– Еще бы она меня пилила, – неожиданно взорвалась Кларисса. – Тут хоть свет перевернись, а она будет сидеть в своем углу и думать о чем угодно, кроме меня! – И, так же неожиданно остановившись, задала непоследовательный вопрос: – А как зовут твою мать?
– Как меня.
– А-а-а… Марины и Павлики должны жить в веках, – криво усмехнулась Кларисса. – А кстати, куда она делась? Она что, с вами не живет?
– Она умерла, когда родился Павлик. Врачи запрещали ей иметь второго ребенка, но она очень любила папу и очень хотела родить ему сына.
Кларисса промолчала, Марина оглянулась, тогда она окрысилась:
– Чего уставилась? А у меня нет красивых семейных легенд.
Вошел Павлик, неся из комнаты тарелки. Услышал последнюю фразу.
– А у нас есть легенда про вазу!
Пал Палыч был мастер на уникальные покупки. Однажды он приобрел небольшой бюстик деятеля, которого невозможно было опознать. И домочадцы, и гости высказывали разные предположения. Марина с Артуром даже перерыли в поисках несколько энциклопедических томов. Сдавшись, решили, что это писатель, назвали его НЛО – неопознанный литературный объект – и приспособились колоть им орехи.
Но для чудовищно безвкусной вазы, также купленной однажды Пал Палычем, применения никак не находилось. Выставлять ее в комнате было нельзя, хранить в ней, на худой конец, крупу – невозможно из-за узкого горлышка. Тогда Марина потихоньку отнесла ее в магазинчик Грачевых – а вдруг кому приглянется. Через пару дней Пал Палыч появляется сияющий, с вазой в руках: «Представляете, точно такая же ваза! В магазинчике у базара. Я купил ее для симметрии!»
Конечно, безвыходных ситуаций не бывает, и дважды купленную вазу можно было бы нечаянно разбить, но ее сохранили в качестве экспоната для гостей, так же как и НЛО.
Давайте жить дружно
Ник застал их расстроенными. Марина и Павлик сидели на корточках у крыльца, одинаково свесив кудрявые светлые головы и подняв на него одинаковые серые глаза.
– Ты посмотри, что она наделала.
Перед ними было жалкое адамово деревце с ободранными ветками.
– Оно зацвело, ты представляешь, оно зацвело! Я думала, что только на следующий год, а оно… А она…
Единственный сохранившийся цветок беззащитно и доверчиво показывал свои голубые лепестки. Никто не сомневался, что злодеяние было делом рук Клариссы.
Ник мельком взглянул в открытую дверь дома, за которой угадывались очертания Марининого мира, в который его никогда не приглашали. Не так уж он и хотел попасть в общество дотошной нянюшки, ироничного отца и их непонятной гостьи. Но, еще будучи чужаком-наблюдателем, не раз видел, как в Странный Дом запросто заходят и этот стриженый ежик, и чудик с оленьими глазами, и прилизанный тихоня из магазинчика. Как к себе домой. Друзья детства.
– А давайте, – жизнерадостно предложил Ник, – мороженое пойдем есть. Дерево жалко, конечно, но оно же не совсем погублено. Гляди, вот здесь и здесь еще бутоны набираются. Давайте его польем, и вперед.
Они расположились с мороженым на краю пересохшего фонтана. Ник уселся в середину сооружения, на постамент с большой каменной рыбой, и начал надувать разноцветные шарики, вкладывая их один в другой. Павлик лизал эскимо и не сводил глаз – что получится? Тут рыба заклокотала, забулькала, плюнула и выпустила пробную струю воды, потом еще одну.
– Фонтан включили!
Заработали маленькие фонтанчики по окружности, в водяной пыли родилась радуга, а каменная чаша начала наполняться, поднимая на поверхность, как лодочки, прошлогодние сухие листья. Ник и Павлик выбрались, встряхиваясь и хохоча.
Несмотря на катаклизм, Ник держал невредимым результат своих вдохновенных усилий – огромный шар с другими, поменьше, заключенными внутри. Марина пожертвовала, чтобы завязать его, свою резинку для волос.
– У кого-нибудь есть фломастер? Мы бы ему рожу нарисовали!
Перебрасываясь шаром, они вышли посушиться на солнце.
– Ба! Вот это встреча. – Перед ними стояли Кларисса и Макс.
Ник дернулся в сторону, но спастись было уже невозможно. Навстречу им сияла свободная, ленивая Максова улыбка.
