Сидела и плакала долго. Устав, она устремила бессмысленный взгляд на большое зеркало. Присмотрелась. Из верхнего угла зеркала тонкой струйкой сыпался песок. Плохо соображая, Тома поднялась и включила свет. Стало ярко, из зеркала на нее смотрел голый Альберт.
Очнулась Тома в ванной. Пена уже сошла, вода была слегка теплой. Как раздевалась и набирала ванную, Тома не помнила. Она повернула голову и посмотрела на себя в зеркало: припухшее зареванное лицо, глазные белки усыпаны красными лопнувшими сосудиками, тушь сильно потекла и размазалась по всему лицу. Какое печальное зрелище. И она стала жестко умывать лицо. Рядом с ванной на полу зазвонил мобильный. Это была мама.
– Тома, Альберту сорок дней сегодня. Ты забыла? Я приготовила выпечку и конфеты, завезу в университет, если ты не можешь, – предложила Людмила.
– Да, мам, спасибо, я не в состоянии. Послушай, там Света принесёт лекарства для Пети. Я хочу отдохнуть. На пару дней, а может больше, отключу телефон, мне что-то совсем тошно.
– Это всё погода, милая, пройдись по магазинам, присмотри новую одежду. Я поищу чем тебе заняться, дочь, пора начинать новую жизнь.
– Да, мам, пора. Обо мне не беспокойся. Мне нужна новая жизнь. Пожалуйста, позаботься о Петруше. Пожалуйста, вечером Анюта, Петина подруга, придет к тебе, Ваську заберёт, я хочу его к себе. Я Свету просила, но у неё, по-моему, сегодня рандеву и вообще сказала, что много дел, ей теперь не до меня.
– Не говори так. Видишь, она заботится, организовала Пете лекарства. Зачем тебе кот? Зачем Ане таскаться с ним по такой погоде? – Люда помолчала, – Я очень люблю тебя.
Тома не отреагировала на признание.
– Мне так хочется. Ой мам, ладно, всё, нет сил. Я отключаюсь.
Светлана была в спортклубе. В такие моменты мобильный телефон для неё не существовал. Света расположилась в подвешенном гамаке. Хорошо! Светлана обожала аэро-йогу, она мысленно благодарила современный мир, со всеми его излишествами и новшествами. Повторяя упражнения за тренером, она одновременно и расслаблялась, и напрягалась. И самое заветное…. Окончание. Мастер ударила в гонг, ещё… и ещё… Низкочастотные волны медленно и тяжело наполняли зал, уши, череп, тело, сознание, оттолкнулись от стен и вошли в неё. Ощущая сильные вибрации пространства, Светлана открыла глаза и увидела себя со стороны: вот она, стройная и гибкая, в гамаке с закрытыми глазами.
Из душа Света не вышла, нет, она выпорхнула! В голове кружили новые идеи по смене оборудования в процедурной для лица, нужно было зайти в рекламное агентство, продлить контракт на каталог, посидеть с дизайнером, чтобы обновить билборд и вывеску, забрать пальто из прачечной, попасть на выставку косметики в Экспоцентре, заехать в кадровое агентство и оставить заявку на специалистов, вернуться к вечеру в спа и провести несколько интервью с потенциальными кандидатами….. Она готова была горы свернуть. Но сначала нужно было забежать к Людмиле Ивановне, занести привезенные из всемогущей заграницы лекарства и добавки для укрепления иммунной системы Петруши.
По-настоящему отлично Светлана себя чувствовала тогда, когда на ночь было съедено варёное яйцо или брокколи в йогурте, а утром, проснувшись, съедала немного овсянки с черникой и выдавливала пару апельсинов. Прекратив комплексные обеды, Света заменила их на постоянные перекусы всякой полезной мелочью: яблоко, или орешки, или кефир, или (какая роскошь!) куриная котлетка без ничего. Вместо плотного обеда почти каждый день в час дня она летела к тренеру, после чего она выглядела и чувствовала себя свежо и молодо, энергия зашкаливала. Не нужно было убивать время на готовку борщей-пельменей-пирогов.
Даня встретил её на выходе из клуба.
– Да ты сияешь! Надеюсь, это из-за меня? – поприветствовал её Даня, улыбаясь.
– Ну, конечно. Ты на машине, а на улице ливень. Какая удача!
– Понял. Съел, – Даня сделал вид, что обиделся, – Мы куда?
– Тут недалеко, я покажу дорогу.
