Матвей направился к деду Власу. Тот сидел перед костром, а перед ним кружком прямо на траве расселась детвора, слушая его с раскрытыми ртами. Дед Влас рассказывал о рыбалке:
– ….и тут я подсекаю, а он как мотнет головой! Я чуть из лодки не вылетел. Ну, думаю, врешь, не уйдешь. Уперся ногами в борта, удочку держу изо всех сил. И давай таймень меня по реке катать. Ох и силища у него! Он меня и против течения таскал, и на перекат затягивал. Но я его умотал, выволок на берег.
Матвей присел на бревнышко и посмотрел на ребятню. Глазенки горят, вопросы вот-вот посыплются, интересно им! И Матвей понял, что придумка деда Власа упадет на благодатную почву. Теперь осталось дождаться конца разговора и пойти вместе к старосте.
А вопросы тем временем посыпались как из рога изобилия:
– А таймень какой большой вырастает?
– А хариус тоже большой?
– А кто сильней – таймень или сазан? А то мне батька про сазана говорил.
– А я смогу тайменя поймать?
Дед Влас отвечал обстоятельно, во всех подробностях рассказывая про разных рыб. Потом увидел Матвея и засобирался:
– Ну все, малята, про рыб я вам завтра расскажу. А сейчас пора мне, вон Матвей Матвеич ждет сидит.
Ребятишки заканючили недовольно, но дед Влас уже поднялся и пошел к Матвею. Староста встретил их у большого костра. Похлопал по лавке рядом с собой:
– По здорову вам, мужики. С делом каким?
Староста на любил ходить вокруг да около. Дед Влас крякнул довольно, сказал:
– Вот что, Петро, мы с Матвей Матвеичем придумали… – и он вкратце пересказал старосте свою задумку.
Петр Милованыч пожевал губами задумчиво, потом повернулся к Матвею:
– Ну а ты что думаешь, Матвей? Идея у вас вроде как общая.
Матвей глянул на старосту:
– Идея Влас Микитича, но я ее поддерживаю полностью. Ребятня при деле будет, да и интересно им. И навык для жизни полезный, и рыба в деревне, – он осекся, – в зимовье будет.
Староста кивнул понимающе – он так же оговаривался временами.
– Вот что, Влас Микитич – начал староста, – я думаю, что надо с людьми посоветоваться. Мне идея по душе.
До вечера Матвей помогал маме: она сначала ходила за птицами, потом занялась дойкой Пеструшки, потом…. В общем, дел хватало. Когда солнце коснулось вершин елок, в стан начали втягиваться подводы – это из деревни вернулись женщины. Часа за три до их возвращения в деревню отправилась дозорная смена: двое взрослых и двое старшаков.
С женщинами приехали и дозорные. Мама, увидев отца, засуетилась, потащила его к костру, кормить. Он со смехом отбивался, сначала нужно было старосте отчитаться, а уже потом и поесть можно.
Когда все собрались у костра, староста заговорил:
– Тут вот какое дело. Влас Микитич дело предложил. На мой взгляд, так шибко толковая затея. Ну да он сам расскажет.
Дед Влас, не вставая с места, сказал:
– Пусть Матвей Матвеич говорит, он с молодых глаз лучше идею видит.
Матвей заметно волновался, впервые перед всеми говорит все же. Встал, прокашлялся, собираясь с мыслями:
– Власа Микитича вы все знаете, он человек хороший. И рыбачить умеет.
Матвей сбился, но потом все же продолжил:
– Так вот. То, что Влас Микитич – первый на деревне рыбак, так то вы все знаете. Каждого он рыбой угощал. И придумал он научить мальцов наших рыбу ловить. Да не просто ловить, а всю деревню обеспечивать. Того же хариуса можно в кадках солить, а потом в город продавать…
Вечером они с отцом сидели перед костром, и Матвей рассказал ему про идею деда Власа, о найденных полянах с орляком и о рыси. Отец сказал:
– Стрелять надо было, сын. Натворить бед может много. Завтра вместе пойдем, выследим ее. Ну или пуганем хорошо. Плохо, если у нее здесь логово неподалеку. Хотя в прошлом году здесь ни одной рыси не было. Я так думаю, что она случайно здесь, проходом. Много людей и собак, шибко для нее беспокойно.