– Почему вы ото всех скрываетесь? – спрашивал он Марину, в упор глядя на нее неотразимым, как он сам считал, взглядом. – Все знают, что это дикарь, – Макс указал на Ника, – но мы уже забыли, как он выглядит…
Он продолжал говорить, Марина вежливо слушала, Ник и Кларисса нервничали: драгоценные минуты бессовестно убивались идиотской болтовней. Синее платье и рыжие волосы Клариссы были украшены нежно-голубыми цветами. Марина подчеркнуто не глядела на нее, не опускаясь до склок при посторонних, но бескомпромиссный Павлик выступил вперед и испортил светскую беседу.
– Ты, дура! Ты зачем цветы сорвала? На это дерево должна была прилететь птица феникс!
– Черта с два она прилетит, – успокоила его Кларисса и повернулась к Марине: – Вот видишь, до чего ты его довела своими сказочками. Вырастет такой же чокнутый, как ты.
– Сейчас я разберусь, кто тут чокнутый, – угрожающе шелестя новым платьем с золотыми зигзагами, блестящим, как фольга, надвигалась Жанна.
Кларисса скривилась:
– И откуда тебя принесло?
– Шла тут мимо.
– Да лучше бы другой дорогой.
– Девочки, девочки, – вмешался Максим. – Давайте жить дружно.
– Дружно разойдемся в разные стороны, – уточнил Ник.
– Ну нет, – решительно заявил Макс, – никуда я вас не отпущу. Ник, давай угостим девчонок. Пошли в кафе. Сладкое – лучшее средство от стресса.
– Да мы собирались… Может, не надо, – начала Марина, но Макс с напускной свирепостью топнул:
– Надо! – И, взяв ее под руку, быстро зашагал в сторону «Забавушки», продолжая высказывать: – Что, так и будем ругаться, нелюдимиться? Говорю же: давайте жить дружно.
Жанна, Кларисса, Ник и Павлик, угрюмые, поодиночке двинулись за ними.
Оставайся с нами
– И чего вы с ним потащились? – сказала Жанна Нику, останавливаясь на перекрестке. – Мне дальше в ту сторону. А вы вряд ли развеселитесь в этой компании. Да, скажи Марине, пусть позвонит Рафаэлю, он какое-то письмо получил из журнала. – И зашагала, не простившись с остальными.
Макс утащил Марину уже далеко, они заходили в «Забавушку». Он с вежливой назойливостью спрашивал, что заказать, а Марина, с тоской думая, что вот испорчен день, вяло отвечала что-то. Она оскорбляла Макса своим равнодушием. Раздраженный, он огрызнулся на подошедшую Клариссу и предложил Нику пойти в тир, который был в соседнем зале. Тот оживился.
– Мне, пожалуйста, торт, – раздался звонкий голос у прилавка.
Марина оглянулась. На мгновение показалось, что все это уже было, и к этому ощущению примешивалось странное беспокойство. Объяснение находилось где-то рядом, в этих стенах. Она переводила взгляд. Солнечный свет с улицы… витрина… торт… стеклянная дверь. Вдруг прямо перед собой она увидела Макса, по-новому в него вгляделась. Тот готовно улыбнулся, но ее взгляд был жутким и проходил сквозь него. Улыбка поползла на сторону. Он медленно повернулся. Оба смотрели на болтающуюся стеклянную дверь.
Если Марина узнала его, то он обо всем догадался – догадался необъяснимым образом, так как не обернулся тогда к девчонке, попросившей купить торт, чтобы не показать лица, – два месяца назад, в этой кондитерской.
– Ну, мы идем или не идем? – Нику не терпелось попасть в тир.
Кларисса их опередила и уже во что-то целилась.
Марина не знала, что делать: заявить во всеуслышание, что это – вор, укравший ее деньги? Вот у Жанки всегда выскакивают готовые решения. А где она, кстати?
– Она с нами не пошла, – отозвался Ник, расплачиваясь и цепко глядя на мишени. – Дела какие-то.
– А что же ты про Рафаэля не скажешь? – поддела Кларисса. – Она же просила передать. – И без паузы продолжила: – Ему какое-то письмо пришло из журнала. Поди, опять отлуп. Наверно, вешаться собрался. Просил позвонить – прощаться хочет.
Марина пристально поглядела на нее – врет или не врет – и сунула руку в карман за мобильником. Пусто. Остался дома. Все из-за этой Клариссы! Ладно, здесь, в кафе, есть таксофон. Вот, как раз жетон завалялся среди мелочи.
