Вскоре вдали показались крыши домов, купола церквушек Бристоля. Ну, слава Богу! Возможно, мне удастся добраться на судно прежде, нежели разразится дождь. Но и это было очередным, которым уже по счету самообманом. Если просто сказать, что вскоре пошел дождь – значит вообще ничего не сказать. Небеса разверзлись сплошным потоком воды. Это было нечто ужасное. Но именно в этот момент моя лошаденка меня и удивила. Когда я уж сам не выдержал и хотел уже было свернуть с пути да схорониться где-нибудь от этой напасти, моя спутница внезапно устремилась вперед быстрей и уверенней. Дивясь чудной перемене в ее поведении, я нашел этому только одно объяснение: мы вышли на твердый путь, ноги ее больше не вязли, и ей, конечно же, показалось, что в этот миг она освободилась от неподъемной тяжести, которая до этого была незримо прикреплена к ее ногам. Воздав ей должное, я мысленно пожурил себя за столь поспешное и опрометчивое решение, принятое минутой раньше, и дал себе новый зарок: впредь не расставаться со своей спутницей.
А дождь все усиливался. Волна энтузиазма у лошаденки вскоре иссякла, она вновь замедлила ход, да и я сам был уже на грани нервного срыва. Единственное, что заставило меня продолжить свой путь – это лес мачт, показавшихся вдали. Вернее, лишь только верхушки мачт, но и они красноречиво говорили о том, что к цели моего визита рукой подать, потому-то и не было смысла прерывать путешествие в двух шагах от достижения конечного результата.
А вот и гавань. Огромное множество кораблей жались к пирсу, как бы желая и самим укрыться здесь от дождя. Еще большее количество застыло чуть поодаль на рейде. Я принялся пристально вглядываться в надписи, красовавшиеся на их бортах. Сквозь пелену дождя сделать это было довольно трудно, потому-то на эту процедуру у меня ушла уйма времени. Я снова и снова чертыхался, хотя это, откровенно говоря, мало помогало. Дождь, как мочил, так и продолжал мочить меня, невзирая на сквернословия, извергаемые мною. Помнится, мне тогда подумалось: это же какими черными должны быть дела и тайны, хранящиеся в конверте, коль все, что связано с ним, окутаны такой небесной напастью, таким проклятием Божьим?!
Наконец-то сквозь дождевую мглу я разглядел надпись «Кадет», окликнул людей на судне, там заметно оживились, тут же за мной была послана лодка, и вскоре я уже стоял на палубе судна. Капитан, видя мое состояние, тут же приказал провести меня в его каюту, но в следующее мгновение самолично проводил меня, отдав на ходу распоряжение, чтобы кок доставил к нему что-нибудь горячее. Капитанская каюта оказалась на удивление просторной и обставленной со вкусом. Стены были увешаны коллекционным оружием, как холодным, так и огнестрельным. Резное дерево виднелось вокруг, куда ни кинь взглядом. Хотя особой роскоши, все-таки, не чувствовалось. Во всяком случае, у меня в тот миг сложилось впечатление, что хозяин этой каюты не кичится богатством.
В первую очередь я переоделся в сухое, которое мне тут же предложили, а во вторую – сразу же осушил рюмку согревающего рома, которую капитан услужливо наполнил для меня. Я был польщен. Лично сам капитан ухаживает за мной, хмельное тепло разлилось по телу, пьянящий дурман вскружил голову. Вскоре вторая рюмка наполнила содержимое моего желудка. Господи! Как здесь было тепло, сухо и приятно! Как все это резко контрастировало с той непогодой, жертвой которой я был совсем недавно!
Мы с капитаном разговорились. Он оказался милейшим человеком, прекрасным собеседником. Я рассказал ему обо всем, что произошло, передал ему пакет. Он снова и снова перечитывал его, снова и снова расспрашивал меня о подробностях, и снова и снова подливал мне рома, я опорожнял рюмку, а капитан, видя мой непомерный аппетит, снова тянулся к бутылке.
