– Ты правдива. И сегодня это сыграло тебе на руку.
– Я Вам очень признательна, крестный.
Святой отец собрал вещи и опять вышел на улицу. Мы двигались к кебу, который должен был отвести крестного к миссис Норрис.
– Дамана, я не буду лгать ей о причине нашего путешествия.
– Хорошо, за Вас это сделает Питер. Только за городом уводите миссис Норрис от темы Карла.
Отец Флетчер недовольно кивнул.
– Сначала по просьбе твоей мамы я хоронил Даману Брустер, несмотря на то что она жива. Теперь скрываю от другой женщины, что ее сын погиб.
– Отец Флетчер, Вы мне поверили, что Карл жив? Верьте. Все равно, если что, я буду виноватой во всем.
– Мне должно стать легче от этого?
– Ирония? – улыбаясь, спросила я, когда крестный садился в кеб. – Никто не виноват. Все будет хорошо. Мистер Леджер, не составите ли Вы компанию отцу Флетчеру?
– Что мне нужно сделать?
Вот именно таких людей я ценю, которые в тяжелый час не болтают зря и не сомневаются в моей правоте. Я улыбнулась и пояснила:
– Чтобы не вызывать лишних подозрений, сделайте вот что. Крестный, Вы идете к миссис Норрис и предлагаете ей уехать. Причем уйдите в любую комнату, чтобы не было видно коридора. Вы, мистер Леджер, незаметно подниметесь на второй этаж, комната номер три. Там живет Питер. Скажете, что он должен убедить миссис Норрис уехать. И обязательно добавьте, что это я попросила. Если Питера не будет дома, то попросите об этом одолжении у миссис Эммы Браун и миссис Кейт Смит.
– Я все понял.
– Отправляйтесь, и удачи Вам!
Они уехали, а мы с Уэйном и Стефаном остались на улице. И только сейчас я заметила, что погода словно отражала мою душу. Солнце пыталось пробиться сквозь туман, закрывающий свет. Однако с солнцем бороться сложно.
– Спасибо за помощь, – поблагодарила я Уэйна, удивленная тем, что именно он меня поддержал, а не более либеральный крестный.
– Я знаю, кто в твоей судьбе Карл. Это важно. И если ты права, то в очередной раз сделаешь благой поступок.
– Ты неправ только в одном, – я резко погрустнела. – Слово «если» здесь неуместно.
Мы немного помолчали. Мужчины не знали, что мне сказать, и я решила избавить их от мучений:
– Я хочу домой.
– Я Вас отвезу, – сказал принц.
– Еще раз спасибо, Уэйн. До свидания.
– До свидания.
Мы сели в карету. Я все еще молчала, осталась почти наедине со своими мыслями. Я чувствовала, что принц хотел у меня что-то спросить, и не стала его подталкивать. Вскоре он сказал:
– Дамана, как я могу тебе помочь?
– Ничего не надо. Спасибо.
– Если хочешь, я могу остаться, чтобы поддержать тебя.
– Не стоит. Пойми меня правильно. Не сейчас… Я хочу побыть одна.
– Да, хорошо. Но завтра я заеду к тебе. Ты не против?
Я кивнула. И на этом разговор закончился. Я понимала, что никого не хотела видеть. Однако еще раз извиниться перед Стефаном мне это не помешало. И принц смог войти в мое положение.
По дому, видимо, пронесся слух, что я не в духе. Меня встретила только кухарка с испуганными, но в то же время расстроенными глазами. Она мне что-то предложила, я отказалась, поднялась на третий этаж.
Я пришла в свою комнату. Стала аккуратно складывать одежду Карла и убирать ее в шкаф. Карл взял с собой не так много вещей. Люди поставили на нем крест. Но почему? Я не понимаю. Подумаешь, что там могли видеть торговцы… Паниковать не нужно до четвертого числа. Численное превосходство, говорил принц. И что это значит? Что все солдаты бросили оружие и пошли на верную смерть или в рабство? Или, может, они все-таки сражались? Второй вариант мне нравился больше.
Несколько мучительных часов подряд я просто просидела в кресле. Я вспоминала, думала, волновалась, ненавидела, любила, мучилась, представляя Карла. Это сумасшествие продолжалось бы еще долго, если бы не мистер Леджер, который обрадовал меня новостью, что миссис Норрис согласилась уехать из города. Дворецкому помогли Кейт и Эмма. Они были опечалены известием о Карле, но необычайно отзывчиво откликнулись на просьбу. Получилось даже удачнее, чем если бы миссис Норрис уговаривал Питер. Кейт и Эмма по-женски могли посоветовать домохозяйке хотя бы раз в жизни отдохнуть от хлопот.
