– Теперь только смерть разлучит нас, – сказал Ленхатеп.
– Да, милый, только смерть, – повторила Найфел. – Но как же мы будем встречаться? Через три дня начнутся Великие Дожди, Нил разольётся, затопит дорогу, на которой мы встретились, любимый, а деревня наша станет островом среди Большой воды… Я целых четыре месяца не смогу покинуть деревню.
– Я приплыву к тебе сам, – ответил Ленхатеп. – У меня есть лодка, и не одна.
– Но ведь отец не разрешает тебе пользоваться ими, – напомнила Найфел.
– Да, запрещает, но разве его запрет может остановить меня, если я жить без тебя не могу?! Я обязательно буду к тебе, любимая моя, нимфа моя, приплывать! Мы будем видеться каждый день, пока я не увезу тебя. Мы уедем из этих мест и будем жить вместе и счастливо!
– Ах, Ленхатеп, сердце моё! За что Великий бог Ра послал мне такое счастье?!– радостно засмеялась Найфел.
Ещё три дня оставалось до разлива Великого Нила. Ленхатеп и Найфел не теряли времени: Найфел говорила отцу и матушке Ме, что хочет подышать благоухающими лилиями у берега реки перед тем, как впрягаться в работу до октября, а Ленхатеп убеждал родителей, что ему надо срочно плавать каждый день в Мемфис, т. к. там остались важные папирусы очень важных наук, а у него скоро экзамены.
Едва вырвавшись из своих домов, к назначенному часу они бежали друг к другу стремглав, как летят ветры, а встретившись, бросались в объятья друг друга бурно, страстно, губы их сливались в горячем нежном поцелуе.
– Скажи мне, милая солнцеподобная Найфел, – спрашивал девушку Ленхатеп, – а у тебя есть братья и сёстры?
– Нет, моя радость, и я тебе уже говорила об этом, – отвечала она. – Матушка Ме и мой отец не раз собирались подарить мне братика или сестричку, три раза у них появлялись малыши на белый свет: два мальчика и одна девочка. Но все они умерли, едва только родившись. У бедных всегда дети умирают. Так Великие Боги желают, как говорят. А у тебя свет очей моих, Ленхатеп, тоже ведь нет близкого брата или милой сестры?
– Тоже нет, роза моя, – печально ответил Ленхатеп, – мои родители не захотели больше иметь никого, кроме меня. Всю свою любовь, все заботы и помыслы отдали мне. Захотели, чтобы я обязательно учился разным наукам, чтобы стал самым умным и светлым, чтобы стал правой рукой Хуфу.
– Великого фараона Хуфу?!– всплеснула руками Найфел, и от радости, и от страха. Ты сможешь с ним сравниться?!! О-о, ненаглядный мой Ленхатеп! Я горжусь тобой! У тебя есть много сил, ума и красоты, я верю, что ты достигнешь всех высот! Как я люблю тебя, мой солнечный, как верю, что Великий Бог тебе обязательно поможет!
– Я тоже без конца и без края люблю тебя, Найфел, роза моя, невеста моя! И ради тебя я стану самым разумным и учёным, чтобы ты всегда мной гордилась!
С этими словами он, раскрасневшись, в порыве бурной страсти поднял на ней тунику так, что обнажилось её гладкое стройное тело. Голова его закружилась от такого зрелища, он нежно и порывисто прильнул к её груди, и начал целовать её, ласкать, его семя налилось…
Сильно возбудившись, он обнажился и, не помня себя, вошёл в лоно возлюбленной. Их тела слились воедино.
Найфел, которая не ожидала такого поворота, поначалу немного напугалась, но тотчас почувствовала какое-то новое для неё ощущение – дивно приятное, радостное, дурманящее. Она не стала, не захотела противиться действу, которое он творил над ней, даже не думая, хорошо это или дурно. Вся её душа, вся её плоть сильно желали этого, а его такая незнакомая, но пьянящая близость словно брали её в нежные тиски, и было так невообразимо хорошо!!! Она, забившись в его объятиях, даже не придала никакого значения в это мгновение неожиданной мимолётной странной боли. Она была в пленительном раю…
Так продолжалось сколько-то времени – счёт ему был потерян. Влюблённые почувствовали, как земля уплывает из-под ног, какой-то лёгкий туман окутал их очи, они словно поднялись на небеса, вспарили над землёй… и Ленхатеп вдруг услышал свой громкий протяжный голос! Слов было не разобрать, да их и не было, только что-то вроде крика. И в унисон ему более тонкий протяжный стон обезумевшей Найфел.
