Несколько раз мне кричали что-то вроде «меч выше!» и «атакуй!», когда я мешкал. Но все это не имело особого значения, потому что я, мало того, что был слабее, но еще вчерашние раны разошлись и я устал, жадно вдыхая воздух. Этому бугаю, разумеется – хоть бы хны.
В итоге, когда противник прорубил мою броню и слегка рассек от бедра до таза, скользнув по ребрам, я присел и наугад ударил тяжелым щитом вверх. Оказывается, он продолжал наступать, и благодаря длине своих никчемных культяпок и щита я чуть не врезал ему в челюсть. Но на деле я лишь слегка коснулся его подбородка.
Он разозлился, сбил мечом щит с пути, пнул меня в грудь и кинулся на лежачего с мечом. Я попытался сбить его коленом в бок. После нескольких неудачных попыток, мне закричали «сдавайся». В глазах помутилось, и я не сразу сообразил. Только через секунду увидел острие меча у горла и тогда энергично застучал ладонью по удивительно гладкой земле.
Как же, черт подери, я устал и запыхался – боялся, что сердце не выдержит. Опять. Бедное. Мне протянули руку и помогли встать. Дали минуты две на отдых, а затем стали показывать разные простые движения. И ими добили меня окончательно. Я старался вникнуть, заинтересоваться, чтобы не замечать мучений – повторял все, как актер, которому заплатили. Но вскоре они совсем перестали ухмыляться, ибо занятие стало скучным и вялым для всех присутствующих. Видимо, сначала достаточно было узнать, как я вообще держусь.
Даже я заметил ручейки крови, текущие по ноге, руке, да вообще повсюду. Мне поначалу хотелось сказать, что так себе из них учителя, но позже я понял, что не все так безнадежно. Хотя одному только Богу известно, что они от Юлии ожидали. Быть может, каждому свое: у меня была хоть какая-то сила, но не было выносливости и легкости, и я сильнее ранен; она, в принципе, могла рассчитывать на юркость, ловкость и скорость. Но опять же – из-за гравитации любым объектом махать тяжелее, и я не помнил, сколько точно месяцев нужно человеку, чтобы приспособиться к подобным изменениям.
В общем, тренировка отняла минут двадцать. Когда я уже делал уклоны, едва не падая, чингаре помотали головами и отпустили меня в Крепость на перевязку. На улице еще было светло, а я как будто всю ночь товар в магазине разгружал. Если бы с меня что-то упало, я бы это вряд ли заметил.
Доковыляв до центра площадки, я показал на раны и на пальцах спросил, где здесь перевязочная. Мне показали несложный путь в один из корпусов-отростков Крепости.
«Прекрасно, теперь и один из шаров изнутри увидеть доведется. Все больше нового открываю».
Найдя нужную дверь, я впервые увидел их женщин. Немного удивился, и тут же по лицу неконтролируемо растеклась улыбка. Такие они прикольные. Я и раньше, наверняка, мельком видел пару представительниц, но не успел рассмотреть. Здесь и так головой на триста шестьдесят градусов круглосуточно можно, а то и нужно крутить.
Чингарки тоже были серокожие, но, возможно, чуток светлее. Волосы у большинства были темные, вплоть до черных, как смоль. Росточком, естественно, небольшие, даже чуть ниже среднестатистических земных женщин, то есть для меня вообще гномы. Но зато и среднестатистический размер груди явно не отставал. Эта планета не сыграла злую шутку со своими жителями, в наглую нарушая незыблемый принцип баланса. И попки с бедрами, разумеется, были на уровне – здесь же всех и вся сжимает и заставляет напрягаться… Все это было нетрудно определить, ибо почти все девушки в больничном отделении были одеты в обтягивающие серо-красные платья до колен в китайском или японском стиле (смысл запоминать, если сами хозяева, держу пари, не разбираются). Ну и, разумеется, платья были с небольшими вырезами на груди, чтобы пациенты успокаивались побыстрей и помалкивали.
Когда они посмотрели на меня, мою улыбку, видимо, оценили не все. Либо просто серьезно относились к работе. В самом деле, чего улыбаться-то, когда кровь из тебя течет?