– Ты куда? – крикнул вдогонку Ник, уже сделавший первый выстрел, и Кларисса тут же объяснила:
– У Рафаэля проблемы, не понял, что ли? А ты подождешь.
Макс почувствовал, что сгустившиеся было тучи расходятся, причем сами собой. Надо их только легонько направить.
– Ты воображал, что центральная фигура, а на самом деле – последний на скамейке запасных. А я говорил…
– Пришел стрелять – стреляй, – был ответ.
– Да я-то стреляю…
– Она сейчас к нему еще и побежит, вот увидишь, – вставила Кларисса. – Этот размазня всегда был любимчиком.
Ей ответа не было. Ник промолчал. Стрелять ему расхотелось.
– Спорим на сколько хочешь? – не унимался Максим.
Марина подошла расстроенная.
– Не дозвонилась, – тихо сказала она Нику. – Знаешь, пойдем уже отсюда.
– А что? – Ник непонятно глядел на нее.
– Пойдем, по дороге расскажу. Это важно. И к Рафаэлю надо зайти, вдруг что случилось.
– А я на улице подожду? На скамейке? – Ник глядел еще непонятнее.
Кларисса и Макс пересмеивались.
– Не уходи, Мариночка, оставайся с нами! – весело выкрикнул Макс.
Он смеет еще рот разевать, про себя удивилась Марина и повторила:
– Пойдем.
– К Рафаэлю? – утвердительно спросил Ник.
– Да я на минуту забегу, только узнать, в чем дело. Понимаешь, ему столько раз обидные бумажки приходили из разных журналов. Если опять, он правда повесится.
– А ты потом, из дома не можешь ему позвонить? – сказал Ник каким-то очень уж сдержанным голосом.
– Ты пострелять, что ли, хочешь? – не понимала Марина. – Тогда оставайся, а я туда и обратно. Подожди меня здесь.
Взгляд у Ника совсем остановился. Кларисса и Макс хохотали все громче, но Марина не смотрела на них.
– Не уходи. Потом позвонишь.
– Ну, это у нас лыко-мочало. Ладно, я быстро. Павлик, ты со мной?
– С тобой, – быстро сказал Павлик, прижимая к себе фантастический шар. Он испуганно переводил взгляд с лица сестры на лицо Ника, не понимая, что происходит.
Ник подавленно молчал. Макс ликовал. Кларисса смотрела Марине вслед, смутно желая, чтобы Рафаэлю действительно прислали отлуп.
Загадка снежного человека
– Ну, что они написали?
– А ты погляди. – Рафаэль торжественно подал толстый конверт.
Марина вынула из него книжку – «Загадка снежного человека», повертела в руках, вопросительно поглядела на Рафаэля.
– Это приз!
Марина развернула листок, вложенный в книжку. «Привет, „самый-самый“!.. Как и обещали, мы награждаем тебя одной из книг захватывающей, полной тайн, загадок и удивительных превращений серии „Ужастики“… Итак – вперед, к вершинам литературного олимпа!»
– Победа, – прыгал Рафаэль, не замечая, что подружка совсем не реагирует на событие. – И это еще не все! До наших жирафов тоже дошло.
Он протянул листок местной газеты. Марина торопливо пробежала глазами строчки, на которые указывал палец.
– Тебя напечатали?! В «Вестях»?
– Ага, – подтвердил Рафаэль, улыбаясь от уха до уха.
– Поздравляю, все очень здорово, но мне надо бежать.
Во всем этом было что-то не то. С неприятным предчувствием Марина вернулась в кондитерскую и, никого не увидев, помчалась домой. Там оказалась Кларисса. Марина подступила к ней с расспросами, и та рассмеялась в лицо.
– Да мы же поспорили, что ты побежишь к своему Рафаэлю. Ты и побежала, как дура! А твой парень убедился, что тебе на него наплевать.
– Врешь, – повторяла Марина, все более убеждаясь, что Кларисса не врет, но не в силах представить своего Ника в кругу глумящихся негодяев. Она даже трясла головой, чтобы избавиться от этих мыслей, которые не умещались в сознании. Ревность ко всем ее друзьям вместе и к Рафаэлю в отдельности – это было еще понятно, но участие в розыгрыше? Ник, дергающий ее, как куклу, за веревочки вместе с остальными? Вместе с ними смеющийся?
Издевательский хохот Клариссы уже не мог пробиться сквозь обиду, затопившую душу, как наводнение. И обида все увеличивалась, чем дольше Марина сидела в своей комнате, неподвижно, не слыша ни обычного домашнего шума, ни телефонных звонков.
