людям боль.
Она узнала голос. Эта вкрадчивая, подчеркнуто вежливая даже для аристократа, манера говорить была ей хорошо знакома. И от осознания, в чьем обществе ей случилось оказаться, у Одетт Эвасье стыла в жилах кровь.
– Лорд Демос, клянусь, я ничего не знаю! – пискнула женщина. – Вы ведь уже расспрашивали меня!
– И остался недоволен тем разговором. Мне думается, нам еще есть что обсудить.
– Гилленай мне свидетель, я все вам сказала!
– Увы, мы оба знаем, что это не совсем так, – Горелый лорд скорбно вздохнул. – Мастер Девини, вы не окажете любезность, подготовив инструменты для более предметного разговора?
От стены отделилась еще одна тень и медленно подошла к столу. Одетт заглянула в застывшее безо всякого выражения, словно высеченное из мрамора, лицо Девини и побелела. Этот палач на прошлой неделе отсек голову нескольким мелким аристократам после обвинения тех в измене и попытке поднять мятеж против графа Фаруи. На эшафот их тащили – раздробленные во время пыток конечности не позволяли передвигаться самостоятельно.
– Смилуйтесь, ради Хранителя, – прошептала Одетт, когда Девини замер возле нее.
Палач не удостоил женщину взглядом, словно та и вовсе не сидела перед ним. Он молча забрал свечу со стола и принялся разжигать факелы на стенах, задумчиво водя пальцами по стыкам между камнями. Покончив с факелами, палач подкинул дров в камин. Стало немного теплее, но эта перемена не внушала узнице надежды.
Она бросила взгляд на стол. Перед ней в кожаном чехле лежали небольшие ножи с тонкими, словно детский ноготок, лезвиями. В начищенном до блеска металле отражались всполохи пламени. Фрейлина невольно вздрогнула и покачнулась на стуле. Чья-то теплая рука легла ей на плечо и не дала потерять равновесие.
– Вам известно, что означает понятие «вагранийское милосердие», леди Эвасье? – Демос Деватон, слегка прихрамывая, подошел ближе и опустился на табуретку прямо напротив узницы так, чтобы их разделял лишь узкий стол. – Так называют, не побоюсь этого слова, искусство сдирания тончайших лоскутов кожи с живых людей. Ремнями шириной не более мизинца. Народ Ваг Рана отточил мастерство этой пытки еще тысячелетия назад, воюя с рундами. Вагранийцы преуспели в нем настолько, что слава об их жестоких допросах разнеслась на весь мир. Уже представленный вам мастер Девини в совершенстве овладел этой техникой и с удовольствием продемонстрирует мне свое умение. Блестящих талантов человек, смею вас заверить. Мне с ним очень повезло.
Одетт перевела взгляд с обожженного лица Горелого лорда на инструменты, зловеще сверкавшие наточенными лезвиями. Нет, это ей не приснилось. Она всегда отчаянно боялась боли. Одетт живо представила, как эти тонкие острые лезвия вонзаются в ее плоть, и медленно, чтобы она почувствовала каждое мгновение этой муки, снимают со спины белую кожу. Ремешок за ремешком, пядь за пядью. У нее перехватило дыхание, в ушах загрохотал стук собственного сердца.