Меня попросили снять броню и сесть на стул, который был на удивление удобный, особливо по сравнению со «скамейкой» в холле. Я сидел в одних трусах, а вокруг меня хлопотали сразу три чингарки. Как минимум полторы из них были хороши личиком, и я уже как-то позабыл о ноющих конечностях, усталости, тленности бытия и вошел в состояние приятной истомы.
А еще мне сразу показалось, что здесь преобладают порядки патриархального характера. И, как ни парадоксально, патриархат дамам в чем-то удружил. Например, за счет того, что их не гоняли, как мужиков в плане драк и физических нагрузок, они не были венозными, а кожа на вид приходилась весьма нежной. Но разве имеем ли мы право утверждать, не убедившись несколько раз?
Все раны промочили тряпочками с этим бензином и опять зашили. Новые повязки, где-то приложили и приклеили желтой слизью без запаха, а где-то просто обмотали.
Доспехи дамы оставили себе, чтобы отмыть от всяких бяк жизни, а мне указали, куда надо идти, чтобы поесть. Девушка и в правду показала жестом, как люди наворачивают ложкой, и мы заулыбались. Такие моменты в жизни выделяются фосфоресцирующей памятью жестом «нолика» с улыбкой. Опять же – то ли еще будет…
Примерно в указанном направлении я вскоре нашел почти пустующую просторную, как и все здесь, простую, скромную, темную и суровую столовую. Здесь мне дали ту же похлебку, что и раньше. Жаль, но первый опыт почти всегда самый обильный и сладостный.
Надо признать, от такого медицинского сервиса у меня голова пошла кругом. Но когда я вышел наружу и вспомнил про палатку, я быстро отрезвел.
«Блин, я бомжара пархатый».
Ее уже заботливо разложили для меня – первый раз не стали учить самодеятельности. Скорее всего, тупо жалко палатку.
Крылья летучих мышей – первая ассоциация, которая возникла у меня при рассмотрении материала. Сшитых, разумеется, множеством грубых швов. Но издалека она почти ничем не отличалась от светло-коричневой туристической, произведенной в Советском Союзе. Помню папину – не жаловался – юн был.
Внутри лежало огромное и довольно толстое одеяло из нескольких слоев мешковины, что на мне. Оно манило меня свалиться и отрубиться часов на восемь. «Дома» я страдал бессонницей, так что восемь часов – это почти недостижимый для меня барьер. Однако, я решил повременить и немного прогуляться, чтобы найти палатку Юлии.
Это и обрадовало, и одновременно разочаровало. Я увидел сразу несколько таких же палаток… Да еще и чуть не по другую сторону от отростка-корпуса.
«Ага, сволочи, я вас, „защитничков“ чертовых, непонятно зачем прячущих от меня женщин, еще на Земельке повидал вдоволь».
Но «смелость, терпение, интеллект, хитропопость, подлость, деньги и прочее города берут», и судьба в очередной раз здесь вспомнила про мое жалкое существование – она вознаградила мои труды. Как раз в ближайшей ко мне палатке Юля, видимо, расстилалась поудобнее и на мгновение встала, чтобы размять спину и ноги. Невероятно, что она вообще так поступила.
Вообще в такой кондиции на свидание идти негоже. Бывало и меньше причин для осечек… Хотя. Единственная причина осечек – это предательское поведение неконтролируемого разума.
«Блин, я правда такую мудрость сморозил? Надо разжиться писательскими принадлежностями. На родной планете всем матным словом было все равно, что бы я ни писал, но здесь в этом может быть больше смысла».
Было еще светло, так что я выжидал, когда все отвернутся, и только потом пробегал или прокрадывался. Наконец, мне удалось достичь заветной цели, и, пока никто не видел, я открыл ее палатку. Слава богу, она все еще была внутри и уже почти заснула.
Едва завидев меня, она откуда-то достала странной формы нож и набросилась на меня.
– Стой-стой-стой! Погоди! – закричал я, одновременно ловя ее руку с ножом. Я старался кричать не слишком громко, и в целом изображать спокойствие, но эта психичка вынуждала шуметь.
Я посмотрел ей в карие глаза, и стал медленно отводить руку от ее.
– Я Женя. Без мочек который. – Я слегка повернул голову, чтобы она могла видеть. Это ее немного успокоило, хотя поначалу глаза у нее были бешеные.