Матвей виновато опустил голову: и сам понимал, что зря пожалел хищницу, но она ведь пока не причинила никому зла. Но если причинит, поздно будет. Так что лучше ее спровадить как-то. Он надеялся на то, что большое количество людей и собак заставит ее уйти подальше. Историю про Урсула и стрелявшего в него Коваля отцу рассказала мама, с которой поделились ее подружки, собиравшие колбу. Отец только головой покачал огорченно, поглядывая на Матвея. Тот сказал:
– Бать, я за ним с версту прошел, а потом еще и пальнул в воздух пару раз. Может, уйдет?
Отец с сомнением посмотрел на него:
– Не знаю, сын. Но одно скажу точно. Придет к стану – стану стрелять. И ты станешь.
Матвей только голову опустил и ничего не сказал. Прав отец, но до чего ж не хочется стрелять в друга.
Утром они с отцом отправились на поиски рыси. Взяли винтовки, немного еды и пошли. Серко, как обычно, бежал впереди, а отец то и дело поглядывал на ветви деревьев. Все верно, рысь может быть где угодно, очень уж она коварный зверь, как и все кошки.
На поиски рыси они потратили весь день, но так и не увидели ее. Отец сказал, что наверняка она ушла дальше, но нужно быть настороже.
Вернувшись на стан, обнаружили там взволнованного вестового от дозора. Легконогий Сенька стал постоянным гонцом. Он возбужденно что-то рассказывал, размахивая руками. Матвей приблизился и услышал обрывок фразы:
– …покрутился еще по деревне и ускакал. Но завтра они точно приедут.
Петр Милованыч, увидев их с отцом, сказал обрадовано:
– Вовремя вы, Матвеи, – и улыбнулся.
Отец подсел к костру, спросил у Сеньки:
– Кто крутился и что сказал?
Сенька вздохнул обреченно и принялся наново пересказывать все то, что уже рассказал старосте:
– Прискакал утром в деревню чернявый такой парень. Ну мы ему дорогу заступили и порасспросили: кто да откуда, да чего в деревне ищет. Он сначала отказывался говорить, но потом рассказал, что к нам из Бийска целая делегация едет краснобаев разных. Будут, говорит, за новую власть агитировать. Все пытался вызнать, где все, да мы не сказали.
Сенька прервался, отпил горячего чаю, и продолжил:
– Ну и вот. Сказал, что староста нужен и вообще весь народ. Завтра, мол, уже доберутся – сегодня в соседней деревне заночевали. Всё.
Староста откашлялся гулко и спросил у отца:
– Что думаешь, Матвей?
Отец думать не стал, ответил сразу:
– А нечего тут думать. Надо идти. Но не всем, конечно. Ты, Петр Милованыч, старший у нас, тебе идти обязательно. Женщины завтра и так на огороды собрались, там будут. Мужиков с десяток да старшаков столько же. Мужиков в домах вокруг посадим с винтовками, на всякий случай. А так послушаем хоть, чего они хотят нам сказать.
Староста кивал согласно, глядя на отца. Матвей сидел рядом и думал о том, что мужики вряд ли смогут стрелять по людям. Он бы точно не смог. Не выдержал, спросил:
– Бать, а как думаешь, смогут мужики стрелять? Ну… по людям? Это же…
Отец очень серьезно на него посмотрел и ответил:
– Надо будет – смогут. Если эти – он показал большим пальцем куда-то за спину, – вдруг чего плохое задумали. Но я надеюсь, что не придется.
Староста прервал молчание:
– Так и поступим, Матвей.
Глава 4
Огнь в давно нетопленой печи разгораться не хотел. Печь дымила, и Петр Милованыч то и дело склонялся к поду, раздувая огонь. Матвей вспомнил о том, как в первую свою поездку точно так же пытался растопить печь в зимовье. А потом вынул из трубы старое бурундучье гнездышко, и печь загудела, разгораясь жарко. Заикнулся было об этом, но староста только хмыкнул в бороду и продолжил смешно надувать щеки, пытаясь заставить огонь разгореться наконец. Отец сидел за столом и поглядывал в окно. Забора у дома старосты не было, и небольшая площадь перед домом была как на ладони. Сейчас она была покрыта первой, едва проклюнувшейся ярко-изумрудной травой, и выглядела очень нарядно.
На лавках перед домом и на завалинке расположились старшаки. У кого в руках ружье, у кого винтовка, а кто и без оружия. Но вид старались создавать, а большего от них и не требовалось. Остальные мужики разошлись по огородам, помогать женщинам. Работы на земле всегда с лихвой хватает. Но как только в деревне покажутся делегаты, все быстро соберутся. Специально так решили, чтобы у пришлых не создавалось впечатления, что их тут ждут не дождутся. У всех свои дела, а старосте по рангу положено первым гостей встречать.