… Когда прошли какие-то минуты, неизвестно сколько, и оба обрели дар речи, то заметили, что обнажённый живот Найфел был влажным с остатками пены, а на земле где-то под ягодицами алело большое пятно крови. Найфел испугалась: «Ленхатеп, милый мой, почему около меня кровь? Разве ты чем-то поранил меня?»
Ленхатеп смущенно опустил голову. Самому ему ещё не приходилось иметь таких тесных отношений с девушками, а тем более с женщинами.
Родители держали Ленхатепа в строгости и непорочности, следили за этим, но некоторые друзья и приятели из Мемфиса (не слишком скромные и не очень почитающие родителей), не раз делились с юношей своими похождениями. Девушки из благочестивых семей не позволяли молодым людям иной раз прикасаться даже к своим рукам, тем более к губам – и вообще к лицу. А вот замужние женщины, любящие побалагурить с молодыми египтянами, порой заговорщически открывали красивым юношам, как приятно им было бы их ласкать потихоньку от мужа… И не просто ласкать, а трогать и возбуждать их молодое тело.
– Но это же великий грех! – отвечал какой-нибудь безусый юнец. – Великие Боги этого не простят!
На что женщины смеялись:
– Глупенький, Великие Боги никогда ничего не узнают! Они от нас слишком далеко! А мы с тобой зайдём в тень деревьев, укроемся в листве и тихо-тихо поласкаем друг друга. Ни великие Боги, ни мой драгоценный муж и не догадаются, что мы с тобой там делали. А мы не скажем.
А когда любопытные юноши подробно интересовались, как всё происходит с девушками, впервые познавшими соитие, то эти женщины так же подробно им рассказывали всё до конца. И Ленхатеп знал, что девушка в первую ночь с мужем теряет так называемую девственность – тонкую плёнку, закрывающую девственный мир. Мужчина её разрывает, и выливается кровь….
Вообще, таких женщин в кругу благочестивых богатых египтян называли распутными, женщинами лёгкого поведения, их не пускали в порядочное общество, не позволяли поминать имя Великого Бога Ра, но сыновья богатых знатных вельмож и рабовладельцев потихоньку навещали красивых распутниц, услаждали их нежностями и знали все тайны. Они-то и поведали Ленхатепу, откуда у непорочных девушек после сближения с мужчиной появляется кровь.
–… Солнечная моя, луноподобная Найфел, – ласково осторожно ответил он девушке, – мы слишком сильно сблизились с тобой, я нечестивец, не удержался и поранил тебе то, что юную девушку бережёт от грубых, нехороших, неправедных действий…
Я поранил тебе… тонкую плёнку, которая есть у каждой девушки, и которую надо беречь……
– Как?!! – Найфел вскрикнула и закрыла лицо руками. – Ты посмел испортить девушкину плоть?!! Великий Бог разгневается… – она сильно заплакала, руки её дрожали. – Что я теперь скажу матушке Ме? Как я посмотрю в глаза отцу? Они же прогонят меня из дома! Где я буду жить?! Все соседи узнают об этом! Какой позор! Мне теперь на улицу стыдно будет выйти, и я утоплюсь в Ниле!
Найфел безудержно рыдала, плакала навзрыд, не переставая. Ленхатеп сам был вне себя от боли: жалости к ней, горестно рыдающей Найфел, и ненависти к себе, что не смог сдержаться и обидел любимую, расстроил. Он готов был убить себя. Пока она рыдала, он сидел, низко опустив голову, а на душе его была чернота.
Наконец Найфел успокоилась немного, перестала рыдать, только слёзы ещё лились из её ясных глаз. Тогда Ленхатеп приподнял голову, повернулся к девушке и тихо осторожно произнёс:
– Найфел, любимая, дорогая моя! Прости меня…. Я так поступил, потому что не мог сдержаться, потому что безумно и страстно люблю тебя, люблю тебя больше всех на свете! Больше матушки и отца! Как только я тебя увидел, то понял, что не могу жить без тебя. Не убивай меня, любимая, прошу тебя, гневными словами. Я всегда буду с тобой рядом, никогда тебя не оставлю, не брошу! Великие Боги пожалеют нас, видя нашу любовь. Если матушка Ме тебя прогонит из дома, я увезу тебя с собой хоть на край света! Мы всегда будем вместе до самой смерти. Верь мне, я не покину тебя… А пока мы матушке ничего не скажем, хорошо?
