–Уважаемый Бр, рады будем Вас видеть у нас на станции, Ваш стыковочный узел № 76, – пропели на сайте 45-й. Далее следовало предложение перевести им на счет золотой за месячную парковку. После перевода прислали пароли и логины для входа в личный кабинет и настройку на ихний центр управления стыковкой.
Я загрузил курс из программы-штурмана в блок управления, выключил всю внешнюю связь, включил контроль пространства, вывел на большой экран плазмы инфу от силовой установки, параметры курса, задал внутреннему «новостнику» сбор информации о полете и вывел на экран карту зоны перелета.
Поставил на окна программу-имитацию звездного пространства, соответствующую зоне перелета. Теперь в иллюминаторах будут показывать то, что я бы видел, если бы, это были настоящие окна – слегка только увеличивая звезды-ориентиры и жирно выводя возможные встречные корабли, метеориты и прочие незапланированные объекты.
Дал машине команду «Старт!» В ощущениях внутри корабля это не передается. Некоторые, особенно новички в космосе, любят устанавливать имитацию рывка движков, тряски и прочего, гул и тому подобное. Я этим уже не баловался, а уселся в свое кресло, глядя на экран и удовлетворенно наблюдая, что все идет нормально. Маршевая батарея дала импульс. Мощный разряд выделил сейчас сильную световую вспышку и энергию, которая толкнула меня в соответствии с назначенным курсом к 45-й станции. А дальше мы просто летим камнем из пращи, слегка следуя волнам гравитации удаленных масс. Тихо и молча.
хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Мечтатели, кто не был в космосе, обманутые приключенческой романтикой, песнями и фильмами про Звездные войны, думают, что космические перелеты – это фантастически интересно и увлекательно. Жизнь джедая, мол, наполнена событиями и ощущениями, всегда чем-то новым…
Космические перелеты – это смертная тоска, не больше наполненная чем бы то ни было, чем сам космический вакуум. Только узнает об этом средний звездный волк слишком поздно, когда его жизнь уже нельзя изменить.
Две недели перелета до 45-й – время условное или приборное. Материалы машины износятся на 330-340 часов, примерно так же это время оценивает силовая установка. Принято доверять этим показателям, а не лезть в дебри типа делить относительное расстояние на относительную скорость. И тем более не стоит доверять ощущениям. Психика любой перелет дольше трех суток ощущает, как вечность.
Четвертые сутки – критичный порог, когда от бездействия и замкнутого пространства начинаешь сатанеть. Я сидел, уставившись в пол, разглядывая серые плитки. Спать-жрать-срать не хотелось. Мысли остановились, и внутри все застыло. Во время перелета даже нет смысла включать «пустоту», она и так вокруг тебя. В «окнах» также застыли, не двигаясь, словно мысли такого же как я летуна, звезды. Я смотрел на них, а они на меня, и мы молча и недвижимо тупили, по ощущениям, уже тысячи лет.
Я вспомнил Лилит. Да, однажды я все-таки пересекался с этими созданиями Демиургов. Жгучая черная патлатая стройная и нервная. Покупатель от нее избавился – она нахватала с интернета всякой вирусни и полностью вышла из-подчинения кому бы то ни было. Так и болталась, где хотела, шляясь по станциям вроде 45-й. Для начала, она считала, что она главнее мужика, даже если берет деньги на подзарядку и апгрейд. Много знала про семью пуналуа, бытовавшую у людей в каменном веке на земле. Типа патриархат ввели вместе с сельским хозяйством и вообще производящим хозяйством. А до того все было как сейчас – присваивающее хозяйство. Спорить с ней было сложно – последний раз я вживую видел человека, непосредственно создающего что-то, очень давно. Галактика жила именно с какого-то собирательства. Я смотрел за тем, как растут акции, войны, народы – они росли как ягодки и корешки. Я должен был знать, где грибная поляна, а где ягодная, знать, когда туда заявиться, чтоб собрать урожай, который, конечно, не я сеял и растил… Есть, конечно, и охотники, но пахарей, точно осталось мало.
