– И удивляться тут нечего…, – продолжал Игорь, видя округлившиеся Витины глаза. – Если разобраться, это только кажется удивительным, но иметь своего ходока от деревни было очень круто, особенно такого, как Аксён – Божьего человека.
– И как он сходил?
– Сходил нормально. О самом путешествии ничего неизвестно, но примерно год он отсутствовал, потом вернулся. Ещё год прожил в деревне, а затем ушёл опять, но уже по просьбе односельчан.
– Это как это?
– А так…! Все заметили, что пока Аксён ходил и урожай был выше и падёж скота прекратился, а пока он сидел дома, неприятности возвращались.
Так он и ходил всю жизнь.
Сходит, отнесёт подати, побудет немного дома и уйдёт опять.
Последний свой поход он совершил, когда ему было сто три года.
Вернувшись, сказал, что устал и больше ходить в Иерусалим не сможет.
Рассказывают, что пока он жил, а прожил он ещё три года, дожив до ста шести лет, никаких неприятностей в селе больше не было.
– Стабильно высокий урожай и поголовье скота неизменно растёт! – пошутил Витя стандартным лозунгом социализма.
– Ты зря смеёшься, так и было…!
– Не обижайся, я же просто так….
– Всё у тебя просто, – резко оборвал Игорь. – Он, между прочим, свою жизнь людям подарил, святой был человек, не говоря уже о том, что был нашим дедом.
– Извини Игорь!
– Передо мной не извиняйся, за Аксёна обидно…
Мальчишки надолго замолчали.
Потом пошли собирать в стадо разбредающихся коров.
Потом, видя, что Игорь по-прежнему сердится, Витя первый сделал шаг к примирению:
– Не сердись Игорь, извини! Расскажи, что было дальше.
Игорь помолчал ещё несколько минут и тихо ответил:
– Я, Витя, не сержусь, но ты должен понимать…, – он махнул рукой и замолчал ещё на минуту. Затем, видимо, преодолев себя продолжил:
– А рассказывать, в общем-то, и нечего. История закончилась. Разве что то, как он умер…
Игорь вопросительно посмотрел на друга. Витя утвердительно чуть кивнул головой.
– Ну, тогда слушай:
Нужно сказать, что наш далёкий предок был очень крепок и подвижен. Всю свою жизнь был в движении. Говорят, что он даже не ходил, а бегал лёгкой трусцой. Обычный ритм жизни ему не годился. Да и не был он обычным никогда, даже до этой истории с источником. С другой стороны, разве поручит Бог обычному человеку хоть что-то? – Конечно, нет. В лучшем случае посмотрит, улыбнётся и отвернётся от него.
С Аксёном всё было не так.
Бог его хранил.
Сам подумай, легко ли было в одиночку в прошлом веке носить подати в Иерусалим. Шансы добраться были не велики. Разбойники всех мастей так и кишели на дорогах, грабили всех подряд.
Он же был словно заговорённый. – Ходил, вернее, бегал, и не жаловался – десятки раз – чудо. Ещё и поэтому его очень уважали все односельчане. Некоторые и побаивались. Были и такие, кто завидовал – ещё бы, ведь он имел дружбу с самим Богом, но становиться ходоком, как и он, совершать паломничество в Иерусалим, разделить все тяготы такого перехода, никто из этих людей не спешил.
Было и ещё одно, за что его следовало уважать и то, что отличало его от других – он всегда улыбался. Улыбка не сходила с его лица, как бы не била его жизнь. – С тех самых пор, как он пришёл в себя после находки креста и первого паломничества в Иерусалим.
Словно что-то нашёл он там – в пути. Будто понял, что нет на свете ничего, из-за чего стоило бы плакать. Словно спалил священным огнём что-то в себе – то, что вызывает жалость и неуверенность, то, что заставляет быть слабым.
Спалил, и плакать стало не о чём.
Так и жил наш прапрадед Аксён, всеми почитаем и уважаем, но на некой дистанции, которую установил вовсе не он.
Жил и улыбался – улыбался всю жизнь.
Улыбался, я уверен, даже тогда, когда было невыносимо одиноко на далёкой чужбине.
Улыбался, как говорят, когда остался один и схоронил жену.
Бегал своей лёгкой трусцой в Иерусалим и обратно.
