Отцу о своем трудоустройстве я рассказал только спустя две недели, и на первых порах его это не обрадовало. Как раз в это время он начал практиковать питание с минимумом мяса. Книги, которые он читал, сплошь призывали к состраданию и, наверное, в его голове это не особенно вязалось с одновременным поеданием бифштекса или гуляша. Я же, как сотрудник мясокомбината имел скидку на всю продукцию и не кстати получил возможность покупать отборное мясо по низкой цене.
Отец иногда высказывал собственный стыд за невозможность дать мне то, что имеют другие, но в его словах звучала и нота гордости за то, что я зарабатываю сам. Отец в свои шестьдесят лет вообще стал излишне сентиментальным и чересчур чувствительным. Хотя на физический упадок еще не жаловался и даже завел подругу Инессу Макаровну – вдову со стажем и любительницу таких же специфичных книг (просветление, душа, Хари-Кришна в одной руке Хари-Рама в другой и «Живая этика» под мышкой). Пусть мне и казалось все это странным, я за него только радовался. Его подруга была лет на пятнадцать моложе него, а тот факт, что она связалась со сторожем-пенсионером, исключал всякий материальный расчет и, следовательно, подтверждал искренность намерений. А если все это отбросить и просто понаблюдать за немолодыми уже людьми, делающими первые шаги в отношениях, это выглядит довольно забавно. Не хуже, чем у подростков, а возможно, и с большей оглядкой на то, что скажут люди.
Пока папа и Инесса вспоминали навыки упражнения в прекрасном, я продолжал работать. Скоро закончился июль и из «морозильной бригады» меня перевели в соленной цех, ведь Семена уволили.
Напутствованный словом старших товарищей, я приступил к новому делу. Работа снова оказалась не хитрой и по сравнению с прежней имела очевидные плюсы – в этом цеху было тепло, и я работал в нем один. При этом моя рефлексия по поводу гуманизма здесь тоже не страдала. Теперь я успокаивался тем, что по-прежнему не участвовал в бойне непосредственно, а просто сменил таскание ледяных туш на засолку шкур.
Прошла примерно неделя после смены должности, и только я к ней попривык как вдруг вместе со шкурой с линии упал здоровый кусок вырезки. В окне появилось напряженное лицо Олега: «Припрячь!» – прошептал он и в течение дня еще несколько раз повторил процедуру. Я, конечно, не мог ему отказать из благодарности за эту работу и нехотя сложил все в пакет и спрятал за бочками с солью. Вечером, после очередного перекура, он зашел ко мне. Выслушав мои укоры и рассуждения на тему нежелания впутываться в историю, грозящую увольнением, забрал мясо. А позже, вместо ожидаемых мной сожалений, в следующий раз пообещал натаскать вырезки и для меня тоже. Он не так меня понял, думал я тогда, но руки потирали друг друга сами собой.
Хотя, чего уж там, этическая сторона вопроса отступила первой, теперь беспокоила только перспектива наказания. Быстро угомонив голос совести, оставалось отрегулировать только технические вопросы. Точнее – как осуществить вынос? Ведь служба охраны совершенно спокойно и в любой момент может предпринять личный досмотр. Об этом меня предупреждали, когда я только поступил на работу. Тем более что настораживали частые и почти показные досмотры известных штрафников из «морозильной бригады». На выходе их просили распахнуть куртки и могли ощупать рукава на предмет заначенного куска мерзлого мяса. Так что вынос через дверь – это был неоправданно высокий риск, если не глупость. Хотя мои соображения и не пригодились, ведь Олег, уже поднаторевший на этом поприще, сказал, что берет все на себя, а от меня требуется только комплектовать пакеты и придерживать их до вечера. На том и договорились.
В общем, теперь многие вопросы отпали сами собой. День ото дня, я собирал пакеты с мясом, а вечером их уносил Олег. Работали как правило дотемна, когда ехали домой, Олег и еще несколько человек выходили из автобуса напротив небольшого лиственного леска и возвращались уже с пакетами. Как они там оказывались, я не понимал, а на очередной мой вопрос об этом, Олег и прочие знатоки только ехидно улыбались.
Справиться с любопытством оказалось куда проще, когда спустя неделю этих наших манипуляций мой морозильник был забит вырезкой и филе. Я перестал задавать лишние вопросы о том, какой фокусник телепортирует пакеты из цеха, на ветку дерева в километре от ворот комбината – сообразив, что подобное знание нужно еще заслужить. К тому же вопрос реализации излишков мяса оказался куда актуальней. Но у Олега и здесь все было налажено. Этот мелкоуголовный Мориарти имел в поселке несколько точек сбыта. Здесь за килограмм давали чуть более, чем половину средней рыночной цены. Удивляла не только такая завышенная такса на краденное (практически везде это треть цены), но и люди, которые его покупали. Все сплошь порядочные и с положительной репутацией. Кроме может быть Гии-шашлычника, про которого болтали будто он может и собаку вместо барана на своем мангале изжарить (хотя про какого шашлычника такого не говорят?!). Выходило так: и скот режут сплошь добрейшие люди. Мы – нуждающиеся – берем то, пропажи чего никто не замечает. Скупают краденое вообще приличнейшие люди. Если не вдаваться в слухи – все кругом добрые, балансирующие на грани интеллигентности, но все вне закона!
Олег смотрел на эти обстоятельства куда проще. С моральной стороной он давно разобрался, а законодательную предлагал рассматривать только по факту. «Как за руку поймают – там и будем рассуждать!» – говорил он. Не согласиться было сложно, к тому же пили тогда больше обычного, а это как известно один из способов борьбы с вопросами морали. Хотя пили так или иначе, и эту борьбу можно было считать побочным эффектом.
Пили много и где придется. Первое время слонялись по барам, а потом будто прописались в доме у Зины. Общественность ее подозревала в низкой социальной ответственности – вернее, в проституции, но я как частый гость в ее доме мог сказать со знанием дела – это ложь. Зина просто искренне любила секс, денег за него не брала и занималась им только с теми, кто ей нравился, пусть и нравились многие! Зина в свои неполные тридцать лет умом особенно не блистала, но, если считать опыт мудростью дураков, была довольно разумной. По крайней мере, знала, чего хочет. Имела десять классов образования и умудрилась заставить бывшего мужа при разводе переписать на нее дом. Около пяти лет торговала ширпотребом в маленьком магазинчике неподалеку и не роптала. В счастливый исход любых семейных отношений не верила и достигла того края, где они видятся преградой для удовольствий. А чего только стоили ее застольные рассказы! Лично мне особенно нравился один: о том, как пять или шесть чьих-то жен приходили к ней с запретом спать с их мужьями. И как после отказа Зины они ринулись в атаку и как их скрутил подозрительно расторопный наряд милиции – красота! Все же Зина веселая женщина, к тому же еще и красивая. Вообще она наверняка могла бы заполучить в свой плен кого-нибудь взрослого и солидного мужчину, но предпочитала таких неловких едва совершеннолетних пацанов как мы, кстати и ее подруги тоже.