Найфел слушала его слова и постепенно успокаивалась. Она же любила Ленхатепа, любила искренне, всем сердцем и догадывалась, что всё, что произошло с ними, рано или поздно должно было произойти, ведь она сама, как оказалось, хотела этого……Что ж теперь обвинять его одного? Получается, что оба виноваты.
Она слегка исподлобья посмотрела на любимого и слегка улыбнулась, а он чуть не подпрыгнул от радости!
– Найфел, Найфел, роза моя благоухающая! Радость моя! Счастье моё!! Ты знаешь, ведь теперь, коли так случилось, ты стала не просто моей возлюбленной невестой, а моей женой!! Теперь мы до самой смерти вместе! И Великий Бог Ра нам весточку посылает, дарит нам счастье!!
Ленхатеп снова схватил её в объятия, крепко сжал и целовал, целовал, не переставая, много раз. Найфел счастливо рассмеялась, обняла его за шею, он поднял её на руки и закружил, закружил.
Влюблённые были безмерно счастливы, на сердце стало легко.
– Пойдём сейчас к моему другу, Али Шукри, – продолжал Ленхатеп, – я жажду познакомить тебя с ним, любовь моя, показать ему тебя!
– Нет-нет, суженый мой, мне пора возвращаться. Матушка Ме давно уже спохватилась меня, гневается. Слава Великим Богам, что она не знает, куда я ушла.
Найфел хотела сказать что-то ещё, но вдруг увидела вылезающую пасть огромного крокодила. Девушка неистово закричала и опрометью бросилась бежать в сторону своей деревни. Ленхатеп успел только прокричать ей, что завтра, как только поднимется Великое Солнце Ра, он будет её ждать на том же месте.
Глава 5
Огромное и роскошное жилище родителей Ленхатепа потрясало своим убранством, это был живительный оазис среди пустыни. Высокие стройные пальмы до неба, плодоносящие деревья, кусты и море цветов.
Ленхатеп пулей влетел в сад, распугав слуг, так же быстро взобрался по ступеням на самый верх своего дворца, устремился в палаты его и с размаху бросился на широкую лежанку, лицом вниз. Так он лежал неподвижно, пока в палаты не вошла мать его – строгая и надменная Исизида.
– О, Ленхатеп, сын мой, что с тобой? Где ты пропадаешь с самого восхода Солнца Ра? Скоро вернётся твой отец со службы, ты должен встретить его с почестями, омыть его правую руку благоухающей травой, поцеловать её, пасть на колени. А ты почему-то возлёг здесь, совсем не готовый к встрече отца… Может, это богиня мрака Каукет внушила тебе такое невежество? Отвечай же мне! Как ты смеешь молчать?
Ленхатеп встал с лежанки, подошёл к матери, встал на колени, поцеловал её правую руку:
– Простите, матушка, я просто устал на прогулке, и слегка болит голова…
– Приложи к вискам полотенце, смоченное живой водой.
– Да, матушка, я так и сделаю.
– Эй, раб! – позвала Исизида. (Мгновенно появился маленький, худой, черный раб.)– Тотчас же принеси молодому господину живую воду!
Раб исчез и через мгновение вновь возник с пушистым полотенцем.
– Тебя что-то гнетёт, сын мой? – продолжила допрос Исизида.
–Нет, нет матушка, что Вы? Успокойтесь.
Ленхатеп не посмел заикнуться грозной матушке о своих терзающих тело мыслях, о девушке по имени Найфел, которая захватила в плен всё его существо, образ которой стоял у него в глазах, не исчезая.
Но что же ему делать? Ведь рано или поздно, но надо открыть родителям истину! Ему казалось, что это будет просто, что они сразу же поймут и одобрят его. Но на деле это оказалось труднее, чем переплыть Средиземное море, – так Ленхатеп страшился гнева матушки.
– Его милость, визирь приехали! – раздались снизу громкие голоса, сразу много.
Ленхатеп молниеносно подскочил к дверям. Через несколько секунд в двери вошёл только что сошедший с носилок, поднятый рабами наверх могущественный вельможа, верховный сановник фараона Хуфу, Осиристеп. Перед ним низко склонился сын Ленхатеп, омыл его правую руку благоухающей травой, пал на колени и поцеловал её со словами: «Мир Вам во все века, отец мой!»