Бегал на речку, бегал к соседям по делам, бегал в лес.
Всё время бегом, улыбаясь – торопился жить, радуясь этой жизни, не желая видеть её грязь, мрак и неприятности, стараясь успеть в этой жизни, как можно больше.
Уже давно была похоронена жена, недавно похоронены его дети, его внуки давно перевалили за зрелый возраст, а ему всё было нипочём.
Ему шёл сто шестой год и, хотя он выглядел очень старым, подвижность свою не потерял. Перемещался всё также трусцой с неизменной улыбкой на губах.
Что это – старческий маразм или неведомое нам знание? – Почему он улыбался всегда? – Ведь не бывает так, что всё и всегда хорошо? Невозможно всегда и всему улыбаться, что за тайну унёс с собой наш дед? – Неизвестно….
В свой последний день Аксён проснулся как всегда рано. Помог своим внукам покормить скотину. На дорожках вдоль дома почистил снег. Даже зимой в деревне есть чем заняться.
У женщин на кухне закончились соль и специи, и кому-то следовало отправиться в сельпо. Вызвался Аксён, ему хоть и перевалило за сотню, но он не упускал ни одной возможности пробежаться трусцой.
Его пытались отговорить – всегда пытались, это был своеобразный ритуал:
– Куда ты старый, есть кто и помоложе. Твоё дело, вон, на завалинке сидеть, – говорила жена его старшего внука.
Он с этим не был согласен категорически и неизменно отвечал:
– Подумаешь сельпо, тоже мне расстояние. Сельпо не Иерусалим, полтора километра туда и столько же обратно, раз плюнуть. Дайте старику размять свои косточки.
Сказал, улыбнулся, понимая всё. Надел валенки, свой светлый полушубок, шапку ушанку и по протоптанной тропинке, по склону оврага, зимой так было короче, затрусил в центр села, где на сельской площади с южного её края, находился сельский магазин.
Отсутствовал он довольно долго. Все уже устали ждать, стали волноваться…. А потом пришёл сосед и сказал, что Аксёна больше не стало, а следом на дровнях, в сопровождении большинства жителей села, привезли и его самого…
Сосед рассказал:
– Иду я домой, вижу, метрах в ста впереди меня на тропе Аксён. Хотел было догнать, да за ним разве угонишься, всё бегом. Чуть позже опять взглянул вперёд, а его уже и след простыл, свернул куда, или добежал уже? – Да нет, думаю, добежать вряд ли мог бы успеть, далековато оставалось. Иду дальше. Тропинка пошла под уклон, потом чуть вверх, дальше опять чуть вниз. Знаете это место перед тем, как она выскакивает из оврага.
Там я его бедолагу и нашёл.
Лежит на спине рядом с тропой, не шевелится. Шапка ушанка отлетела в сторону. Глаза открыты и смотрят прямо в небо, а на губах улыбка.
Я кричу – Аксён, Аксён, да, куда уж там, не слышит – отдал богу душу, отмучился. И так мне тоскливо стало на душе, так муторно, словно потерял самого близкого человека на земле, а ведь мы с ним даже и не родственники.
Поплакал, конечно, а потом успокоился. Понял, что хорошо ему, не зря улыбается, к Богу попал, в царствие его небесное, а путь его был ох, как долог…
***
Виктор, поставил многоточие, отделяя от почти законченной книги то, что на его взгляд не требовало серьёзной правки, и отправил выделенный текст в печать. Это, по сути, было вступлением к его повествованию. То, что можно было считать полностью достоверным – его воспоминания из детства – диалог двух мальчишек, а фактически рассказ его двоюродного брата Игоря об их общем прапрадеде Аксёне. Рассказ о том, что в их семье было известно всем – то, что передавалось из уст в уста.
Дальнейшее содержание книги такой достоверностью похвастаться не могло. Многочисленные приключения Аксёна на пути в Иерусалим и обратно Виктор придумал сам. Были там его опасные встречи с лихими людьми – грабителями, с людьми иной веры, ненавидящими христиан. Были лишения и невзгоды Аксёна, голод и холод, которые он испытывал во время своих путешествий. Было и отчаяние, когда он сбивался с пути, и ему казалось, что выход найти не удастся. Он даже участвовал в небольшой войне местного значения, когда случайно забрёл в зону боевых действий. Встречались на его долгом пути и женщины, которые, впрочем, не могли завладеть его сердцем – ведь оно уже было отдано Аксёном раз и навсегда и принадлежало лишь его дорогой жене.
