– Звонить не буду. Бесполезно. – Степан мотнул головой и добавил решительно, – Сначала привезем её сюда. Сосед у меня таксует, будет недорого. Потом позвоню и скажу, что сестра приехала из другого города и заболела. А как скорая приедет, вы с дедом не светитесь. Я сам всё улажу. Потом, сколько надо, пусть здесь побудет, ты за ней присмотришь.
– Да куда ж я деда дену-то, Стёпа? Ему ж сто лет в обед. Восемьдесят два, или сколько там стукнуло. Так что…
– А так что и деда забирай, – перебил Степан, – как ещё быть? Вы со Светкой в комнате, я с дедом на кухне. Поместимся пока.
– А оно тебе надо, Стёпа? Ты что?!
– Оно мне не надо, Бабзин. Честно говорю, но я же знаю, что по-другому сейчас не решить вопрос. Да и должок за мной имеется. Потом расскажу. Так что – не спорь. Светка ваша выздоровеет, и съедете. А то меня самого вышвырнут хозяева хаты. Хорошо они вчера только за оплатой приходили, убедились, что всё в порядке. Теперь ждать визита через месяц.
***
С час назад «скорая» уехала; больная спала беспокойным сном в комнате, на разложенном диване. Степан стоял у холодильника. Напротив, на табуретке, не прислоняясь к стене, сидел деда Петя. Из-за всклокоченной бороды, густых стариковских бровей и серой, видавшей виды безрукавки, он был похож на нахохлившегося воробья. Дед тряс в ладонях и изредка швырял на стол два маленьких, белых кубика. У самого окна, не смея поднять глаза на хозяина, примостилась Бабзина. Все молчали. Ровно в десять утра неожиданно ожил трёхпрограммный приемник, и точно в эту секунду на плите взахлёб засвистел чайник. Степан раздражённо выключил газ. Вентиль остался в ладони.
– Твою ж… гадина какая, – еле сдержавшись, бросил в сердцах Степан. Да хватит тебе, дед, швырять камни, как ребёнок малой, ей-богу! – он нагнулся, пытаясь приладить вентиль на место.
– Я не знала. Вот те крест, Степан, – Бабзин размашисто перекрестилась. – Что она там в бреду шептала…
– А я про эту заразу много читал в газете, не передаётся она так просто, хотя народ чего только не болтает, – начал было дед, но осёкся от взгляда Бабзины и замолчал.
Степан, ничего не говоря, принялся разливать по чашкам чай. Дед сидел всё так же прямо, изредка косясь на тарелку с пряниками. Бабзин заёрзала на стуле, попробовала отхлебнуть кипяток, но передумала. Примерно через минуту она попыталась возобновить разговор:
– Она нам не рассказывала ничего. Теперь-то понятно, отчего она из школы ушла. Значит, женишок её того-этого… наградил, и лыжи-то смазал. Сволочуга. Хорошо ещё, сейчас рассказала, когда врач пришёл и укол делать собрался. Короче, Стёпа, хотя в больницу её под разными предлогами не берут, но через день-два, как температура чуть спадёт, мы и уйдём. Сразу. Ты только не волнуйся. Потерпишь чуток? А дед – он прямо сегодня может обратно. А, Петь, верно же я говорю?
– Ага-ага, – согласно забубнил дед, выудил самый большой пряник, и подлил себе в чашку заварки.
– Да знаю, что такое ВИЧ. Что вы мне тут пытаетесь Америку открыть, – Степан встал и закурил в открытую фортку. – Иди, Бабзин, поскорее в аптеку. Покупай антибиотик. Колоть вашу Свету надо начинать, пока на второе лёгкое воспаление не перешло. Что уж говорить теперь. Хорошо ещё, эти врачи послушали её, даже рентген не понадобился.
Степан машинально потрогал шатающийся газовый вентиль:
– Деда одного отпускать не годится. Оставайтесь пока. Несколько дней ничего не решают.
Дед, наконец, опёрся о стену, бодро цапнул с тарелки очередной пряник и вдруг заявил:
– Вот и я выкинул подряд три пары. Значит, удача. Не прогнал ты нас, Степан.
– Ладно-ладно, я на работу сильно опаздываю. Потом научишь играть. Обустраивайтесь пока. Мы с тобой, деда Петя, на кухне спать будем, стол на ночь выносить придётся ко входной двери. Бабзин, ты по дому сама сообрази, что нужно. Вот тут, в ящичке, деньжат возьми, купи продуктов, чтобы на ужин и на завтра. Только имей в виду, денег, кроме этих, до конца месяца не предвидится. Можете, что нужно, из подвала принести. Овощи не помешают. Матрацы, думаю, тоже, но только если они без сюрпризов! Чтобы мне тут без тараканов и клопов. Ага? Ну всё… Но сначала, Бабзин, беги в аптеку. Только вот уколы… кто делать-то возьмётся?
– Я сама, я умею. Медицинские перчатки ещё куплю, – уверенно ответила Бабзин.
– Ну ладно. Я буду вечером. Поговорим ещё про всё.
Степан ушёл и всю дорогу до работы напряжённо думал. Никак не мог поверить, что пустил к себе в дом почти незнакомых людей, да ещё девчонка эта с ВИЧ оказалась. В одно мгновение мелькнула мысль, что «надо вот сейчас, сразу же вернуться и вежливо, но однозначно и настойчиво попросить их покинуть квартиру. Хотя бы вечером, или в крайнем случае завтра утром». До хлебозавода оставалось пройти через улицу, но проход был закрыт. Прямо посередине дороги рабочие отбойными молотками тупо курочили и без того разбитый асфальт, и Степан решил срезать угол, пройдя вдоль бетонного забора через ближайший двор. Ему на глаза попалась знакомая трансформаторная будка. Он узнал и двор, где девять лет назад познакомился с Коляном. В памяти всплыли те холодные декабрьские дни, безнадёга и абсолютно серая пустота. «И где теперь Колян? Надо бы его разыскать». Степану стало стыдно от мысли, что он собирался вернуться и выгнать несчастных «гостей». Надпись про футбол и Надюху на трансформаторной будке почти стёрлась, но на заборе всё так же жирно чернел большими буквами нерешённый вопрос: «Как жить??».