Тетя Света, хлопоча на кухне, поинтересовалась моими делами. Упрекнула за исправный кухонный кран, отсутствие привычного рыка из сливного бачка и пригласила к ужину. Пришлось составить ей компанию, так как без меня она не садилась к столу. Хотя я был не голоден, но ее ужин показался вкуснее, чем холостяцкий у Ксенофонтова. Все-таки исправная сантехника ее обрадовала, и она, не выдержав, искренне поблагодарила меня за участие, признавшись, что не любит общаться с грубыми и наглыми слесарями и сантехниками. Почему я не удивлен?
Я наслаждался сытостью и покоем. Не надо было напрягаться, обдумывать и следить за словами, опасаясь сказать лишнее или выдать себя движением, взглядом или интонацией.
Признался тете, что привык по утрам бегать и заниматься на спортивных снарядах. Поинтересовался наличием близлежащих спортивных сооружений. Немного подумав, она сообщила, что в глубине их квартала через несколько домов есть какая-то спортивная площадка. С доброй улыбкой констатировала:
– Ты у нас еще и спортсмен?
Отступление. Ксенофонтов.
Петр Петрович заварил себе свежего чая, закурил любимые Родопи и стал размышлять, о чем будет докладывать Романову на основании своего разговора с гостем. Он был недоволен, в первую очередь собой. Ведь знал по результатам поездки, что гость не совсем обычный подросток, однако все равно недооценил его. Не подготовился заранее и не продумал разговор.
Сейчас, вспоминая встречу, жалел, что у него не оказалось диктофона, хотя на работе было несколько импортных неплохих современных устройств. Их использовали при ведении многочасовых и многодневных переговоров. Прослушивая состоявшиеся переговоры и кулуарные беседы, скрытые магнитофонные записи оказывали неоценимую помощь в планировании и подготовке к следующим этапам и раундам переговоров. Позволяли точнее перевести слова и выражения, уловить интонацию, вспомнить нюансы бесед.
Вот и сейчас для более полного анализа и оценки Соловьева Ксенофонтову не хватало привычной техники. Одно знал точно – первую беседу при знакомстве он, опытный оперативник провалил. Из-за этого понимания ему было стыдно.
Его смутили и расслабили молодость и несерьезный внешний вид школьника. Вместо того чтобы подружиться и войти в доверие Ксенофонтов стал выяснять какие-то мелочи, ловить на противоречиях. Этим, похоже, насторожил собеседника и настроил против себя. Теперь в дальнейшем с ним будет сложнее общаться.
Закурив следующую сигарету и отхлебывая чай, оперативник успокоил себя придя к выводу, что подросток явно что-то скрывает и заранее не был готов откровенничать с ним. Даже в завуалированной форме отказался сообщить о своих местах жительства и знакомых в Ленинграде. Соловьев уверен в себе, твердо знал, чего хочет и был к встрече заранее подготовлен в отличие от него.
Основная задача Ксенофонтова была вызвать Соловьева в Ленинград и организовать встречу с Романовым. Подросток нацелен на встречу, поэтому никуда не денется. Сделав правильные выводы, нужно будет в дальнейшем не повторить прошлых ошибок и готовиться более тщательно, поэтому еще не все потеряно. «Что же тот скрывает? Чего он хочет сообщить Романову?» – мучили вопросы.
Парнишка всерьез заинтересовал Петра Петровича. Он уже не мог воспринимать сегодняшнего гостя, как подростка. Уж слишком не увязывался в сознании внешний облик того с целеустремленностью, твердостью, поведением и мышлением.
Допив остывший чай и затушив сигарету, мужчина решительно поднялся и, захватив записную книжку, направился к телефону. По прямому городскому, не числящемуся ни в одном справочнике трубку никто не снимал. Позвонив дежурному помощнику, сообщил о себе и попросил сообщить Григорию Васильевичу о своем звонке.
Поздно вечером прозвенел телефонный звонок.
– Алло, – произнес в трубку Ксенофонтов.
– Приветствую, Петр Петрович! Мне передали, что ты мне звонил, – послышался усталый голос Романова.
– Добрый вечер Григорий Васильевич! Мне доставили обещанное вино из провинции. Хотелось бы, чтобы ты оценил его, но, наверное, сегодня уже поздно?..
– Буду. Это интересно, – услышал в ответ и в трубке послышались гудки.
Отступление. Ксенофонтов и Романов.
Вновь двое мужчин расположились за журнальным столиком. На столе стояла сегодняшняя недопитая бутылка водки, немудреная закуска и пара рюмок. Романов выглядел утомленным. Перед старым знакомым он не считал нужным скрывать свою усталость, изображая бодрость и активность. С удовольствием опрокинул рюмку, чокнувшись с хозяином, и вопросительно посмотрел на него.
Петр Петрович поднялся, отошел к форточке, закурил и начал:
– Соловьев сегодня приехал сам без предупреждения, как я и предполагал. Был у меня. Чего-то знает, скрывает и опасается. Готов сообщить только тебе. Даже не сказал, где и у кого проживает. Договорились, что будет мне звонить дважды в день. Скрытен. Внутренне напряжен. Желает после беседы с тобой вернуться в свой город. От поощрения отказывается. Местные власти вне очереди уже выделили его семье квартиру.
– Вот перестраховщики! – выразил свое мнение Романов, прервав хозяина, – продолжай, пожалуйста, – предложил.