Много было различных событий в этой книге, добавляющих динамики и интриги, пробуждающих низменные и высокие чувства, заставляющих задуматься о самых важных вещах, способных привлечь многочисленных читателей, но это не являлось главным – оно могло быть таким, а могло быть и другим и не имело принципиального значения для Виктора. Главным в этой книге – её основой – катализатором всего повествования – началом, без которого остальное не имело никакого смысла, был только рассказ его брата, Игоря о чудесном источнике, найденном их прапрадедом, Аксёном. Именно это событие было ключевым, повлияло на Аксёна и многих других людей, оказавшихся рядом с ним, оставило светлую память о его далёком предке.
Повлияло оно и на Виктора.
Он прекрасно помнил, словно это было только вчера, как разговаривал тридцать лет назад, лёжа на откосе оврага с двоюродным братом, помнил дословно его рассказ. Чувствовал до сих пор вкус волшебной воды из источника Аксёна. Видел, стоило только закрыть глаза, каменную чашу, словно наполненную жидким хрусталём, сверкающим на солнце.
Для Виктора история Аксёна начиналась именно с этого момента.
Так же начиналась и его книга, но кое-что его беспокоило, он сомневался, правильно ли описал то, что тогда произошло, верно ли сумел передать эмоциональный фон важнейшего для него события.
Он распечатал начало своей будущей книги, собираясь обсудить то, что у него получилось со своим двоюродным братом, Игорем.
4. Игорь
– Ну, как Игорь, пойдёт?
– Я, Витя, в этом не разбираюсь. Пойти то оно, наверное, пойдёт. История она и есть история. Вот только сам наш монолог…? – Ты же помнишь, каким шалопаем я был тридцать лет назад? – Толком двух слов связать не мог. Никакой деревенский мальчишка четырнадцати лет не смог бы рассказать тебе такую историю! – Это история взрослого человека.
– Не уверен, что это так, но мне кажется, что я передал всё достаточно верно и по задумке моей будущей книги – этот рассказ мальчика из прошлого менять нельзя, он должен оставаться таким…. Дальше посмотрим, но я тебя спрашивал о содержании. Верно ли, переданы факты и эмоции?
– О фактах не скажу. Фактов, по сути, никаких и не было. Что мы знали о нём? – Жил Аксён, ходил в Иерусалим. Умер счастливым, с улыбкой на губах в возрасте ста шести лет. – Это всё. Но сама история мне понравилась. Воображение у тебя есть. Даже есть элементы мистики – таинственный источник – это ты придумал хорошо, но вот с крестом…, мне кажется уже перебор. – Крест символ религии, а такими вещами не шутят.
Игорь замолчал.
Виктор молчал тоже.
В первые мгновения после услышанного, он не мог подобрать нужных слов.
Через несколько секунд, справившись с собой, он очень тихо, но с нажимом сказал:
– Об источнике с крестом рассказал мне ты!
– Быть такого не может, потому что никакого источника не было, как не было и найденного Аксёном креста! И если уж быть абсолютно точным, в нашей семье никогда не было и двух коров. Мы всегда держали только одну корову. Мы никогда не продавали молока, а для себя одной коровы достаточно.
Видя, что Витя загрустил, Игорь добавил:
– Да, не расстраивайся ты так! За тридцать лет в памяти всё настолько перемешается, что толком не разберёшься… – что-то выглядит как раньше, а что-то…. Меняемся мы, меняется мир. А история хорошая, вот только с крестом…, я бы не стал горячиться, тут дело святое. Для выдуманных историй не подходит…
Виктор перестал слышать то, что говорил ему его двоюродный брат – он был уже далеко. Воображение перенесло его в 1975 год.
Он, как когда-то снова стоял на четвереньках в траве, на откосе оврага и смотрел в каменную чашу с хрустальной водой. – Вот же он наш источник, – думал он. – И зачем Игорь мне врёт? – Если конечно он тот самый Игорь, которого я когда-то знал, а не кто-то другой ….
– Витя…! Очнись! Ты где?
Наваждение ушло. Виктор огляделся вокруг. – Размытая картинка сделалась чётче. На переднем плане оказалось лицо двоюродного брата. – Озабоченное и немного взволнованное лицо. И что только не придёт в голову, – подумал он. – Не тот Игорь, а какой тогда? – Другого придумать сложно, он именно такой, каким я его помню. Это со мной видимо не всё в порядке….
– Ты как? Бледный какой-то, как на том свете побывал…, – добавил его брат.
Виктор ухмыльнулся и, соглашаясь, махнул рукой.
В какой-то степени Игорь прав, подумал он. – В воображении или нет, но я минуту назад совершенно точно был не на этом свете. – Но где я был? Что видел? – Теперь уже однозначно не скажешь и не это главное…. – Главным стало то, что само по себе противоречие в воспоминаниях его и Игоря уже не исчезнет никогда, а сам он не сможет от этого отмахнуться просто так. Теперь точно придётся сделать то, что собирался с самого начала написания книги, решил он, и никакие отговорки не смогут меня остановить.
– Я, наверное, ближе к лету в деревню поеду, – сказал он. – Нужно ещё раз всё увидеть на месте. Хочешь, присоединяйся.
Игорь задумчиво с сомнением покачал головой.
– Там сейчас никого нет, сам знаешь. Последний раз я там был три года назад, могилки родителей и бабушки с дедом поправил. Наш дом был чуть живой. Крыша прогнила, может быть и провалилась уже. Если это произошло, ночевать будет негде.
Деревня умерла окончательно лет десять назад. На летний сезон кое-кто ещё приезжает из Курска или Орла, но в остальное время года там никого нет. Неуютно там стало. Вроде бы своя родная деревня и приезжал я туда летом, и не совсем пустая она была, но временами становилось жутковато, словно попал в другое измерение – мёртвая стала деревня, жизнь из неё ушла. – Думал со мной одним так, но нет, помнишь, может быть, Светку, через два дома жила, наша ровесница, было время, по оврагу вместе носились. Приехала в деревню с мужем и детьми в то же время, что и я. Я с ней разговаривал. У неё ощущения те же. Плохие ощущения. Несколько дней они там пробыли, поклонились покойникам, помянули их, больше не выдержали. Страшно. Причин не понять, но, как солнце уходит и наступает ночь – на душе становится беспокойно и не заснуть, будто тьма там наполнена чем-то зловещим, а оно только и ждёт подходящего момента, мечтает наброситься…. А почему? – Понять невозможно.
Сам я тоже не задержался.
Сначала думал, что это так действует одиночество. Деревня на отшибе, до цивилизации далеко. Людей в ней практически нет. Думал нужно немного привыкнуть и страхи уйдут. Хотел весь отпуск там провести, дом поправить, походить на реку, в лес, но не выдержал. Не поверишь, испугался так, что все поджилки тряслись. Последнюю пятую ночь вообще не спал. Включил, где только можно свет, забился в угол кровати и смотрел во все глаза. Такая жуть одолела, пошевелиться боялся. Только чуть рассвело – в машину вещи побросал и газу. Хотя, сам знаешь – я не робкого десятка.
Виктор действительно это знал.
В своё время Игорю пришлось воевать, пройти через Афганистан. Имелись у него и награды. А лет десять назад им вместе пришлось отбиваться от пятерых наркоманов, которым, судя по всему, не хватало денег на дозу. Если бы не Игорь, неизвестно ещё чем бы всё это закончилось.
Тот эпизод из жизни Виктор не любил вспоминать. И причин, прятать эти воспоминания подальше и здесь было несколько.
Во-первых, тогда он ещё был женат и чувствовал себя абсолютно счастливым, и воспоминание об этом приносило ему боль. – Уже пять лет прошло, как они расстались с женой, и три года с момента, как она снова вышла замуж, но успокоиться он всё ещё не мог.
А во-вторых…. В тот день они встречались семьями и с ними были не только жёны, но и дети – дочь Виктора, пяти лет и сын Игоря шести.
У нападавших были ножи и пистолет, они требовали денег и настроены были очень решительно. Он очень испугался тогда – не панически, нет, но страх за детей его почти парализовал. Он абсолютно не видел выхода и готов был отдать бандитам всё, что имел.