Она так и задремала в кресле с приходом темноты, как вдруг услышала голос с улицы. Ее звали по имени. Приснилось? Она долго ждала. Закрыла глаза. Голос повторился.
Марина включила свет и подошла к окну, но ничего не увидела – только светлое пятно отраженной комнаты и собственное лицо. Напрягая глаза, с трудом различила деревья, темную ограду, но тут же собственное отражение снова заслонило от нее все. Она могла видеть только себя и думать только о себе.
Не дали посмотреть
Медведевы собирались ужинать.
– Как хотите, Пал Палыч, а надо что-то делать. – Брови Доры были непривычно сдвинуты, а круглые вишневые глазки моргали растерянно. – Который день сидит, ни с кем не разговаривает, к ребятишкам своим не выходит – потопчутся и уйдут. Не ест ничего.
– Примерно этого я и боялся – что любовь восьмого класса не доживет до девятого, – серьезно ответил Пал Палыч. – Павлик, включай, «Звездный путь» начинается. И зови Марину.
– Марин! – на весь дом закричал Павлик. – Пойдем, уже бороздят!
И за руку вытащил сестру к телевизору, в котором торжественно произносили: «Корабль „Энтерпрайз“ бороздит просторы Вселенной. Девиз команды: смело идти туда, где не ступала нога человека». Это был их любимый сериал, который просто нельзя было не смотреть.
Марина села на диван, глядя мимо экрана. И тут появилась Ева. Не обратить внимания на то, что она вылезла из своего угла и смотрит телевизор вместе со всеми, было невозможно. Более того – она следит за происходящим на экране с видимым интересом. Зато она, Марина, кажется, стала ее подобием. Окончательно вывел ее из оцепенения вопрос отца:
– А ты уже не носишь своего куриного бога?
– Нет.
Дора отлучилась на кухню, и Пал Палыч, наклонившись, негромко сообщил:
– Представляешь, что наша Доротея выбрала себе в подарок? У нее же день рождения в субботу. Попросила ничего не покупать, а отдать ей вазу, ту самую. Которой мы гостей смешим. Неужели она ей нравится?
Марина покачала головой.
– Это потому, что ты ее купил.
– А я думал, она будет ей символизировать наше веселое семейство. – При слове «веселое» Пал Палыч помахал ладонью у виска.
– Не притворяйся. Ты думал то же, что и я. А куриный бог лежит в шкатулке. Дора тоже себе вазу на шею не повесит.
– Ну-ну. А твой мальчик вчера приходил. Павлик, реклама – выключи звук.
Павлик выключил, но тут же принялся озвучивать сам:
– В компании с Толстяком время летит незаметно! Почувствуй себя богиней! Храбрость ковбоев Хаггис известна всем! «Нескафе» – аромат моего утра!
Марина почувствовала, что сейчас его чем-нибудь треснет.
– Но это неинтересно, наверное, – заговорил наконец Пал Палыч. – Когда решаешь с кем-то раззнакомиться, не подходишь к телефону, делаешь вид, что никого не видишь под окнами, то лучше и не слышать ничего, – заключил он. Потом добавил: – Если уже все равно.
– Зачем приходил?
Фильм продолжался. Марина отняла у Павлика пульт и уменьшила громкость.
Но Пал Палыч пошел на кухню, где свистел чайник. Вернулся.
– Тебе налить? А тебе, Ева? А тебе, Павлик? Дора?
– Когда приходил? – Марина отодвинула и чашку, и чайник.
Пал Палыч был краток.
– Вчера. Тебя не было, я предложил подождать в твоей комнате. Он посидел полчаса и ушел.
Марина зажмурилась и уткнулась лицом в поднятые колени. Представила Ника у себя в гостях, куда она его так и не пригласила. Вот он набрался храбрости и звонит в дом. Вот он лицом к лицу с папой. Вот он в ее комнате. Каждую секунду ожидает, что она войдет и скажет что-нибудь злое или сразу выгонит. Глядит на ее пианино, игрушечного льва, разбросанные на подоконнике журналы и книги, на картину с дорогой никуда…
Он сидит или просто прислонился к чему-нибудь? Жанна любит сидеть на подоконнике, Рафаэль – в кресле, Артур – в том углу, Рудик – просто на ковре. У всех ее друзей здесь есть свои места. А у него нет. Но ведь они так недавно знакомы. А как он здесь мог себя почувствовать? Опять это слово. Скорее всего, чужим. Но ведь это неправда! Просто она не успела… А теперь все испорчено.