– Зачем пришел? Насиловать? – спросила она довольно громко.
– Нам никак не дают даже увидеться, хотя тут кроме нас как будто из людей-то и нет никого. Я хотел хоть узнать, как ты. – Я говорил всю эту нейтральную чепуху, а у самого от глупости, слабости и какой-то необычной обстановки ощущались именно первые признаки эрекции от навеянной ею идеей.
– Нормально. – Она убрала нож и легла обратно на бок. – Спасибо, что помог.
– Можно с тобой хотя бы поваляться или поговорить? Хоть не в одиночестве.
– Оставайся. – Юле как будто было все равно, так что я лег рядом на спину и вздохнул.
– Тебя не сильно ранили сегодня на тренировке? – заговорил я, чтобы она не уснула.
– Нет, нормально. Вот, даже нож дали, чтобы защищаться от таких, как ты.
Я улыбнулся.
– Слава богу, от меня не надо. Я только с самыми благими намерениями.
– Ага, – сказала она и повернулась ко мне лицом.
Я слегка улыбнулся и стал рассматривать ее.
– Ты уже лучше выглядишь, чем вчера, – заметил я.
– Да. Только волосы отрезали и бока разрезали… – Она усмехнулась. – Ну еще в меня какие-то уроды пальцы совали. И ты меня голой видел. А так ничего – все вообще отлично.
– По-моему, с короткой стрижкой, ты тоже очень милая. Может, здесь так даже удобнее, – решил я пошутить после некоторой паузы. И мне удалось вызвать у нее небольшую улыбку. В такой ситуации все звучало, как шутка.
– Рассказывай: сколько тебе лет? Откуда ты? – спросила она.
– Мне двадцать восемь. Из Самары.
У нее тут же расширилось все, что можно, от удивления.
– Ничего себе! На десятку старше меня! Не, я с тобой спать не буду, – сказала она с разочарованной улыбкой.
– Значит, по внешности, ты бы мне гораздо меньше дала?
– Ну не гораздо, но ты хорошо сохранился… Уже разговаривал с тем монстром наверху?
– Да.
Я не удержался и засмеялся.
– Блин, вот застряла – двадцать восемь!
– Да ладно, если так посудить, Еву из ребра Адама сделали. Выходит, она родилась позже. К тому же, в суровых условиях, как здесь, люди быстрее взрослеют, так что время относительно… Да и вообще, блин, у нас тут проблемы, по-моему, похлеще есть, – парировал я.
Она призадумалась, но не придала сказанным мудростям должного значения. Меня редко слушают. Глупцы.
– А зачем ты сюда пришел? В смысле, зачем в воронку прыгнул? – вдруг спросила она.
Этот вопрос был для меня одним из самых нежелательных, особенно, учитывая обстоятельства. Но думать я не стал – вообще надо поменьше думать. Так что и здесь сказал правду, только самыми наинежнейшими словами:
– Я не был доволен жизнью там. Почти не видел в ней смысла, и всегда хотел какие-нибудь другие места повидать. Почти на любые был согласен. Вот и расхрабрился. А ты?
– Печально… – погрустнела она. – А мне просто было интересно, что это за штука. Любопытная дура. Подошла поближе – и меня засосало. Нетрезвая была – накануне только совершеннолетие с подругами отметили.
Возникла долгая пауза и долгий, но устойчивый зрительный контакт.
– Ты ведь мне ничего не сделаешь? – вдруг спросила она.
– Я не так двинуться-то боюсь, чтобы раны не разошлись.
Она посмотрела на меня с ироничной ухмылкой.
– Ну тогда давай спать. Устала очень. – Юля вновь повернулась ко мне спиной.
– Только я свое одеяло не взял, чтобы не слишком светиться. Твоим укроюсь – ничего?
– Ну укрывайся. Только помни – у меня нож есть… – промурлыкала она.
***
Когда я проснулся, она уже нежно целовала меня в губы. Едва-едва касаясь, словно не хотела спугнуть сонную мороку. Оказывается, пока я спал, я много ворочался. Хотя чего удивляться – с самого рождения ворочаюсь нахально. А тут еще это одеяло, в котором двоим нужно совсем прижиматься друг к другу, чтобы уместиться.