Вот Лилит и считала, что она теперь должна быть главной, как в матриархальной деревне, хранительницей очага и т.п.. Для игр в фемдом такая ее философия вполне подходила и у нас с ней были незабываемые сессии. Но, когда не знаешь, в каком облаке, с каких сайтов она черпает вдохновения – это возбуждает, но и пугает. Каждый раз кажется, что она сейчас задушит насмерть или резанет ножом веселее и глубже…
Да, сейчас начнется вопль, мол, так мы и знали, что все джедаи – извращенцы. Просто, когда ты годами без секса, редкие возможности хочется использовать так, чтоб уж точно торкнуло, чтоб до самого озверения… Женщина на борту у космического странника – это запредельно дорого, особенно с учетом оплаты для нее обратной дороги. Вообще, в космосе, в том числе на станциях, женщин почти нет. Те бабы, которые сами летают – не в счет, точней на любителя. Специфика летной работы такова, что эти пилотки превращаются в стокилограммовые бесформенные мешки с прелым салом. Редко у кого они вызывают влечение…
Вероятность встретить красавицу в космосе не выше, чем столкнуться лоб в лоб с метеоритом. А значит естественный процесс приводит космонавта в бордель, а уж там то надо попробовать все. Или к экспериментальным образцам вроде Лилит.
Она не брала денег за свои часы, но надо было заряжать ей аккумуляторы, покупать одежду, оплачивать трафик. Она предлагала мне продать корабль и все имущество, отдать ей деньги, а самому убираться куда угодно – подыхать. Если я на это не готов, значит я не люблю ее по-настоящему, не готов раствориться и исчезнуть в ее жизни. Сейчас, на пятые сутки полета я ее любил всем сердцем. Вспоминал, почему-то ее ухо, и пустоту за ухом, между кожей и пышными волосами. Казалось, там пульсирующее пространство, в котором меняется давление, и оно всасывает всего тебя в эту темную глубь, как в пещеру. Вспоминал ступни ее ног, которые вылизывал, пятки, которые аккуратно чесал зубами. На ступнях были, как карты, маленькие морщинки – густой сетью таинственных знаков и обозначений. В голове у меня сейчас давило, рот сжимался, я вспоминал узор этих линий и в них тонул.
А потом ясно перед собой увидел ее глаза – как смерть, как конец всему. Я стоял на четвереньках в ванной, впившись зубами в деревянный обод умывальника, задрав левую ногу коленом на бортик ванной, трясясь и выгибая спину в кольцо, правой рукой, как подстреленный, скользя рукой по кафелю на стене, казалось, что глаза сейчас вывалятся из глазниц и упадут на полотенце, лежавшее на полу.
Видя перед глазами трясущуюся серую хмарь с быстрыми искрами, слыша звенящий хаос в ушах, пополз боком по стене и, наконец уселся в ванной и успокоился. Тупо и отрешенно сидел и направлял струю душа на испачканную стену, пока не отмыл. Колотило от холода, и я лег на спину в глубину, включив на полную поток горячей воды с пеной. Согреваясь, смотрел теперь в потолок над собой, вслушивался в тишину, доносившуюся из салона, нет ли сигналов какой тревоги.
В эти секунды казался себе слабым, никчемным, раздавленным, беззащитным перед любым летящим навстречу метеоритом, коварным пиратом. Пылинкой, которая «Бах!» – и нету, и все.
Вода грела, шампунь-пена пахла и искрилась, синева отливалась отблесками в запотевших кафеле и в зеркале. Лежал и старался почувствовать воду и тепло разными клетками тела, прислушивался, как ее чувствуют ноги, как руки и как живот и спина…
Согревшись, встал и вытерся большим махровым полотенцем. Не одеваясь, пошел босиком в салон.
Все это вокруг – вся эта железная махина, хитрое и умное оборудование, комфортная мебель, – все это я создавал для Нее. Для Той, с которой думал вместе лететь во вселенную, до края… Она была той самой, я это точно знал. Когда мы шли вместе – каждый куст на дороге, каждая птица на дереве, все звезды хором говорили, кричали мне, что это она. А машины, проезжавшие мимо, подмигивали фарами, кивали капотами на ухабах, подтверждали. Воздух рядом с нами становился торжественным и венчал нас, объявлял созданными друг для друга.