– А Питера дома не было? – спросила я.
– Нет, – ответил дворецкий. – В третьем номере мне открыла молодая девушка, которая сказал, что Питер еще не возвращался с работы.
– Спасибо. Вы можете идти.
– Миледи, когда Вам подать ужин?
Я усмехнулась, устало посмотрела на дворецкого:
– Дорогой мой мистер Леджер, неужели Вы считаете, что я сейчас могу думать о еде?
Дворецкий нахмурился:
– Просто я боюсь, что если Вы сейчас не согласитесь поесть, пока надежда живет в Вас, то потом, когда она умрет, Вы, госпожа, совсем откажетесь от пищи.
– Вы очень добры и заботливы. Вы всегда таким были и будете… Это останется неизменным. Но есть вещи, которые не вечны. Одна из этих вещей – жизнь человеческая.
– Такие речи меня пугают, Ваше сиятельство.
– Не бойтесь, мистер Леджер. Я неплохо себя чувствую, но есть не хочу. Вы свободны.
Дворецкий поклонился и неохотно вышел из комнаты. Мне же стало любопытно, где Питер и почему он еще не появился дома. Видимо, Салли пока не знала о слухе, вряд ли она смогла стать столь безразлична к Карлу. А если да, то лучше бы Бог забрал ее. Хотя это я лишнее думаю, ведь Питер ее любит. Ему не стоит переносить страдания, которые сейчас достались мне.
Стоило мне подумать о Питере, как он постучался в мою комнату. Он был непритворно потрясен, от плавных движений ничего не осталось: очень много жестикулировал и говорил неестественно много.
Мне стало ясно, что я соблюдаю спокойствие на публике не для того, чтобы скрыть свои чувства, а чтобы мое окружение не тревожилось за меня. Карла любили многие, и его внезапную потерю многие могли оплакивать. Думаю, все боялись даже представить, что творится у меня в душе. Мне на их месте было бы страшно увидеть боль потери в глазах близкого человека.
Питер вошел в комнату, сел на кровать. Меня с ним разделяло девять футов, и на таком расстоянии мы разговаривали.
– Прости за вторжение, – сказал Питер. – Я просто не могу найти себе места… Я не знал, стоит ли мне приходить сюда. Метался между «да» и «нет». «Да» победило, потому что я хотел проверить, как у тебя дела.
Глупая фраза.
– Миссис Норрис уже уехала?
Я кивнула:
– Мистер Леджер сказал мне. Почему тебя не было дома?
– Потому что я боялся смотреть в глаза миссис Норрис.
– Значит, и ты похоронил Карла?
– Дамана, твоя надежда объяснима. Но, раз уж на то пошло, почему ты сидишь в темной комнате, бледная как смерть, срываешься на всех и отказываешься от еды, если веришь, что Карл жив?
Я добро и грустно улыбнулась:
– Да, наверное, это глупо. Но просто я устала ждать. Даже не то чтобы устала… Вернее так. Я знала, что Карл вернется четвертого числа, а теперь не знаю, когда ждать возвращения… Неизвестность хуже адской бездны, в которую я когда-нибудь упаду.
Своим ответом я убедила друга. Питер тяжело выдохнул:
– Мне так жаль, Эли…
Я решила перебить его сразу же, чтобы не заводиться:
– Питер, ты скажешь мне так, когда мы все-таки будем хоронить Карла. Хорошо? Договорились?
– Да, я понял.
Мы сидели в тишине. Пит пришел помочь мне, но как, не знал. Но мне ничего не было нужно. Того, что он сидел со мной рядом, уже достаточно, чтобы не так сильно беспокоиться.
Я отправила Питера к Салли. Мистер Леджер принес мне чай. Велел съесть немного шоколада: он успокаивает. В ответ я попросила о сигаре и бутылке виски. Дворецкий не возразил. Ведь мой вариант успокоения был не хуже…
Раньше я мечтала видеть сны. В эти ночи я мечтала хотя бы закрыть глаза. Мне не спалось. Лежа на спине, я часто смотрела на половину кровати, где спал Карл. Мне даже показалось, что я его видела. Может, это его дух… Но нет: кто-то дал мне знак, что я должна его ждать. Карл не умер, он жив и едет ко мне. Эти слова я повторяла, как заклинание, всю ночь.