Так продолжалось очень долго. Промокший и продрогший под дождем, плохо спавший накануне, потому и не выспавшийся, я разомлел, мною начала овладевать дремота, и под конец разговора я начал с трудом различать то, что со мной происходит. Помню, капитан мне что-то говорил, я ему что-то отвечал, но вот что – убейте, не помню. Веки мои наливались свинцом, желудок наполнялся ромом, голова все тяжелела. Нетрудно догадаться, чем все это кончилось. Да, да, вскоре я уже безмятежно спал сном младенца.
Сейчас уже и не помню, насколько долго я спал. Видимо, дала о себе знать накопившаяся за два дня усталость, изнурительная дорога, прозябание под дождем, и непомерно большое количество выпитого спиртного. Наверное, никогда в жизни мной не одолевал столь глубокий и продолжительный сон. Да, сон был действительно безмятежный. Но вот дальше…
Проснувшись, я долго не мог сообразить: где я? То, что обстановка была вокруг непривычная – это одно, но, главное, само состояние мое было сверх непривычным. Да, болела и раскалывалась голова, да руки и ноги были ватными и не хотели повиноваться мне, но было, к тому же, и ощущение, что я парю в воздухе, что-то наподобие птичьего полета! Что это за чудо такое? С чего бы это? Откуда взялось такое ощущение?
Я приподнялся на локте и огляделся. Совершенно незнакомая комната. Я никогда не бывал здесь раньше – это совершенно точно! Но что-то в ней необычное, она даже на комнату, в обычном моем понимании, не была похожа. Полукруглый свод окна, ничего лишнего вокруг, да и в самом окне ничего не было видно, только лишь однотонная ослепительная голубизна неба. Боже! Какое небо! Я никогда раньше такого не видел! Ни единого облачка! Какая девственно чистая голубизна. Как разительно контрастировало оно со свинцовыми дождевыми тучами… Первые смутные воспоминания начали робко просыпаться в моей голове. Еще не до конца осознанный, но легкий озноб дурного предчувствия пробежал по моей холодеющей спине. Я другими глазами посмотрел на все вокруг. Ну, конечно же, это была никакая ни комната, а каюта! Я находился в каюте корабля! Но это была не капитанская каюта, в которой мне вчера довелось побывать, и о чем с трудом я теперь начал вспоминать. В той каюте было так тихо, уютно, безмятежно. Теперь же со всех углов, со всех сторон резко веяло беспокойством. К чему бы это? Откуда и по какой причине это навязчивое ощущение?
Я собрал усилия воли, приподнялся с кровати и сел, опустив ноги на пол. Беспокойство еще более усилилось. Чудеса! Пол подо мной был словно живой, как будто он шевелился и трясся, и я это четко ощущал ступнями ног. Господи! Чего только не пригрезится с похмелья – подумалось мне тогда. Я уже начал было мысленно извергать массу проклятий на чертовый ром и на того, кто его придумал, как вдруг оцепенел от ужаса. Что это? Новое видение? Я отчетливо видел, как все, что было вокруг меня, вся каюта качнулась и отныне то, на что раньше не обращал внимания, стало проступать все явственней: корабль не просто покачивался, он был в движении! То, что минуту раньше было только догадкой, сейчас переросло в уверенность. Уверенность страшную, пугающую. Забыв обо всем на свете, я вскочил и подбежал к приоткрытому окну…
Сердце оборвалось. Единственное, что я видел – это длинная-предлинная, уходящая к самому горизонту, кильватерная струя, которая, прямо подо мной, кипела и пенилась, но чем дальше уходило судно, все успокаивалась, чего нельзя было сказать о моем душевном состоянии! Я был взбешен! И это мягко сказано! Гнев переполнял меня! Подлая измена! Меня заманили в ловушку! Иуды! Мне хотелось все сметать и крушить на своем пути! Еще не полностью отойдя от сна и не выветривающегося пьяного дурмана, я схватил шпагу и в ярости бросился вон из каюты.
– Где капитан! – Во всю глотку орал я. – Покажите мне этого мерзавца!
Я выскочил на палубу. Все недоуменно посматривали на меня, и лица их были полны удивления, мол, что это с ним? Это еще больше раззадорило меня. Я обнажил шпагу и стал в вызывающую стойку.
