Но… безуспешно… Тот еще ниже опустил свою голову. Убедившись в тщетности своих намерений, Станислав отступил от него на шаг назад и продолжил: «А это значит, милейший – вы должны быть всегда в чистом и тщательно отутюженным фрачном костюме с лакейскими пуговицами, а не в засаленном сюртуке с полу оторванными пуговицами от старых кальсон… Непременно должны быть в белой сорочке и чёрном галстуке-бабочке… Непременно в начищенных до блеска башмаках. И обязательно в белых перчатках на руках! Ведь вы же, сударь, глава всей прислуги моего дома, которая должна брать с вас пример! Итак, милейший…. я полагаю, что все мои претензии, направленные в ваш адрес, четко мною аргументированы, и выразил я их в уважительной по отношению к вашей персоне форме? Не так ли?..
Витиеватую речь своего хозяина, до самого ее конца, дворецкий выслушал всё в той же позе покорности, не отрывая при этом своего взгляда от начищенных до безупречного блеска его черных лаковых туфель. По этой причине Станиславу, желающему хотя бы раз взглянуть в его глаза, дабы понять, действительно ли он правильно понимает всё то, о чем ему вещают, справиться с поставленной задачей так и не удалось. Оставалось только уповать на сохраняемую им позу покорности, которая ручалась за него самого, что точку зрения своего барина он разделяет и опротестовать её не собирается…
– Вот и прекрасно!.. – заключил Станислав, неожиданно теряя к персоне своего дворецкого всяческий интерес. – Надеюсь, сударь, мы пришли с вами к единому мнению и больше эта тема между мною, хозяином, и вами, моим слугой, возникать никогда не будет…
– Не будет!.. – метнув на хозяина короткий, затравленный взгляд, подтвердил с ним свое согласие дворецкий.
Но Станислав уже не обращал на него никакого внимания. Он в этот момент с великой заинтересованностью вскрывал конверт, доставленный ему из поместья князей Козловских.
Из конверта он достал белую открытку с гербом князя Козловского и жадно пробежал по её тексту глазами…
«Опоздание на бал в дом князя Козловского допускается на четверть часа… А из одежды, как обычно, приветствуется черный фрак и белый галстук-бабочка…» – расшифровал Станислав пояснения в конце приглашения…
Неожиданно….. лицо Станислава просветлело… его губ коснулась улыбка… Устремив взгляд куда-то вдаль, он на мгновение погрузился в какие-то свои, одному ему известные размышления, при этом…. всё постукивая и постукивая ребром пригласительной открытки по своей левой, облачённой в белую перчатку, руке…
Интересно, что за мысли будоражили сейчас его воображение?.. Может….. припомнил он образ той, с которой мило провел время на прошлом балу?.. Или уже прикидывал, которой из барышень отдать своё предпочтение на предстоящем балу?
– Ну, что ж….. 9 сентября еду в городской дом князя Козловского на семнадцатилетие его внучки, княжны Анны! – достаточно громко и решительно произнес он вслух. «Семен!!! – обратил он свой взор в сторону дворецкого, который по-прежнему стоял подле него с согнутой в три погибели спиной, – 9-е сентября – который день недели? Знаешь? Ты же у нас мастер отгадывать все дни недели наперед…»
– Среда, барин, – без промедления ответил ему дворецкий, и, почувствовав, что хоть на что-то сегодня сгодился хозяину, выпрямил-таки перед ним свою спину…
– Среда, говоришь?.. – призадумался Станислав…
– Среда, барин, среда…
– Вот и ладно… В среду еду на бал в дом князя Козловского. А теперь… меня ждет дорога в имение господ Медведских на бал по случаю помолвки их дочери Эллены…
С этими словами Станислав, одетый во фрачный костюм с белым шарфом на шее, в черном цилиндре на голове и с перекинутым через левую руку пальто, а ещё с тростью, зажатой под мышкой его правой руки, проворно вышел из дома…
Легко сбежав по ступенькам парадного крыльца вниз, он направился к давно дожидающемуся его экипажу. Но… на полпути приостановился… Его внимание привлекла пролетка извозчика, стремительно вырулившая из-за угла трехэтажного здания, стоящего на перекресте двух улиц – его и соседней, и уже во всю прыть летящая по улице в сторону его дома. В пролетке находился какой-то величественный седок. Сердце Станислава сбилось с былого спокойного ритма и застучало учащённо, взволнованно, отдаваясь своими ударами во всём его организме.