Я поддержал ее идею с поцелуями, и очень скоро мы стали целоваться взасос. Затем мы сняли с себя эти треклятые балахоны и стали трогать друг друга повсюду, осторожно ощупывая места ранений. Ну а потом пошла совсем жара.
На улице явно наступил вечер или даже ночь; стало прохладнее. А у нас тут жара. И не знали мы, куда можно идти, что можно еще делать, и не хотели. Зато знали, что хотели дубль два – в еще более животном стиле. Все измазались в крови, и даже мысли, что делаем больно друг другу, не возникло.
Когда мокрые легли, прижавшись друг к другу, чтобы перевести дух, промелькнула мысль, что до следующей кормежки еще долго. Надо было как-то промотать время…
После очередного захода, когда она легла на меня, я захотел рассмотреть в темноте ее глаза. Вот примерно в этот момент мне показалось, что я супергерой, и что это похоже на нужность. Ну стоны, конечно, антуража добавляли, что есть мощи. Но и эта глупость улетучилась также быстро, как появилась. От такой нежности-безмятежности моя злюка-бессонница неожиданно прогнулась – ишь ты – нахалка!
А вот с утра нам уже пришлось несладко. Как только мы проснулись, я рванул в свою палатку, и меня, разумеется, заметили. Скорее всего, чингаре несут караул и днем и ночью, так что повезло, что хоть ночью из палатки не выкинули.
По пути меня перехватили, – и опять тренировка в тех же доспехах и с тем же мечом. Только я размялся на базовых движениях и встал в круг, на меня без церемоний накинулся солдат со своими атаками. В этот раз битва происходила агрессивнее и быстрее, ухмылки на рожах даже не появлялись.
Мне кричали: «убей!», и я действительно пытался это сделать. Провернул один раз нестандартный маневр, прижавшись к противнику спиной, и почти повалил его, но тот чудом извернулся в последний момент.
Эти чертовы щиты хоть и были непрочными для тренировочных боев, но настолько огромные. Они закрывали этих ребят почти полностью, и становилось непонятно, как их вообще можно достать.
Когда мне дали минуту отдыха, я попросил второй меч вместо щита. А также я заметил вдалеке еще один такой же круг, но Юли не было видно. Резко накинувшись на противника, я стал осыпать его ударами с разных сторон. Естественно, все они приходились в щит и в пустоту, но один маневр почти удался, несмотря на рост. Я посильнее врезал по верху щита, представляя, как срежу его, затем резко уклонился влево, почти до земли, и успел задеть плечо противника. Он разозлился, и сбросил щит, за которым почти ничего не видно. Только он потянулся за вторым мечом, его окликнули.
Я ждал, медленно прохаживался и восстанавливал дыхание, пользуясь каждой секундой, чтобы отдохнуть.
Вдруг, чингарин вышел из круга, а вместо него против меня выдвинули человека… Это был юноша, чуть моложе меня, но почти того же телосложения. В хитрющих глазах его чувствовалась опаска, но я знал по опыту, что все эти проявления эмоций перед соревнованием не имеют значения, и этот негодяй запросто мог усыплять мою бдительность, или просто раскочегариться в ответственный момент.
Мы бились на двух мечах. Буквально сразу бой превратился в мясорубку. Драться на двух мечах, пусть и тупых, очень трудно и опасно, так что я поначалу даже не находил возможности для атаки. Лишь изредка я делал показные выпады и удары, чтобы не подумали, что я поддаюсь.
Когда я начал уставать, я опять приступил к обманным маневрам. Я настраивал его на удары справа, чтобы потом резко ударить слева. Он не покупался, да еще и ткнул мне в руку.
Мы уже оба выдохлись, а него еще кричали «убей!». В итоге, в какой-то момент я наугад сделал два одинаковых рубящих удара ему в голову. Первый он отбил, и не ожидал, что второй будет точно такой же. Я обхватил его руку, резко пнул под правое колено и со всей силы ударил рукоятью левого меча ему по затылку, уворачиваясь от кастрирующего ничего. Он обвалился, как мешок с картошкой, выронив один меч, опять царапнувший меня в запястье.