Осиристеп улыбнулся, обнял сына со словами:
– Устал я сегодня, дитя моё. Много дел: госучреждения, храмы, да ещё суд был после Восхода Солнца Ра! Еле на ногах стою… (Рабы господину принесли сочные фрукты.)
– Вы прилягте, отец, – заботливо произнёс Ленхатеп. – Эй, раб! Подушки!
Раб тут же внёс в палаты свежие подушки, и Осиристеп опустился в них. К нему подошла и присела рядом жена Исизида. Влиятельный вельможа улыбнулся супруге, взял её правую руку, приложил к своей ладони.
– О, Осиристеп, свет очей моих! – произнесла Исизида. – Пока Вы неустанно заботитесь о благах Царства, Ваш сын совсем отбился от рук. Он гуляет чуть ли не среди бедняков по нильскому песку до головной боли и не думает об учёбе! А ведь ему очень скоро отправляться в Мемфис! И надолго – постигать науки.
– Ах, матушка, я поистине помню об этом, – произнёс Ленхатеп, – и всё сделаю старательно, не волнуйтесь.
– Ну нет, сын мой, – возразил Осиристеп, – с сегодняшнего дня ты будешь повторять слова и мысли с изученных папирусов, а через два солнечных дня твоя дорога – в Мемфис.
Ленхатеп вспыхнул, пал на колени, взмолился:
– Дорогой, мудрейший отец мой! Милая матушка! Позвольте мне, ради Великого Бога Ра и ради Бога Фараона, ещё только один единственный, солнечный день насладиться золотым сверкающим песком возле нашей реки! Вдохнуть свежего речного воздуха перед тем, как отправиться в столицу! Я же так долго не увижу родных моих мест. Обещаю, что не буду задерживаться и вернусь совсем рано!
Осиристеп и Исизида переглянулись, вельможа одобрительно кивнул головой.
– Хорошо, Ленхатеп, иди на песок, – милостиво разрешила Исизида, – но учти: чтобы до захода Солнца Ра был во дворце.
–
…. А юная Найфел в это время стояла, опустив голову перед матушкой Ме. Мехатэ была сердита на дочь, смотрела на неё исподлобья, спросила наконец:
– Где тебя носила скверная сила? Дел в доме – море, и вот-вот Нил разольётся, а ты, негодная, порхаешь где-то, не думаешь о доме! Отцу скоро идти на постройку пирамиды Хуфу. Помогла бы ему собраться……
– Я помогу. Матушка Ме, я непременно помогу. Не гневайся на меня.
Найфел опрометью вылетела из хижины, начала лихорадочно доить корову, волосы её растрепались, она вся горела. Мехатэ почуяла что– то неладное, тоже вышла во двор.
– Найфел, а что это ты такая красная и растрёпанная? Ты одна была или с соседской девкой, да простят тебя боги?
– Да, что ты матушка Ме! Одна, конечно, одна!
– Ты обманываешь меня, Найфел, – Мехатэ не поверила дочери. – А ну рассказывай тотчас же! Что было?! Кого ты видела?
– Матушка Ме, я видела… Того юношу, что приснился мне лунной ночью… видела наяву.
–Что – о? И он богатый?
– Да, очень. Но он очень добрый и хороший.
– Богатые добрыми и хорошими не бывают. Он подходил к тебе, говорил с тобой? Да простят нас боги!
– Нет-нет, матушка Ме, он только глянул и отвернулся, – соврала испуганная Найфел.
– Слава Великому Богу Ра, что отвернулся. Больше не ходи туда.
– Матушка Ме, но ведь Великий Нил разольётся, всё затопит, и тогда, через два дня из дома почти не выйти, нашу деревню почти всю затопит.
– Так и быть, – матушка Ме сжалилась, – сходи один раз. – Но, если увидишь того богатого и знатного – беги сразу же, чтобы не видел он тебя никогда. Слышишь?
– Да, – тихо ответила Найфел, спрятав глаза.
Глава 6
Ещё два дня оставалось до разлива Великого Нила. Как было условлено, лишь взошло Светлое Солнце Ра, влюблённые Найфел и Ленхатеп уже со всех ног, рискуя с размаха упасть, мчались друг к другу. Только ветер мог мчаться быстрее. И так же с размаха бросились к друг к другу в объятья. От разлуки длиною в целый день у каждого подкашивались ноги, и оба еле-еле держались на ногах, чтобы не упасть в обморок: в глазах было темно.