Пролетка, которой управлял страшно усатый и бородатый извозчик, лихо подкатила к подъезду. С ее подножки, почти на ходу, соскочил молодой господин… Увиденное повергло Станислава в шок… Перед ним стоял его любимый и долгожданный друг Михаська, с которым он не виделся более полутора лет с того самого момента, когда вместе с ним встречал в Варшаве новый 1914 год.
Станислав взглянул на него так, будто бы открывал его для себя вновь… Его тут же посетила мысль, что друг его, высоченный, широкоплечий, прекрасно сложенный парень, уж очень нереально красив, причем настолько красив, что обликом своим мог бы сравниться с красотой прекрасного юноши Аполлона Бельведерского, по подобию которого, очевидно, и создан был Творцом.
Михаил одет был в темно-серую визитку, черный жилет и белую сорочку, под воротничком которой был повязан широкий, черный галстук. Стройные его длинные ноги обтягивали узкие светлые брюки в черную полоску. Несмотря на то, что он был с дороги, его элегантные, черные туфли, украшенные фальш-шнуровкой, были безукоризненно чисты. В руках он нервно тискал светлую соломенную шляпу-канотье, плоскую тулью которой красиво украшала широкая чёрная лента.
Станислав залюбовался другом… Он даже упустил момент, чтобы проявить хоть какие-то эмоции, связанные с неожиданным его появлением у парадного крыльца своего дома.
Легкий ветерок обдувал черные пряди длинных, вьющихся волос Михаила. По лицу его блуждала немного смущенная улыбка, образуя в уголках аккуратного рта небольшие мягкие ямочки. Его красивые тёмно-синие глаза, глубину взгляда которых подчеркивали длинные, пушистые ресницы и идеально очерченный изгиб густых бровей, светились радостью.
А еще Станислав обратил внимание на то, что у Михаськи появилась маленькая шелковистая бородка и такие же тоненькие усики.
– Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя, братишка!.. – развел руками обескураженный Станислав, при этом чуть было не выронив трость, зажатую под мышкой. «Ты куда же это, брат, подевался?! – растерянно спросил он, все еще не отдавая отчета происходящему. – Я уж и не знал, что думать!.. Конец августа на дворе, а от тебя ни слуху, ни духу!.. Ты что?!! В своем ли ты уме?!! Почему так долго держал меня в неведении?!!»
– Не думал, что настолько сильно по тебе соскучился, Станек!.. – всё так же смущенно улыбаясь, ответил ему Михаил. – Дай-ка обниму тебя, братишка! – потянулся он к нему, но тут же отпрянул назад. – Да я смотрю, ты при полном параде! Очевидно, на какой-то важный светский раут приглашён, коль уж одет «White Tie»? Просто красавец! Прямо-таки актер с экрана кинематографа! – еще раз оценивающим взглядом окинул он его… – А парфюмом-то как благоухаешь, даже голову вскружило! Красив! Настолько красив, что и прикоснуться-то к тебе страшно! Одним словом, ты в свет собрался, а я тебя за хвост успел ухватить?! Угадал?..
– Именно так, братишка! – подтвердил слова своего долгожданного друга все еще растерянный Станислав. – Именно за хвост и ухватил! Ну-у-у… иди ко мне, Михаська… Позволь наконец-то обнять тебя…
Друзья крепко обнялись. Долгое время стояли они так, не желая выпускать друг друга.
– А ну-ка, Михаська, – спохватился Станислав, – дай-ка и мне на тебя полюбоваться, – отвел он его от себя в сторону и с заинтересованностью окинул взглядом… – Ну, ты даешь, братишка!.. Ты что, ещё вырос?! По-моему, ты стал выше меня?.. – в голосе Станислава появились ревностные нотки…
– Да нет, – засмущался Михаил, – так и есть, метр восемьдесят пять.
– Да неужели?!! – не поверил Станислав. – Давай-ка, встань рядом со мной плечом к плечу. Помнишь, как в детстве?
Михаил покорно встал рядом со Станиславом: «Ну?.. И что же ты видишь, Станек? Разве что-то изменилось. Так и остались одного с тобой роста. Как под веревочку… Не так ли?..»