Когда она не захотела лететь со мной, я был готов, был согласен, и я тогда мог это, не покупать корабль, а купить дом на какой-нибудь планете. Мы жили бы там вместе, пусть одну и совсем короткую жизнь, без всяких временных петель, искривлений пространства, без джедайских штучек с «сохранялками» и «неубивашками». Неужели я так много хотел? Неужели это было невозможно? Она отказывалась не от полетов, а от меня. Не хотела быть со мной.
Все эти молчаливые ледяные звезды, вся эта пустота, весь этот космос – они вместо нее. Все это бесконечное метание между постылыми планетами и станциями, между разными жизнями и мирами – вместо того домика, где нас с ней ждало счастье. Мне все это время казалось, что она где-то рядом, совсем близко, хотя бы одному какому-то из известных измерений. Но по остальным измерениям она недосягаема навсегда – в другом времени, в другом кольце пространства, в другом варианте возможностей, уже исчезнувшем, и больше не возможном.
Я чувствовал лицом вплотную прижавшуюся ко мне пустоту и бесконечность. Джедай лежал на полу в салоне корабля, головой к экрану плазмы, боком к чудо-креслу-трансформеру. Бровью, скулой и носом давя, что было сил, в пол. Вдавливая до синяков ребра в серые плиты. И колотил кулаками пол. Надеялся сквозь обшивку достучаться до пустоты, чтоб она услышала, как он ее ненавидит. За то, что она вместо Нее. У звездного волка мутнели глаза, подернувшись влажной пленкой, дергались плечи, он приподнялся на локтях и коленях и выл. Протяжно, громко во всю силу легких и спины. Выл, от того, что впереди еще больше недели перелета, еще много лет перелетов, еще целая бесконечность бессмысленных перелетов из пустоты в пустоту. Вой мерно наполнял салон корабля, как орган в костеле.
Звезды смотрели в «окна» безразличными прохожими в большом городе. Чернота космоса как будто даже гармонировала с этой звуковой волной и гасила ее в своем вечном тихом вое. И на невидных планетах, разбросанных вокруг, миллиарды живых существ не слышали, как воет над ними одинокое нечто, проносясь мимо их миров камнем отчаяния и тоски.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Сидел и смотрел на свои ноги. Сколько-то времени назад отжался от пола, подтянулся на перекладине, прокачал ноги, задницу, пресс на тренажере, пробежал 5 км на дорожке. Съел пару белковых брикетов. Не знаю, как долго сидел и смотрел на пальцы ног – внимательно, без мыслей и эмоций, пока не блюмкнуло в динамике и на экране не показался зеленый значок. Меня засек диспетчерский центр 45-й, я уже в их зоне.
Диспетчер просил меня подключить к нему свой блок управления. Я нажал ОК, вошел в личный кабинет на сайте 45-й, ввел логин и пароль и разрешил своему кораблю выполнять указания диспетчера для стыковки. Сейчас 45-я своим магнитным лучом стащит меня с моей траектории, и будет подтягивать к себе. Сближение и стыковка займут несколько часов, я пошел приводить себя в порядок.
Сполоснулся в душе, сбрил двухнедельную бороду и щетину, подстригся, как любил, почти налысо, под солдатика. Вытянул из шкафа цивильный прикид. Ветровка цвета металлики, поверх толстовки с капюшоном, штаны с накладными карманами, удобные легкие берцы. Не следил сейчас за модой и следовал классике, придерживаясь правильного образа космического странника.
Включил камеру переднего вида и вывел изображение на плазму. 45-я – два больших шара, соединенных несколькими плоскими панелями. Один шар – реактор, второй – отель. В плоских длинных панелях-досках стыковочные узлы, парковки, ремонтные мастерские. Эта штуковина плавно приближалась, шар-отель переставал казаться монолитным, становились заметны выщерблены, щели, торчавшие штыри. Живое не бывает плоским.