Огонь в печи наконец занялся ровно, смолистые дрова потрескивали, навевая на Матвея сон.
Этой ночью они почти не спали – пара мальчишек потерялись в лесу, а вмести с ними и Каюр, который обычно сопровождал ребятню в тайге. Когда к назначенному часу мальцы не вернулись, мать стала бить тревогу. Все сорвались было с места, но Матвеев отец остановил их окриком:
– А ну стой! Далёко собрались?
Мать потеряшек, Авдотья, крупная и румяная, вскинулась:
– Ну как куда, Матвей?! Сынов моих искать. Они ведь в тайге где-то, одни-одинешеньки….
В голосе явственно слышались слезы. Отец спросил как мог едко:
– А где именно ты их искать собралась? Куда они пошли, знаешь? Уйдете в другую совсем сторону, и что?
Авдотья села, прижав к некрасивому лицу крупные руки. Ее муж, хилый мужичонка Федька, встал с ней рядом и угрюмо спросил:
– А ты, Матвей, чего предлагаешь-то? Чего время-то мы теряем тут?
Отец спокойно глянул на него и ответил:
– Пара минут точно ничего не решат. А вот если уйдем не туда, то может быть худо.
На этих словах Авдотья не выдержала и завыла в голос. Отец рявкнул на нее:
– Ну-ка цыц! Не вой по ним раньше времени. Найдем пацанов твоих, никуда не денемся. Обвел взглядом всех собравшихся вокруг:
– Кто их видел и слышал с утра? Куда они собрались? Авдотья, что тебе сказали, когда ушли?
Авдотья промакивала глаза уголком передника и всхлипывала, ничего не говоря. Федька дернул ее за плечо:
– Ну! Чего молчишь?
Та дернула плечом:
– На речку собирались они. Удочку вон с собой взяли и пошли. Мы, говорит, сами научимся рыбу ловить. Будь она проклята, рыба эта. А вдруг они потонууули….
И она вновь завыла, заплакала. Так, ясно, от нее толку мало. Но главное он услышал – к реке собирались. И тут вперед вышел малец, в замызганной рубахе до колен, босой и весь какой-то измурзанный. Он робко глядел на взрослых и что-то тихо бубнил себе под нос. Отец сначала пытался расслышать, что он говорит, потом сказал громко:
– Тихо все!
Гул вокруг тут же стих, малец тоже аж присел от громкого окрика. Отец присел перед ним на корточки, взял за плечи и спросил тихо:
– Ну, чего ты? Сказывай, что хотел.
Малец приободрился и сказал уже чуть уверенней:
– Они на речку не пошли. Удочку за дом бросили, а сами на ток побежали, глухаря смотреть. Ванька так и сказал – не пойдем, мол, на речку. Ну их, харьюзов этих. Вот.
С этими словами он победно глянул вокруг. Отец потрепал его по вихрастой голове, поднялся:
– Вот что. Двое идут к току, двое к реке. Матвей – он повернулся к сыну – ты к реке. Берешь Игнашку, и идете. По пути осматриваете все кусты и кричите. Понял?
Матвей кивнул. Все понятно. Глянул на небо, махнул рукой Игнату и поспешил за винтовкой. Надвигалась ночь, и хотелось побыстрее отыскать мальцов. То, что с ними Каюр, заставляло волноваться чуть меньше. Этот пест скорее сам погибнет, чем даст их в обиду.
Отец же продолжал раздавать указания, и вскоре народ подхватился и рванул на поиски.
Матвей с Игнатом спешили к реке. Идти было далеко, часа три. И Матвей только диву давался: неужто и вправду братцы могли отправиться в этакую даль вдвоем?
Шли, заглядывая под каждый куст и временами покрикивая. Серко бежал впереди, настороженно принюхиваясь и иногда оглядываясь на Матвея.
До реки они не дошли. Когда вокруг было уже совсем темно, Серко вдруг рванулся в сторону, и вскоре оттуда донеслось его легкое повизгивание. Матвей с Игнатом не сговариваясь ринулись в ту сторону и… глазам их престала такая картина: на земле, свернувшись клубком, лежал Курай. Голову он положил на спину свернувшегося таким же клубком белобрысого мальчонки лет восьми. Тот лежал, неловко отставив правую ногу, распухшую и грязную. Второй мальчонка, лет пяти такой же белый и грязный, сидел за спиной пса и гладил его по голове. Увидев Серко, младший подхватился и принялся его наглаживать, приговаривая:
– Серко, хороший, славный….