– Подайте мне сюда негодяя-капитана!
Я стоял трясущийся от гнева посреди палубы, вокруг меня собралась немалая толпа, с любопытством ожидавшая: что же будет дальше. Получилось все даже несколько забавно: словно толпа зевак собралась поглазеть на выступление заезжих комедиантов, а я посреди всего этого сборища и олицетворял собой шута, который сейчас должен потешать публику. Это еще больше разозлило меня. Но удивительное дело, чем больше я гневался, тем более в широких улыбках расплывались лица людей, окруживших меня. Это уже потом я понял, что выглядел довольно смешно: язык у меня все еще заплетался, верхнюю одежду в спешке набросил на себя, что называется «наперекосяк», да и на ногах держался еще нетвердо. Ну как тут смех не разберет; такой, казалось бы, грозный, со шпагой и в боевой стойке, а сам покачивается на ватных ногах, как тонкий прутик лозы на ветру, глядишь, чего доброго, сейчас свалится.
Тут подоспел капитан:
– Что случилось? Что за шум?
– Это ты, негодяй, спрашиваешь у меня, что случилось? – Выдавливал я из себя, задыхаясь от негодования. – Это ты, подлец, считаешь, что у меня нет повода для шума?! Это ль не твоя ли лживая глотка страстно желает, чтобы мой клинок вонзился в нее?!
Капитан сделал большие глаза. Мне показалось, что удивлялся он вполне искренне:
– Да объясните же, черт возьми, в чем причина вашего гнева! Я решительно ничего не понимаю!
Мне показалось, что он просто смеется надо мной, и переполненный эмоциями, я, со шпагой наготове, бросился на капитана. Выбрал я для этого, вне всякого сомнения, момент не очень подходящий. Я и без того неуверенно держался на ногах, а тут перенапряжение настолько подвело меня, что и сыграло со мной злую шутку; я в тот миг вообще с трудом мог контролировать свои действия и движения. Потому-то и неудивительно, что капитан, мгновенно отреагировав на мой выпад, успел обнажить свой клинок и ловким движением выбить мой из рук, притом с первой же попытки! Ничего позорного в моей жизни доселе никогда не было! Сам этот факт настолько ошарашил меня, что вмиг куда-то улетучились мои гнев и негодование, и я сник практически мгновенно. Наверное, это было жалкое зрелище. По всей вероятности я в тот миг здорово напоминал мокрую тряпку, которую небрежно бросили на какой-нибудь подвернувшийся под руку предмет, чтобы она просохла. Ожидаемая зрителями комедия завершилась для меня трагедией, фарсом.
Отчетливо помню, что страха в тот миг я не испытывал. А ведь меня, чужака, тут же могли заколоть, если не сам капитан, то любой из его людей, кто был бы возмущен тем, что я посмел поднять руку на него. Я был настолько подавлен, что в тот миг у меня не было никакого желания продолжить борьбу: подхватить выроненный клинок и снова ринуться в бой, или что-либо в этом роде. Мне стало безумно жаль себя, увязавшегося в эту авантюру, позарившегося на дорогой перстень, а в итоге искалечившего свою горемычную жизнь.
– Да объяснишь ли ты в конце-то концов, безумец, что с тобой происходит? У тебя что: был конфликт с кем-то из членов моей команды?
Я ожидал от капитана всего, но только не этого. Спокойный, умиротворяющий голос, и это после того, как я фактически минуту назад хотел убить его! Однако! Вот жизнь пошла у меня веселенькая: потрясение за потрясением, некогда и соскучиться!
Капитан, не дождавшись от меня вразумительного ответа, повернулся к команде:
– Может, вы мне что-нибудь объясните?!
– Да мы и сами удивлены, капитан: выскочил как угорелый, орет во всю глотку, мол, где этот мерзав…, гм-м, где, говорит, капитан.
Тут уж и ко мне вернулся дар речи:
– Еще и удивляешься, иуда! Насильно увез меня, а теперь…
– Что?! – Глаза капитана округлились. – Насильно?!!!