3 марта 1775 года. Суббота
День оказался тяжелым, утомительным, изнуряющим.
Не могу сказать, что я проснулась: за всю ночь не сомкнула глаз, но усталости не чувствовала. Умылась, ходила по комнате, смотрела в окно, переставляла цветы из угла в угол. Мне предложили завтрак и чай, но есть и пить я не хотела.
В полдень приехал Стефан. Наш разговор не затянулся больше чем на пятнадцать минут. После него пришли Том, Дженни и Пэт. Они обо всем узнали из утренней газеты. Я поделилась с ними своими чувствами и мнением. Дженни плакала, как дитя. Пэт держалась из всех сил. Но когда я успокаивала Дженни, Пэт резко отвернулась и вышла, а вернулась с красными глазами… Том был расстроен и измучен. Он часто тяжело вздыхал и мотал головой.
Друзья сказали, что Дэвид писал из казармы Тому. Сообщил, что завтра получит отгул на два дня. Дэвид хочет приехать ко мне. Я этого ожидала.
Чувства Тома и его тоска по другу не имела границ. Он дважды начинал плакать, но всегда собирался с духом и извинялся за слабость. Но ему стыдиться нечего, ведь мы ему близкие. Том похвалил меня за заботу о миссис Норрис:
– Ты правильно сделала! Пока что еще до конца неизвестно, не стоит ей знать.
Эти слова мне были необходимы и очень важны.
К обеду приехал Питер. Я отказывалась от пищи, но меня заставили спуститься в столовую. Я смогла проглотить немного риса, и это для меня было мучительно. Выпила чашку чая. Только дворецкий порадовался, что я ем. Друзья же настаивали на том, чтобы я взяла еще еды. Когда я измученным голосом сказала, что мне кусок не лезет в горло, натиск прекратился.
Гости начали одеваться, и вновь прозвенел колокольчик. Я иронично вздохнула, почувствовав себя врачом, у которого прием на дому, и пошла открывать. Это оказались Смиты и Брауны. Друзья и бывшие соседи сменили друг друга.
Мы сидели в гостиной и беседовали на разные темы. Нас прервал дворецкий, который вошел и произнес мое имя. Не знаю, что на меня нашло, но настроение резко упало, и я грубовато произнесла:
– Кто там еще?
Дворецкий только протянул мне письмо.
– Тебе, наверное, – предположил мистер Браун, – все так надоели?
– Нет, – соврала я, успокоившись. – Просто… Неважно. Например, вот я держу письмо от моего родственника из Индии. Я рассказывала Вам, его зовут Рони. Он сейчас избегает всех родных, потому что ни один из них не поддержал его в тяжелое время. И сейчас меня радует единственное: у меня таких сложностей не будет.
Я проводила соседей и отправилась в кабинет читать письмо. Оно оказалось весьма коротким, но содержательным:
«Уважаемая Дамана Брустер!
Я надеюсь, Вы отдаете себе отчет в том, зачем Вы это взяли…»
Мне стало неловко от того, что меня рассекретили. Но я решила оправдаться и написать ответ, будто не понимаю, о чем он говорит. И предложила лучше проверить свою прислугу и посоветовала ему быть аккуратнее с едой. В общем, пыталась перевести подозрение на других. Добавила немного чувства, и мне показалось, что все выглядит убедительно. Заодно поинтересовалась, как дела у Рони и его слонов.
За этот день ко мне приехало еще много людей. Ближе к восьми вечера я попросила дворецкого никого не пускать. Мистер Леджер отвечал каждому, что я сплю. Единственный, кого я приняла, – это король, да и то в письменной форме. Эгберт прислал мне письмо с поддержкой. Написал, что из-за нападения пиратов потерял хорошего капитана и верного друга, то есть посла. А также двадцать пять солдат.
Я допивала бутылку вчерашнего виски и курила новую сигару. Эту ночь я не смогла лежать или сидеть на месте. Мне было не по себе и страшно. Завтра – решающий день. Карл днем или ближе к вечеру должен приехать в порт Лондона. Переходя с места на место, я и радовалась, и огорчалась. Настроение скакало, как масло на раскаленной сковороде. Стоило мне представить, как я крепко обниму Карла завтра при встрече, так сразу радость омрачала мысль: а если он не приедет? Мне было страшно об этом думать, поэтому я и дергалась, словно по мне муравьи ползали.