– Надолго? Ждать не смогу, у меня до вечера еще пара деловых встреч, – Дане тоже надо было «держать марку» и показывать, что не будет бегать за ней, как мальчишка.
– Нет, конечно, я сама. Наш ужин в силе?
– Если только ресторан к полуночи не затопит, как бы град ни пошёл…
– Значит, Даня, у нас будет романтический ужин на воде. Поехали?
Света забежала в подъезд, вспорхнула по лестнице, что-то напевая, и нажала кнопку дверного звонка. Людмила Ивановна открыла.
– Здравствуйте, Людмилочка Ивановна! Я на секундочку. Вот пакет, там всё, о чем Тома просила.
– Светочка, сколько я тебе должна?
– Не выдумывайте, – Света лучезарно улыбнулась и замялась, вспомнив, насколько неуместна радость в этом доме.
– Ну хоть зайди, дорогая, печеньем тебя угощу. Пирожки вкусные, и конфет с собой возьми.
– Людмилочка, не могу засиживаться, мне бежать надо…. Васяяяня, – Света присела на корточки и погладила кота, который вышел посмотреть на гостью, – ладно, на минуточку, чай попью, – согласилась Света и вошла.
Васька немедленно забрался Свете на руки, улегся и заурчал. Свете не терпелось уйти, поэтому начали чаепитие молча, но потом она поняла, что придется отбыть повинность, поняла, что Людмиле Ивановне необходимо поговорить. Женщина любила Свету. Именно о такой дочери она всегда мечтала: яркая внешность, совсем не кукла, неправильный нос, выразительные зеленые глаза, непотопляемая оптимистка.
– Ты немного вымокла! Хоть просохнешь! Я зонт твой раскрыла в прихожей, куртку повешу на батарею!
– Да, сегодня мрак! Но, – Света загадочно заискрилась, – меня подвезли. Я совсем немного зонт намочила, пока из машины к домофону…
– Кто на этот раз?
– Да в спортивном клубе как-то… Потом к нам приходил пару раз в салон на стрижку, потом стал чаще … думаю, из-за меня, – Света вспрыснула, – он вообще не в моем вкусе – слишком красивый!
– Света, ты её лучшая подруга, – Люда перешла к делу, – с ней что-то происходит, и дело тут не в Пете, тут что-то ещё. Она попросила присмотреть за ним неделю, денег заняла много. Обычно она стесняется, не просит. Что она задумала? У неё какие-то планы?
– Денег заняла? У вас? Я ей тоже одолжила. Она давно ничего не рассказывает, мне неловко выспрашивать. Простите, но даже и не знаю, что думать.
Петя забрел на кухню и сел с ними за стол.
– Ба, я поем?
– Конечно, родной, – Люда суетливо, с радостным испугом в глазах, стала накрывать на стол.
Светлана посматривала на Петю. Ей стало грустно и стыдно из-за того, что не очень хотелось и, надо признаться, надоело быть частью чужого горя. «Вот так, заведешь ребёнка, а он заболел. Зачем ей такое?»
– Что-то я совсем совесть потеряла, – встрепенулась Света, – мне пора! Я завтра еще забегу, не провожайте!
Она опустила кота на пол, обняла мальчика и нежно взлохматила ему сонный чубчик, приобняла и поцеловала в щеку Людмилу Ивановну, юркнула в прихожую. Скоро Петя и Людмила Ивановна услышали, как захлопнулась дверь. Петя взял стакан с молоком и подошел к окну. Васька, увидев молоко, оживился, и бодро запрыгнул на подоконник. Люда присела на стул, вытирая руки полотенцем, глядя, как мальчик и кот смотрят в серое, плывущее окно. Самые крупные капли ноябрьского ливня били стекло, срывался град.
– Она всегда веселая, – тихо вздохнул Петя, продолжая смотреть в окно на акварельные силуэты людей, – я тоже хотел бы быть веселым…
Света угрюмо вышла из подъезда разбитая, не в духе, и решила, что завтра она точно сюда не придёт. Неуёмный ливень. Всё к чёрту! Никуда сегодня больше не хотелось, только в горячий душ, а потом под теплое одеяло и под телевизор с чашкой чая и журналом. Зачем она отпустила Даню? Надо было попросить подождать её, чего уж стесняться! Перебежками, натягивая капюшон, то открывая, то закрывая бесполезный зонт, она добралась до автобусной остановки.