– А то как же. Еще и удивляется! Заманили меня в ловушку…
– Какую ловушку?! Что за бред?! Да что здесь, черт возьми, происходит?! Будет ли конец этой комедии?! – И тут же капитан успокоился. – Стоп! Разберемся спокойно. Вы, мил человек, никуда не хотели с нами плыть? Я так понял?
Я снова начал злиться:
– Еще спрашивает, наглец! Да вы что, вообще издеваетесь надо мной?!
Капитан примиряюще вскинул вверх руки:
– Все ясно! Прекратим этот балаган. Но прошу выслушать меня, чтобы ни у кого не оставалось никаких обид и недоразумений. Вы доставили нам пакет от Билла, мы благодарны вам за это, и я готов был щедро отблагодарить вас. А уж пленить, как вы выразились, или причинить что-либо другое, это было бы просто свинством. Думаю, единственной моей ошибкой было то, что я щедро угостил вас. Хотя, честно говоря, что же в этом дурного: после утомительной дороги усадить человека за стол. Кто же мог знать, что этот человек столь неравнодушен к возлияниям. Вот в этом-то, я подозреваю, и весь секрет. Я еще тогда, помнится, диву давался, мол, и куда это в нем все девается: пьет и пьет и все уходит как вода в песок. Видимо, во хмелю вы наболтали мне что попадя, а я, грешным делом, все за чистую-то монету и принял. Вы хоть помните, о чем мы с вами говорили?
Я замялся:
– Да поначалу, конечно помню, а дальше…
Тут последовала моя новая пауза замешательства, которую капитан расценил так, как и должен был расценить:
– Вот то-то, милейший, и оно! Я вам предложил принять участие в нашем походе, проще говоря, отправиться вместе с нами в плавание, чтобы было вам, не связанным с морем человеку, более понятно, на что вы бурно и радостно отреагировали, и тут же дали согласие.
– Что? – В ужасе вскричал я. – Не может быть!
– Очень даже может! Уверяю вас, так оно и было. Можете положиться на мое честное слово. Да, признаться я видел, что вы пьяны, но не думал, что до такого состояния, чтобы не отдавать отчет своим словам, тем более, когда речь идет о таком серьезном мероприятии.
В глубине души я чувствовал, что капитан прав, я верил ему. Вернее, душой верил, а сознание не хотело воспринимать эту жестокую правду. Я долго чесал затылок и наконец выдавил из себя:
– Ладно… Может, вы и правы, может я действительно… Но прошу вас: поверните назад к берегу, мне нужно опять туда…
Представляю, какой у меня был вид! Тогда, конечно, я был слишком подавлен и потрясен, мысли мои были заняты совсем другим, потому-то я меньше всего думал, как смотрюсь в это время со стороны. Сейчас же воспоминания о том случае заставили меня, пусть и слегка, но брезгливо поморщиться. Поверьте: не так уж много у меня в жизни было моментов, за которые я ныне, с высоты своих лет оценив случившееся, мог бы себя упрекнуть. Один из моментов был именно этот. Наверное, нашкодивший школяр, держа ответ перед строгим учителем, имел более достойный вид, нежели я. Конечно же, команда имела право поднять меня на смех. Даже послышались первые смешки, но капитан властным движением руки тут же успокоил всех:
– Угомонитесь, зубоскалы! Не видите, в каком он состоянии? Это еще неизвестно, как вы повели бы себя, случись с вами такое. – И повернулся ко мне. – Вы уж извините, но это никак не возможно. Одно дело, что мы спешим, и любая минута промедления нам ой как ни к чему, другое – это то, что за это время мы прошли немалый путь и возвращаться назад…
Я возмутился:
– Да не могли вы со вчерашнего-то вечера пройти сильно много! Неужели…
Тут дружный взрыв смеха сотряс палубу, и капитан не только не стал успокаивать зубоскалов, но и сам позволил себе слегка улыбнуться. Потом подошел ко мне ближе, положил руку на плечо и взглянул в глаза:
– Вы хоть знаете-то, сколько вы проспали?
Я оцепенело молчал, догадываясь, о чем идет речь.
– Вы хоть догадываетесь о том, сколько времени мы уже находимся в плавании?
В ответ все то же молчание. Он сокрушенно покачал головой: