И плохая – что ковер был безнадежно испорчен, так как хлынувшая кровь уже никогда не сможет отпустить его, наградив огромным темным пятном. Михаил тяжело вздохнул – ладно бы это был просто дорогой ковер! Увы, это был подарок самого епископа.
***
Михаил открыл дверь и сел в машину. Зеленый «ягуар» привычно встретил трескучей кожей и утопил в сиденье. Невысокий стремительный английский подарок полюбился ему с первого взгляда, доставляя истинное наслаждение своим послушным мягким управлением.
Выруливая на дождливую улицу, Михаил чувствовал, как в нём привычно зарождается покой. Огни улицы, музыка, льющаяся из динамиков, все превращалось в нечто необычайно красивое, обволакивая его этим чудным изящным городским великолепием. Пусть даже ночным.
Остановившись на светофоре, Михаил привычно взглянул на свой дом. Это был невысокий кирпичный монумент прежней архитектуры, аккуратно спрятанный в спальном районе. Он завернул к частной парковке. Несмотря на кажущуюся простоту, здесь круглосуточно дежурила охрана, оберегая покой священнослужителей.
– Добрый вечер, – прогнусавил ему толстый охранник.
– Уже скорее ночь, Семен, – ответил Михаил, опуская стекло. – Я вижу, ты чем-то обеспокоен?
– Да. К вам пришла женщина, и мы никак не можем её прогнать. Вроде на просителей не похожа. Говорит, что знакома с вами.
― Как интересно, – Михаил посмотрел по сторонам, – и где же она?
– У нас. На улице дождь и мы решили, что пусть посидит с нами.
– Это добрый поступок, – улыбнулся Михаил. – Я сейчас подойду. Больше ничего необычного не произошло?
– Нет. Больше ничего.
Михаил коротко улыбнулся и поехал вниз на парковку. Так как дом был старый, сделать парковку под ним не получилось. Пришлось снести другой дом, чтобы вырыть котлован и построить великолепные три этажа, где для каждой семьи вышло ровно по два машиноместа. Главное – всё в шаговой доступности.
Покинув машину, Михаил любовно погладил её по крыше. Несомненно, англичане умели делать первоклассные машины. И в этом даже патриарх был с ним солидарен, так как сам ездил на «Ролл Ройсе».
Поднявшись наверх, он вошёл в домик охраны, который был сделан на манер основного дома из красного кирпича. Невысокая женщина с длинными вьющимися волосами сидела в первой комнате, держа на коленях маленькую сумочку. Её взгляд был прикован к большому стеклу, на котором от ветра растекались капли. Он кашлянул и она повернулась.
– Таня? – тихо произнес он, удивленно подняв брови. – Но как?
– Да вот так получилось, – выдохнула она, нервно покусывая губы.
– Тогда пойдем ко мне, зачем тут сидеть. У тебя есть время?
– Да, конечно. Ты уж прости меня, что не позвонила, просто я не знала, как правильно начать.
– Всё в порядке. Просто пойдем наверх. Надо же! Столько лет тебя не видел.
– Я тебя тоже. Разве что в новостях.
– Ох уж эти новости. Говорят, они портят пищеварение, – улыбнулся Михаил, открывая ей дверь. – Хорошо хоть дождь почти прекратился, а то я зонт не взял.
Доведя её до дверей подъезда, Михаил набрал код и открыл стеклянные двери, которые лишь недавно сменили тяжелые металлические. Это было общее решение, так как тяжелый металл, по мнению почти всех соседок, портил вид фасада.
Суетливая сонная консьержка сразу же выбежала на шум из своей коморки и, увидев Михаила, попятилась, приветливо разводя руками, успевая, однако, грозно коситься на гостью. Закрыв бабку собой, Михаил помог Тане снять платок. В фойе было достаточно тепло, чтобы носить головной убор.
– Здесь даже иногда оставляют одежду, – сказал он, принимая платок.
– Хорошо, Миш. Мне нужно поговорить. Это срочно, – сказала она.
– Понимаю, – он указал на лифт, – нам на девятый.
Квартира узнала его моментально, едва он коснулся ручки двери. На кухне сразу же включилась кофеварка, и все помещение наполнилось терпким вкусом свежезаваренного кофе, который вместе с музыкой Баха лениво распространился в воздухе.
Михаил повесил Татьянино пальто на вешалку, затем разделся сам и закрыл шкаф, который негромко зашумел.
– Обрабатывает. Не переживай, он очень аккуратен с вещами.
– Миш, у меня горе. Олега забрали, – уже не сдерживая слез, сказала она, упав ему на грудь.
Михаил инстинктивно положил руку её на волосы. Они были всё такими же крепкими, жесткими, моментально оказывая сопротивление его твердой руке. А ещё этот запах… Нет, не духов, она всегда душилась очень мало. Тела. Её обычного человеческого тела.
– Пойдем, я угощу тебя кофе. Ты же любишь со сливками, так?
– Да. Извини, – сказал она, отстраняясь, – я просто не знаю, к кому ещё обратиться, ты единственный, кто может нам помочь.
– Я слышал, только не думал, что его уже взяли под арест, – Михаил указал в сторону кухни. – Садись за стол, сейчас полегчает.
Он достал бутылку коньяка и капнул ей в кружку. Заметив это, Татьяна, наконец, улыбнулась.
– Решил меня споить? А я думала, вам не разрешено иметь дома алкоголь.
– Считай это как борьбу с соблазном. Он есть, но я его не употребляю. Зато могу угостить гостей.
– И часто они к тебе приходят?
– Дай подумать. Наверное, никогда. Ты первая за последние десять лет.
Она так странно посмотрела. Это даже нельзя точно описать. Этот взгляд смог сохранить и печаль, и ностальгию, даже определенные трепет и волнение, вобрав в себя столь много за какие-то доли секунды. Этому, наверное, невозможно научиться, это либо есть, либо нет, но Татьяна умела это всегда. Правильнее сказать – сколько он её знал.
– У тебя нет женщины?
– Я принадлежу к черному духовенству, ты же знаешь.
– Да, я все время путала тебя и Женю. Он к белому, да?
– Я бы не хотел обсуждать его. У нас слишком сложные отношения.
– Хорошо, – она поставила кружку на стол. – Так ты поможешь мне?
– Это сложный вопрос. Олег – журналист и всё, что он писал, шло в определенный разрез с нашими идеями. Ты, наверное, знаешь, кто был его покровителем, ведь так?
– Олег мало говорил о работе. Но я что-то слышала о каких-то связях с епископом Владимиром.
– Который, замечу, сейчас низложен, равно, как и все его сподвижники.
– И что это значит?
– Что, как и в любом разделе власти, пощады тем, кто поддерживал епископа, не будет. Я достаточно хорошо знаю его оппонента, он пойдет до конца, чтобы растоптать всех, кто был против него.
– Но Олег – просто журналист!
– Нет. Он писал те вещи, которые ему позволяли. А значит, он уже не просто журналист. Он наемный журналист.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Затем. Возможно, единственное, что я смогу для него сделать, это заменить ужасную смерть на более быструю. И то вероятность этого крайне мала. Ведь он работал не на моей земле.
– Но ты же возглавляешь инквизицию, кто сильнее вас?
Михаил задумчиво посмотрел на Татьяну. Сейчас она была особенно прекрасна. И это несмотря на годы. Этот азарт, этот дерзкий взгляд, этот огонь в глазах, вспыхивающий при первом же ветре. Совсем недавно она сидела, зябко поеживаясь на скамейке, и вот уже она словно валькирия бросается на него, на всё того же главу инквизиции
– Начнем с того, что я пока его не возглавляю. Ко мне присматриваются, не более. Но мне приятно, что ты так много знаешь о моей карьере.
– Я просто знала, что так будет, – потупила взгляд Татьяна. – Тебя ничто не способно остановить.
– Даже женщина, – не смог сдержатся Михаил. – Извини. Нахлынуло.
– Миш, если не ты, то я сама это сделаю.
– И как же? Взорвешь казематы?
– У меня есть компромат. Я выложу всё в интернет. Я заставлю их пойти на попятную.
Михаил отпил глоток кофе. Он был вкусным, мягким, таким, как он любил. Ему вообще нравилось, когда современность выступает вместе с классикой. Так, например, он просто не понимал – как можно жить в квартирах с позолоченными столами и стульями, как это предпочитали делать высшие церковные чины.
Металл и стекло – вот что было в его квартире, лишь металл и стекло. Ах, ну разве что современная электронная начинка, так умело выступающая на заднем фоне этого современного стиля. Он снова посмотрел на Таню. Теперь он уже не испытывал к ней тех чувств, которые когда-то едва не стоили ему сана. И все же помочь ей хотелось, особенно если это поможет и ему. Как-никак, а компромат на епископа Василия, который был давним врагом работодателя Олега, был не у всех.
– Я попробую. Но ты должна обещать мне, что не наделаешь глупостей и отдашь все материалы, которые тебе передал Олег, и без копий. Только так.
Татьяна задумчиво посмотрела на него. И снова эта игра глаз, сомнение, доверие, снова сомнение. А потом какая-то странная темнота, ступать в которую было даже сейчас опасно. Михаил пододвинул к ней кружку с коньяком.
– Спасибо. Спасибо за все. Я и вправду не хотела тебя просить. Но едва Олега закрыли, все тут же, как старые толстые крысы…
– Дали деру, – подмигнул Михаил. – Это нормально. Скажи, материл у тебя с собой, этот компромат, о котором ты говорила?
– Да. С собой.
– Хорошо. Тогда иди в душ и ложись. А я пока его изучу. И не спорь, сейчас тебе лучше отдохнуть. Об остальном поговорим утром.
– Нет, мне лучше поехать домой.
– Учитывая ситуацию, тебе лучше остаться здесь. Так как я не уверен, что ты нормально доберешься до дома, особенно после того, как побывала у меня. Тебе фантастически повезло, что тебя не забрали у охраны. Даже не знаю – это нарочно или просто оплошность.
– Что?
– Тань, ты – жена журналиста, открыто выступавшего против инквизиции. Поверь, места, безопаснее, чем здесь, для тебя нет. – Он протянул руку: – компромат.
Она вытащила флешку.
– А теперь ванна и сон. И поверь, это будет самый спокойный сон в твоей жизни.
***
Он смотрел на мирно спящую Татьяну. Как же быстро летит время. Неделя, вторая, третья… вот уже месяцы и годы. А она все так же прекрасна. Он улыбнулся, накинул на неё одеяло и пошёл на кухню, где его уже ждал ноутбук. Вставив флешку, он открыл файлы. Фотографии, фотографии, немного видео. Большей частью это были стандартные съемки в борделях, несколько видео с несовершеннолетними. Но одна папка вызвала у него особенный интерес.
Дело касалось некой Эльзы – девочки из сиротского приюта, у которой начались видения, после чего она неудачно попыталась покончить с собой и была перемещена в клинику святого Михаила Дзержинского.
Содержалась там она всего несколько месяцев под присмотром некоего Александра Петровича Михохленко, главного врача и по совместительству учредителя. Работающего на равных долях с хорошо знакомым церковным фондом «Милосердие». Пару раз этот фонд уже обращался к нему за помощью. Главным образом для того, чтобы найти своих нерадивых сотрудников, скрывшихся с хорошей суммой пожертвований. Михаил помог. Нашел всех.
Приют, где жила девочка до того как попасть в больницу, был также известен, хоть он и не был церковным. Несколько раз Михаил сталкивался с его детьми, очень рано научившимися воровать, убивать и совершать другие тяжкие грехи. Правда, напрямую он с ними не работал, а передавал другой структуре их епархии, но начальника приюта Антона Егоровича Приходько знал. Хороший был человек. Душевный.
Михаил снова прочитал биографию девочки. Вроде всё было стандартно: приют, потом – желание умереть. Детдомовцы всегда казались немного не в себе, тут не было ничего необычного. Но вот почему это оказалось в руках опального журналиста, да ещё на флешке с кучей компромата – было непонятно.
Правда, кое-что всё же было. Клиника, в которую изначально она должна была попасть, принадлежала фонду «Благовоние», выступавшим под патронажем епископа Николая Петровича Владыко, его непосредственного начальника. Была даже копия постановления, которую Олег зачем-то хранил. Но почему-то этого не произошло, забрали себе. Странно.
Михаил увеличил фото девочки. Невысокая, худощавая, с большими голубыми глазами. Чистый ангел, если повстречать её в богобоязненной семье. Таким барышням на роду написано заниматься фортепиано и пением, а еще, пожалуй, вышиванием. Михаил убрал фото. У него как раз было немного времени, чтобы съездить в эту больницу и навестить доктора. Всё равно Татьяна проснётся не раньше полудня, такова уж была её природа. Он поднял трубку и узнал время работы доктора. Как оказалось, они оба были рабочими жаворонками.