4 марта 1775 года. Воскресенье
Я опять не смогла уснуть. Но умылась, приняла ванну, прихорошилась, оделась, спустилась вниз. Дворецкий удивленно посмотрел на меня:
– Вы куда-то собираетесь, мисс?
– Да, – широко улыбаясь, ответила я. – Сегодня же Карл возвращается!
Я была счастлива и окрылена. Но дворецкий словно приговор услышал в моих словах. Все хорошее ушло с его лица, я же сияла. Мистер Леджер вдохнул, посмотрел в пол, потом на меня и сказал:
– Я найду Вам карету.
– Да, хорошо. Но сначала, мистер Леджер, я так проголодалась! Скажите на кухне, пусть мне что-нибудь приготовят. А пока я подожду в кабинете.
Не рассчитав сил, я съела чуть больше, чем вчера. После села в карету и поехала к порту. Я предчувствовала победу и подтверждение своей правоты!
На месте я была в три часа дня. Примерно в это время они отплыли, а значит, скоро должны вернуться.
На улице было прохладно. Несколько раз я заходила в трактир, больше похожий на паб, попить чаю и согреться. Я не замечала часов, а просто ждала. Сначала с надеждой, потом со страхом, а потом с отчаянием…
На шестой чашке чая я поняла, что прошло слишком много времени: ведь одной чашки мне хватало примерно на час… Ближе к вечеру я начала нервничать, но спрашивать у кого-то, когда прибудет корабль Томаса Джеффа, я не рискнула. Вряд ли я получу ответ, который жду. Вчера Лондон накрыла новость о гибели всего экипажа корабля. Ее официально подтвердили. Это была самая обсуждаемая темя дня. И меня могли счесть сумасшедшей: ведь я жду прибытия захваченного корабля…
За шесть часов приплыло три судна. Ни одно из них не подходило под описание, которое мне дал принц. Но все равно я надеялась на то, что именно этот корабль спас моего Карла. Но никто не откликнулся на королевское и благородное имя, которое я каждый раз выкрикивала с надеждой и любовью.
Каждый раз я отходила обратно и наблюдала, как встречающие радуются прибытию родных. Я еще надеялась увидеть Карла, ведь день еще не закончился… А сердце все больше становилось похоже на камень…
Приступы отчаянья заставляли меня плакать, но ни слезинки я не смогла проронить. Иногда даже думала, что мне стоит заплакать, ведь тогда я не буду держать в себе едкий ком. Я смогу выплеснуть страх и отчаянье… Но у меня ничего не получалось.
Примерно в шесть вечера, после второго корабля я отправилась в дамскую комнату, где в зеркале увидела свое лицо. Я бы не сказала, что плохо выглядела. Но глаза выдавали страх и нервозность. В них не было и намека на радость, но надежда еще жила.
Когда часы пробили десять, я грызла ногти и кусала губу. Мне становилось все хуже и хуже. Несколько раз ко мне подходили люди и спрашивали, не нужна ли мне помощь. Я только мотала головой. Я даже не могу сказать, о чем думала на причале. Иногда казалось, что я просто бестелесный дух, который заблудился между адом и грешной землей. Я стремилась к Царству небесному, но складывалось впечатление, что от геенны огненной меня никто не спасет.
Никогда в жизни я ничего подобного не испытывала. Я качалась взад-вперед, словно у меня что-то болело: движения помогали притупить боль. Многие, наверное, так делали. За семь часов я не дождалась одного этого мига, который мне был необходим, как спасение. Мое дыхание было обрывистым, как то, когда плачешь и не можешь остановиться.
В начале одиннадцатого я где-то далеко позади услышала знакомый встревоженный голос:
– Вот она!
Ко мне бежали Дэвид и Питер. И того и другого я была рада видеть. Они быстро оказались рядом. Дэвид сел на корточки передо мной, Питер на скамейку рядом. Они тяжело дышали, а увидев меня, переглянулись, словно решая, что будут делать. Я двое суток не спала и голодала и сама чувствовала, как похолодели мои руки. Я радушно улыбнулась друзьям. Дэвид взял мои руки и начал целовать их, Питер просто не сводил с меня встревоженных глаз.