На таких станциях, как эта, обычно одновременно находились полторы-две тысячи проезжих и еще человек семьсот персонала. Территория не принадлежала никакому государству, порядок здесь обеспечивала собственная охрана. Поэтому терся здесь кто угодно, конченных отбросов станция не собирала, охрана могла отказать в стыковке тем, кто ей совсем не нравился. Но людям с деньгами не отказывали. Охрана могла тебя арестовать и отдать внешним властям только если ты в розыске по интерполу, но для этого надо натворить слишком много. Если ты поссорился с властями только одной какой-то страны или содружества, станцию это не касалось…
Также здесь сквозь пальцы смотрели на разные психотропные вещества, на проституцию, на азартные игры. Строго было с оружием и всем взрывным. В общем, если ты хорошо себя ведешь на станции, тебе здесь всегда рады, и не будут парить вопросами и проверками. Такие правила, кстати, привлекают сюда не только криминал, но и вполне хороших людей вроде меня (смайлик). По крайней мере лучшие мои знакомства случились на подобных станциях. Тут какая-то приятная атмосфера свободы и безопасности одновременно. На станциях есть своя уникальная культура поведения, общения. Там себя чувствуешь именно так, как ты себе представлял космос, когда решал связать с ним судьбу, посмотрев в юности «Звездные войны». Те, кого здесь встречаешь, могут принадлежать к самым экзотическим расам, быть не похожими не то что на людей, а вообще ни на что не похожими. Но они покажутся более родными, чем даже жители твоего родного города.
Местный дух чем-то напоминал Хомланд, тут было уютно, и было приятно предаваться воспоминаниям о молодости и об учебе. Джедаи любили торчать на таких станциях. С тех пор, как от Хомланда ничего не осталось, а на планетах у каждого были свои затеи, пересекались мы только на таких вот нейтральных территориях, как 45-я станция.
На земле среди кучи предметов, которые вас окружают, легко ориентироваться и понимать врет дальномер или спидометр, или нет. Ты и сам видишь и понимаешь расстояния. Тут в безориентирной пустоте ваш гипофис в тоске, ему нечего не с чем сопоставлять, вы не чувствуете, где что находится. Если дальномер говорит, что до объекта 700 метров, значит 700, лучше не париться. Большинство катастроф происходят именно из-за ошибок программ пространственного ориентирования. Но сейчас мой полет рассчитывает и мой корабль, и диспетчер, снижая шанс одинаковой ошибки.
Меня подтаскивали к торцу одной из панелей, уже были видны в ней блоки стыковок – круглые диски с крупно горящими номерами. Меня разворачивало мордой в круг «76» и тихо подтягивало все ближе к красным цифрам на металлическом диске. Оказавшись в 30 метрах от него, мой борт застыл, ровно вытянувшись по оси на диск. Диск разъехался, несколькими лепестками в стороны, скрывшись в створках. Впереди в ярком белом свете открылось пространство шлюза. Рывком, как патрон в патронник, меня дослали внутрь – мой борт оказался внутри, а лепестки у меня за кормой съехались в сплошной диск, изолировав меня внутри шлюза. К носу протянулся крюк захвата и защелкнулся на моем стыковочном узле. Впереди разъехался лепестками следующий диск и меня крюком втянули внутрь палубы, вставив в ячейку – парковку. За мной блокировали дверь, придется подождать минут тридцать, пока в ячейку вкачают правильное атмосферное давление и состав воздуха. Пока что я установил на всех своих приборах местное время, отключил свой корабль от диспетчера. Включил внешнюю связь, нашел местные чаты, поискал Радость.
Рыжий был уже здесь, и быстро откликнулся. «Давай, братан, в 19-00, подваливай в Камелот, правильное джедайское место». Я ОКнул в ответ и увидел зеленый сигнал на мониторе – можно выходить наружу. Выключил все, кроме дежурных систем, разблокировал свой собственный входной шлюз и вышел «на улицу» приятно пружиня ногами по чужим железкам. Приятельски по обычаю хлопнул обшивку корабля ладонью, и пошел к выходу из ячейки.