***
Клиника для душевнобольных святого Михаила Дзержинского была двухэтажным жёлтым поместьем, расположенным недалеко от станции метро «Теплый стан». На входе у клиники располагались две небольшие колонны, громоздкий фасад и крупная деревянная дверь, которая отчаянно контрастировала с новым веяниям современной стеклянной архитектуры.
Подъехав туда к семи, Михаил оставил машину на парковке и, показав удостоверение, передал ключи охране, после чего быстро прошёл внутрь. Внутри было пусто. Разве что одиноко сидел дежурный, смотревший на него заспанным усталым взглядом. Михаил снова показал удостоверение.
– Мне нужен главный врач, где я могу его найти? – спросил он, убрав удостоверение во внутренний карман черного церковного пиджака.
– Наверху, кабинет триста первый, – ответил встрепенувшийся сонный дежурный. – Он недавно пошел наверх.
– Спасибо.
Пройдя по лестнице, он быстро наткнулся на нужный кабинет, дверь которого была немного приоткрыта, так что даже стучать не пришлось. Михаил вошел внутрь. В кабинете оказалось небольшое разделение, благодаря которому стол принимающей сестры спасал доктора от ненужных посетителей. Сам же врач сидел в дальнем кабинете, дверь которого была закрыта.
Осмотревшись, Михаил сделал пару шагов и тут же оглянулся, так как едва он взялся за ручку двери, позади него оказалась толстая женщина с таким выражением лица, казалось, что она может запросто испепелить его, несмотря на его сан и церковную силу.
Михаил вытащил удостоверение. К удивлению, оно не произвело никакого эффекта.
– Вам назначено? Вы кто? Александр Петрович занят. Вам нельзя. Строго по талонам, – потело в него словно из пулемета.
Михаил вздохнул и крутанул ручку. Времени на препирательства у него не было, да и с подобными женщинами проще всего общаться через их начальство. Но едва он сделал шаг, как женщина стремительно бросилась к нему.
Оказавшись внутри кабинета, Михаил первым делом осмотрелся и сразу же подчеркнул, как тут было просторно. Ни нагромождений, ни ненужной мебели, лишь много света и пустого пространства. А на тех небольших редких стеллажах, которые висели над столом, была лишь пара медицинских книг. Сам же Александр Петрович сидел за рабочим столом, на котором также был общий порядок и огромное стекло, под которым было полно всяческих бумаг.
Михаил открыл дверь, впуская громкую женщину. Им стоило встретиться взглядами, только так могла наступить необходимая тишина.
– Александр Петрович! Он без стука! Отошла буквально на пару секунд в уборную, а этот… Самовольно, понимаете, самовольно…
– Успокойтесь, Клара, – ответил доктор, всматриваясь в удостоверение. – Ничего страшного, для священнослужителей у нас всегда есть время.
– Но? – запротестовала медсестра.
– Я же сказал, всё хорошо. Принесите лучше чаю. Вы, любезный, чай будете?
– Да. Чай это хорошо, – улыбнулся Михаил, убирая удостоверение.
– Тогда две чашки душистого чаю, Клара. У нас там вроде оставались печеньки, их тоже принеси, – сказал доктор и опустил глаза, подписывая какой-то документ, – работы просто невпроворот. Да вы присаживайтесь.
– Спасибо, – поблагодарил Михаил, присев на предложенный стул. – Как больные?
– Да как обычно. Кричат, матерятся, ссут в кровать и стараются навредить медперсоналу. Но это норма для нас, хотя для других, думаю, сплошное несчастье. Но мы люди привыкшие.
– Мы в какой-то мере тоже.
– А вы, собственно, по какому к нам поводу? – наконец, закончив с подписями, спросил Александр Петрович, подняв свои внимательные глаза. – Обычно у нас всё обходится письмами. А тут сам особый отдел пожаловал.
Михаил настолько часто общался с разными людьми, что не мог не почувствовать напряжение, с которым доктор начал свое знакомство. И пусть он даже его скрывал, но в этом вопросе Михаил был куда профессиональнее, и подобное дилетантство не могло от него ускользнуть.