А у самого из глаз катятся крупные слезы.
Старший же лежал все так же молча, явно боясь шевелиться и тревожить ногу.
Матвей подошел, присел перед ним, спросил, внимательно разглядывая ногу:
– Ну, Ванька, чего с тобой приключилось?
И тут старший разревелся. Заговорил, размазывая слезы грязным кулаком:
– Мы с Петькой… наперегонки… и Курай с нами….а потом… потом….
Матвей погладил его по голове, заговорил успокаивающе:
– Ну-ну, все хорошо уже. Мы тебя нашли, сейчас к мамке отнесем. Но сначала к деду Власу, он тебе ногу поправит.
При упоминании мамки оба мальца заревели в голос, выпуская страх. Пока никого рядом не было, держались, как два потерявшихся волчонка. А тут понятно, испуг их догнал. Темно, страшно, больно….
И тут заговорил Игнат:
– А Каюр-то каков молодец, а?
Он погладил пса, и тот благодарно зажмурился – затек лежать без движения.
Игнат же продолжил:
– Вы ему теперь косточки сахарные каждый день таскать должны. Он вас не бросил и Ваньке вон боль в ноге унял, а, Вань?
Ванька посветлевшими глазами поглядел на пса, погладил его, на миг забыв о болящей ноге. Матвей поднялся:
– Ладно, хватит рассиживаться. Мать уж извелась вся. Мечется по лесу, вас, оболтусов, ищет. Пошли.
Вручил Игнату винтовку, подхватил Ваньку на руки и пошел упругим шагом.
Когда они пришли к стану, у костра шла суета: отец готовился отряжать народ на ночные поиски. Все замолчали, увидев Матвея с Ванькой на руках. Авдотья кинулась к ним, попыталась схватить сына, прижать к груди… Матвей не дал:
– Погоди, теть Дотя. Нога у него повредилась. Ему к Влас Микитичу надо.
Дед Влас всем в деревне правил вывихи и переломы лечил. Вот и сейчас он принялся народ от костра отгонять:
– А ну разойдись! Разойдись, говорю! Мне свет нужен.
Все расступились, и Матвей уложил Ваньку на лавку у костра. Младший Петька уже держался за мамкину юбку, а та гладила его по вихрам и смотрела на деда Власа, с кряхтением суетившегося вокруг лежащего на лавке Ваньки. Мальчишка смотрел на деда испуганными глазами, но виду старался не подавать.
– Тааак – кряхтел дед, – это что ж тут у нас такое приключилось? Неужто поломал ногу-то?
Он аккуратно пробежался пальцами по стопе. Ванька испуганно зажмурился, готовясь к боли, но дед Влас уже убрал руку. Хмыкнул удовлетворенно:
– Нормально, жилу потянул. Повязку потуже с шерстью собачьей, да молока с медом на ночь. И через пару седьмиц побежит опять.
Авдотья выдохнула, Ванька тоже заметно повеселел…
И вот теперь Матвей сидел в тепле у печки и кивал носом, проваливаясь в дрему и выныривая из нее временами. Отец тронул его за плечо:
– Сын, ты давай, подреми пока на лавке вон. Как приедут делегаты – он покатал на языке непривычное слово, – я тебя толкну.
Матвей кивнул, перебрался на соседнюю лавку и улегся, блаженно потянувшись до хруста в спине. Пара минут, и он провалился в сон.
Проснулся резко, от звучащих за окном громких голосов. Кто-то высоким, немного надтреснутым голосом говорил:
– Мы к вам не сами по себе приехали! Мы – Советская власть!
Именно так, с заглавной буквы и сказал. Старшаки не пропускали в дом нескольких мужчин, столпившихся перед крыльцом. Матвей вскочил, глянул на отца вопросительно. Тот ответил:
– Погоди, сын. Посмотрим, как вести себя станут. Если вежливые, и мы с ними со всем уважением. Ну а ежели нет… Вот и посмотрим, что за власть такая.
На крыльце меж тем разгорался скандал. Вперед выступил широкоплечий усатый мужик в кожаной куртке и грязных сапогах. Глядя на старшаков исподлобья, он рыкнул густым басом:
– А ну пшел с дороги, пащенок. Кому путь заступил?!
Старшак, тот самый, давний Матвеев неприятель, не сдвинулся с места, глядя грозному чужаку прямо в глаза:
– А не отойду, так что?
Тот попытался было хватануть его за грудки, но старшак сбил его руки и рыкнул в ответ:
– А ну охолони.
Отец поднялся – пора было вмешиваться. Все уже было ясно.