«Больше этого не будет, завтра попрошу Даню заехать за мной. Никакого общественного транспорта. На работу в машине с красавчиком. – Тома со своими вечными проблемами – это какой-то якорь, или балласт, тяжеленный, мне что ли до пенсии её утешать?..»
Люди толпились у дверей автобуса, она втискивалась последней в переполненный салон. Нога неудачно подвернулась не ступеньке. Света со всего размаху упала ничком на асфальт и умерла. В последнее мгновенье своей жизни она видела бесконечный поток прозрачных капель, падающих из туманной бездонной черноты на немного удивленное мёртвое лицо.
***
Потомственная ведунья Анфиса Сергеевна, обладательница карт Таро и волнующего чёрного с перламутром маникюра, набрала номер своего хорошего знакомого.
– Привет Маратик, да-да, всё нормально. Как обычно, твои тридцать процентов. Спасибо, дорогой.
Марат работал в нужных структурах обычным служащим и снабжал Анфису Сергеевну данными, необходимыми провидению. Она отправляла ему фамилию, имя, адрес и телефон клиента, а он ей – кто прописан, распечатку звонков за последние несколько дней. Ну, а от школьницы дочери она получала уйму информации о детях, кто болеет, кто здоров, кто с кем подрался, у кого новый телефон и какие проблемы в семье. Анфиса с юности знала, что правда – это мираж. Это что-то, в первую очередь, никому не нужное и ни к чему хорошему не приводящее. Людям нужно говорить то, что они хотят слышать, потому что они всё равно услышат только то, что захотят.
Двадцать пятое ноября 2017. Подмосковье. Художник Бессонов
Ночью двадцать пятого ноября где-то в Подмосковьи художник Бессонов резко повернулся к окну.
Ставни шумно распахнулись в ночи, и холодный воздух ворвался в теплую темноту.
– Снова ты? – он узнал её. Ведьма. За годы она ни капли не изменилась, конечно, нет.
– Нам пора, – так же легко одета, но ей совсем не холодно.
– Уже? Но я не готов! У меня столько задумок, планов, так много несделанного. Мой проект. Моя семья…
– Не нам решать, дорогой, – и она улыбнулась своей свежей неуловимой улыбкой.
– Секрет твоей улыбки вовсе не в губах, а в глазах, а я написал тебя с закрытыми глазами. Но, послушай, я не готов.
– Табор уходит в небо, – на этот раз ее глаза светились иронией, – я видела твои проекты, Коленька, ты им не поможешь.
– Кому?
– Как кому? Цыганам своим. Чего ты добиваешься? Чтобы их полюбили? Поняли? Признали? Под силу ли тебе это? Бродяги, независимые, бесстыжие. Такие не могут нравиться порядочным гражданам… Коленька, я подарю тебе долгую беседу о том, к чему тебя так тянет, – и Анна улыбнулась. Она присела на подоконник и, словно Шахерезада, начала, – Это было смутное время… А впрочем, время, оно всегда смутное, но не будем отвлекаться.
– Я не готов! Я хочу остаться, – настаивал художник.
– Не нам решать, Николай, – дёрнула хрупкими плечами, как будто извиняясь, а, может, ей было всё-таки зябко, – не нам решать. И в этот день Бессонова не стало.
Бабки Егоровы, Матрёна и Ульяна, вязали. Мотя отрезала литыми железными ножницами слишком длинную шерстяную нить. Окна задребезжали…
– Кто там, Улянушка?
– Это Анна.
– Опять летает?
– Летает. Месяц у неё урожайный, ноябрь всегда такой.
– И зачем летает? Выделывается! Побаловалась и хватит.
– Понравилось ей, как Николашка Бессонов-то её зафиксировал. Но давеча и его прибрала…
Анна распахнула дверь и не касаясь половиц вошла.
– Зачем? Зачем убеждаешь людей, что ведьмы есть, ведь их нет? В их мире вдоволь обмана.
– Это не обман, Матрёна, это красивая сказка, пусть она живёт. Все они станут прахом, а после – перегноем, а после – новой питательной энергией, но разве хочется кому-то в это верить? Люблю ноябрь, столько смертей! Наш приоритет, бабульки, – обновление планеты Земля и поиск предателей. А вы тут…
– Для нас последний земной год пошёл. Яхсис пытается скрыться. Тебе нужно его перехватить. Он должен всё отдать.
– Да. Работы много у меня, бабоньки. Бунтарей четверо. Яхсис самый слабый из них, поэтому я и нашла его первым.
Тридцатое ноября 2017. Египет. Тома и её любовь
Тома смотрела в иллюминатор. Второй раз в жизни летит на самолёте. Обломки невысоких гор и песочных валов проглядывали сквозь взбитые облака, как корица в капучино. Сбежала. Подло? Она никому ничего не должна. У Светланы своя жизнь налаживается, Петр, кажется, её ненавидит (или она ненавидит его?), а матери она вообще никогда не была нужна! Хотя ребёнок… Ничего, вырастет – поймёт. Может быть, если Ахмед будет не против, они смогут забрать Петю в Египет насовсем? Но, скорее всего, с Людой Пете будет лучше. Тома не хотела заглядывать в будущее так далеко.
Тома бредила романтикой, ждала с дрожью в ногах, что они будут лежать с Ахмедом, нежно прижавшись друг к другу, на теплом песке. Служка принесет им красивый коктейль, и она, слегка опьянев от напитка и от любви, будет смотреть на лазурное море и блуждающие вдали светлые кораблики. Он будет гладить её волосы, касаться губами плеча и шептать со своим акцентом трогательные слова…
Хургада встретила ее порывом жесткого песочного ветра, тяжёлым смрадом сигарет и самолетного топлива. Тому, с большим опозданием, встретил брат Ахмеда, Мухамед, посадил в потрепанный «Шевроле» и отвез на съемную квартиру.
– Сейчас сто долларов. Потом за свет и воду. Депозит сто долларов, – констатировал Мухамед на ломанном русском.
Тома плохо и беспокойно спала на новом месте, думала позвонить маме или подруге, но решила, что не стоит. Кот Василий беспокойно обнюхивал липкие, немытые углы и не находил себе места. За стеной шумели соседи часов до четырёх утра, а когда, уже привыкнув к квартирному сигаретному духу и шуму, она провалилась в дрёму, молитва муэдзина выдернула её из сновидений.
Поздним утром, выйдя из многоквартирного дома, она решила заглянуть в супермаркет, чтобы купить продукты для перекуса на пляже. У входа в магазин сидела нищенка с ребёнком на руках, нагло и назойливо что-то бормотала и протягивала руку. Тамара махнула таксисту и сказала, куда ехать. Молодой сутулый заросший водитель на оранжево-синей неухоженной машине, с сигаретой в одной руке и старенькой «Нокией» в другой, то и дело поглядывал на Томину грудь в зеркало заднего вида. Он резко тормозил, потом неожиданно набирал сто двадцать и постоянно нервно сигналил.
Ахмед встретил Тамару на проходной отеля. Брань с таксистом по поводу оплаты ещё больше выбила Тому из колеи. Они прошли через терминал охраны, и служащий отеля сообщил об оплате входа. Ахмед взял сумку с Томиными вещами и пошел вперёд. Человек на входе повторил по-русски: «Вход два человека сто фунтов». Она немного растерялась и посмотрела вслед Ахмеду, но тот не обернулся, и Тома заплатила за вход.
На пляже служка в рваных шлёпках с сильно треснувшей кожей на пятках и обломанными ногтями что-то спросил у Ахмеда и провел их к свободным лежакам. Он принес два застиранных полотенца в бело-желтую полоску и стал застилать, особенно тщательно с Томиной стороны, глядя на нее и расплываясь в коричневозубой улыбке. Тома сунула ему в руку двадцать фунтов чаевых и попросила коктейль. Через пять минут ей принесли граненый надбитый стакан с бледно-голубой жидкостью, отдающей жестким спиртовым амбре, трубочкой и чахлой долькой лайма.
Конечно, пляж беззвёздочного недо-отеля «Машрабея» резко контрастировал с пятизвёздочным «Аквамарином», где они отдыхали в прошлый раз семьёй. У пирса стояли два катерка. Полуголые чумазые мужички, громко перекрикиваясь, что-то носили, убирали, чинили и смеялись, развязно пялясь на пляж, беззастенчиво разглядывая женщин. Поверх воды плавала цветная лужица топлива и пару пластиковых бутылок, в застоявшемся воздухе пахло соляркой, краской и сигаретным дымом. Почти все шезлонги у небольшого бассейна были заняты женщинами в буркини или просто одетыми в чёрное. Они не то злобно, не то с любопытством поглядывали на открытых туристок. Местами валялись использованные памперсы, в воде шумно бесились дети разных возрастов, некоторые ели там же.