Станислав не смог возразить другу, однако все продолжил выискать в его внешности перемены:
– Нет, Михаська! И всё-таки, что-то в тебе изменилось… Повзрослел, что ли? Да и усиков у тебя не было. И бородка маленькая появилась. А волосы… Ты посмотри, какие он себе длинные волосы отпустил!.. – провёл Станислав рукой по шелковистой, кудрявой прическе друга. – Они у тебя, Михаська, еще длиннее стали… Смотри-ка… до самых плеч уже!.. Ты, братишка, мне теперь средневекового графа стал напоминать!.. Длинные волосы, бородка, усики. Да, да! Именно средневекового графа! Тебе бы ещё шпагу в руки, так называемое орудие дворянина, и нате вам, настоящий граф! Граф! Одно слово – граф!!! – не чуя себя от радости, снова приобнял он его.
– Ты находишь эту длину волос излишней? – вдруг засомневался Михаил и принялся теребить пальцами свои жгуче-черные локоны. – Может, подстричься?..
– Глупый ты у меня!.. – чуть не прослезился тронутый его искренним замешательством Станислав. – Никого не слушай, Михаська! Ты просто прелесть с этими длинными, кудрявыми волосами. Ты – редкой красоты парень! Тобой, как красивой картинкой из доброй книжки детских сказок, хочется и хочется любоваться… Да с твоего, братишка, образа, можно принца рисовать! Да, да! Того самого принца, о котором мечтают все панночки. Красив ты, Михаська! Ох, и красив! – неожиданно со всей силы, очевидно находясь под воздействием нахлынувших на него бурных эмоций, саданул он Михаила в плечо, а тот, покачнувшись на месте, едва ли не свалился с ног…
– Братишка, Станек, – выравнивая равновесие и потирая ударенное своё плечо, рассмеялся Михаил, – я ещё и встрече-то нашей нарадоваться не успел, а ты меня уже убить собрался?!
Но Станислав не услышал его, он всё еще продолжал пребывать на пике обуявшей его радости. Даже успел смахнуть навернувшиеся на глаза слезы. Михаил, видя это, и сам успел прослезиться…
– Ты мне лучше вот что скажи, Михаська, куда же ты все-таки запропастился? Ты хоть помнишь, о чем писал мне в последнем своем письме?
– Помню, Станек! – продолжая потирать свое ударенное плечо, виновато улыбнулся Михаил. – Писал, что буду у тебя в первых числах августа.
– А сейчас? Ты хоть соображаешь, что сегодня уже 29 августа, а это значит, что весь этот месяц, изо дня в день, из часа в час, я не находил себе места? Ты хоть соображаешь своей красивой, но тупой башкой, что это за мука жить в страхе за человека, изо дня в день не находя себе покоя?!!
Ничего не ответил ему на это Михаил, только не сводил с него своих синих лучистых глаз и тихо ему улыбался. Улыбался, хотя и прекрасно понимал, что улыбка на его лице сейчас не совсем уместна, ведь друг ожидает от него пояснений, но справиться со своими чувствами было ему не под силу. И он улыбался… Улыбался оттого, что был счастлив… Счастлив, что у него наконец-то появилась возможность полюбоваться на своего роскошного друга Станислава Войцеховского…
Почувствовать его присутствие рядом с собой… Еще раз убедиться в том, что друг его, Станек, способен искренне беспокоиться о нем…
Станислав же в этот момент наслаждался обворожительной улыбкой своего друга Михаськи и радовался тому, что он наконец-то стоит вот тут, рядом с ним, стоит живой и невредимый, смотрит на него своими большими, полными счастья синими глазами, такими ему знакомыми и такими ему родными…
– Ну-у-у? Чего пялишься на меня и молчишь?!! – напустил на себя Станислав нарочитую строгость.
– Любуюсь тобой, Станек!
– Любуется он… Ты хоть соображаешь, болван синеокий, что я за тебя волновался? Всякая гадость относительно тебя в мою голову лезла. Да я уже раз десять тебя мысленно похоронил и столько же раз воскресил, а потом снова похоронил и снова воскресил. И ведь ничего удивительного, брат, война кругом!..
– Да-а-а!.. – только и ответил ему на это Михаил и снова виновато улыбнулся…
– Ты хоть в курсе, что 5 августа российские войска без боя нашу красавицу Варшаву немцам сдали?!
Михаил в ответ помрачнел… устало вздохнул… и утвердительно качнул головой.
– А в Варшаве, между прочим – ты, мой единственный друг Михаил Богдан.
– Да-а-а… – принялся теребить свою бородку Михаил.
– Ну вот, видишь, что мне пришлось из-за тебя пережить, – с укором смотрел на него Станислав. – Откуда мне было знать, как там, в Варшаве, твои дела обстоят? Может, ты уже в плену у немцев… Может, погиб… Или в Германию тебя сослали… О, Matko Boska Częstochowska! – вскинул он к небесам руки, – Чего я только не передумал за этот месяц!
– Дело в том, Станек, – вдруг как-то подавленно сказал Михаил, – я не из Варшавы к тебе приехал… Из Варшавы я уехал давно, еще в мае…
– Как это, не из Варшавы ты?.. – ахнул Станислав. – А откуда ты? И куда уехал из Варшавы?!! Когда, наконец?!! Почему я до сих пор ничего не знаю о твоих перемещениях по свету?!!
– Давай об этом позже поговорим, Станек!.. Я очень устал от всех этих безутешных новостей с фронтов!.. И вообще… от всего того, что сейчас происходит в мире…
– Да-а-а…. страшные теперь вещи в мире творятся, Михаська! А ты слышал, что у Германии цель – покорить Россию, ослабив ее экономически и в военном отношении? Германия планирует оттеснить Россию на Восток, ограничив ее границами бывшего Московского княжества.
– Слышал, Станек, слышал, – все так же устало ответил ему Михаил. – «Натиск на Восток», так немцы назвали этот план, предусматривающий захват чужих территорий вооружённым путем.
– Да, да! Именно так он и называется этот план – «Натиск на Восток». Всё правильно ты говоришь. А ведь вся эта катавасия, вся эта проклятая война началась с убийства австрийского престолонаследника Франца Фердинанда и его жены каким-то сербским националистом Гаврилой Принципом. Что за Таврило Принцип на наши головы свалился?! – глубоко пожав плечами, посетовал Станислав.
– Ой…. да ладно! Какой там Таврило Принцип!.. – скривил лицо Михаил. – Тут, скорее, не столько дело в самом Гавриле, сколько в том, что кто-то попросту повод искал, чтобы развязать всю эту бойню! Бойню… за передел мира, за источники сырья и рынков сбыта. Все неймётся им, этим безголовым и корыстным политикам! Вечно заварят кашу, а народы ее расхлебывают…
– А ты слышал, Михаська, о беспорядках в Москве в мае этого года?
– Да так… Краем уха. Чего этим-то неймётся?
– О, Михаська, немцев, проживающих в Москве, сильно громили…
– За что? За их принадлежность к немецкой расе?
– Именно за это, Михаська! Столица на три дня выходила из-под контроля властей. А ведь всё это – конфликты и проблемы общества…
– О, Jezus Maria! Теперь-то уж точно начнут наказывать всех непричастных к войне людей только по их национальным признакам, – ядовито констатировал Михаил.
– Не иначе, так и будет, Михаська! Да ведь и Санкт-Петербург в ходе борьбы против «немецкого засилья» 31 августа 1914 года в Петроград переименовали. Слыхивал об этом?..
– Конечно, слыхивал… Вот только никак не могу привыкнуть к новому названию. Привык, что Санкт-Петербург должен Санкт-Петербургом называться… Трудно для моего восприятия Петроград даётся…
– Согласен с тобой, Михаська. Такие же чувства испытываю. Да! Кстати! А ты слышал, что забастовки по Москве прокатились? Везде пишут об этом… Плюс ко всему, подростковая преступность наводнила города. А тут, как назло, полиции не хватает, чтобы разруливать эти ситуации.
– Ой, Станек, – поморщился Михаил, – тут надо было властям вовремя обратить внимание на нервное напряжение в народе и вовремя устранить их неудовлетворенность жизнью…
– Да! Ты прав! Глядишь, и не достигли бы своего кульминационного пика его возмущения. Но не-е-ет… тянули до последнего!.. Кстати, читал я любопытный доклад небезызвестного господина Мартынова. Слышал о таком?