– Сообщил, что пишет песни и надеется на помощь в их регистрации, – сообщил Ксенофонтов.
Романов поморщился, так как неодобрительно относился к эстраде и ее деятелям.
– Если будешь назначать встречу, то рекомендую записать ее на диктофон или скрытый магнитофон. Вдруг сообщит действительно чего-то стоящее, чтобы потом поразмыслить и ничего не упустить. Встретиться можете здесь. Я могу уйти на время, чтобы его не смущать. Если Соловьев тебя заинтересует, то надо бы выяснить все о нем и его контактах здесь в городе. Топтунов за ним послать не могу, не заинтересовав своих кураторов. Только если самому вспоминать молодость, – выразил свое мнение, предложил рекомендации старый оперативник и замолчал, глядя на задумавшегося собеседника.
– Какое твое мнение и впечатление о нем? – пошевелился гость.
Теперь задумался Ксенофонтов и медленно начал:
– Его молодость и внешний вид не соответствуют внутреннему содержанию. Видишь перед собой подростка, а разговариваешь с взрослым, опытным, имеющим собственное мнение и твердые убеждения человеком. Скрытен. Все у него продумано и распланировано. Вообще не похож на провинциала. Чего-то боится. Имеет чувство юмора. Постоянно собран и напряжен. Ведет себя с чувством собственного достоинства, но проявляет уважение к возрасту. Занятный парень. Необычный.
– Еще, что можешь отметить? Чем вы занимались? – поинтересовался Григорий Васильевич.
– Ужинали. Ведет за столом культурно. Категорически отказался от спиртного, даже от сухого вина. Разносолы мои ему не понравились. Котлеты из нашей «Кулинарии». Хотя сомневаюсь, что у себя в провинции он привык к деликатесам. Вот настоящий кофе оценил и не скрывал своего удовольствия, что тоже непонятно. Где он мог его полюбить? – поделился Ксенофонтов.
Помолчали.
– Необычный. Занятный, – задумчиво повторил Романов, – Встретиться, конечно, надо…. Вот только где и когда? … – размышляет вслух. – Встречусь у тебя. Послушаю, что он мне сообщит. Завтра я или мой помощник позвоним тебе и сообщим о времени. Я не помню своего расписания на завтра. Ты подготовь эту комнату к нашему разговору. Не хочу я связываться с диктофонами, – принимает решение.
Ксенофонтов мысленно поморщился: «Не положено использовать спецтехнику в личных целях и выносить за территорию предприятия», но разве когда-то соблюдали в Советском Союзе все правила, инструкции и законы. Главное и единственное правило – не попадайся!
Ленинградское утро.
Утром встал по своему будильнику, еще лагерному и побежал на зарядку. Маршрут выбрал вокруг внутреннего периметра квартала вдоль домов. Квартал оказался не маленьким. Сделав круг, удивляя дворников и многочисленных прохожих, свернул к центру. Все пространство квартала было заполнено пятиэтажками, образующими квадраты внутренних дворов, засаженными молодыми кустами и деревьями с пересекающимися асфальтированными дорожками и проездами. В центре, недалеко от школы и детского сада располагался хоккейный корт, баскетбольная (она же волейбольная) площадка, небольшое футбольное поле для мини футбола, а с краю этого спорткомплекса были вкопаны турники, брусья из металлических труб и гимнастическая стенка. Стал выполнять свой привычный комплекс упражнений. «Народ здесь встает раньше, чем у нас!» – мысленно отметил. Вероятно, людям дольше добираться до работы. Надо самому раньше вставать или перестать смущаться любопытства прохожих.
Чувствуя приятную усталость, радостно взлетел на площадку седьмого этажа к тетиной квартире. Хозяйка уже позавтракала и торопилась на работу в свое какое-то Научно-Производственное объединение, где, как и мама работала в конструкторском отделе.
– Завтрак на плите. Чайник подогреешь. Кофе знаешь, где взять. Спортивную форму брось в таз, вечером приду, постираю. До утра надеюсь, высохнет. Ты ведь каждое утро собираешься бегать? – дает последние инструкции с каким-то удовлетворением из прихожей.
– Каждое. Только стирать не надо. Я сам постираю через пару дней, – отзываюсь.
Тетя, хмыкнув, попрощалась и выскочила за дверь.
«Какое блаженство после физической нагрузки стоять под теплыми струями душа!» – восторженно отмечаю.
За завтраком планирую добежать до станции метро, позвонить Ксенофонтову и закупить в киоске свежей прессы. Меня опередил телефонный звонок слесаря-универсала-коммерсанта Вадима. Он готов был прибыть ко мне с образцами импортной сантехники и электрики. «Совсем из головы вылетело. Надо было тетю Свету предупредить о нашей с Вадимом договоренности. Может она откажется или захочет что-то другое!» – мысленно ругаю себя.
Договариваемся о встрече через пятнадцать минут. «Все же кран на кухне стоит поменять без согласия хозяйки. Уж больно у него вид неприглядный», – решаю самостоятельно.
Вадим притащил несколько вариантов кранов для кухни и смесителей для ванн. Поинтересовался заменой мойки и раковины. «Во, аппетиты растут у парня!» – мысленно удивляюсь. Такие вопросы без хозяйки решать нельзя соглашаемся оба и договариваемся о встрече на завтра. «Надо будет подготовиться к вечернему разговору с тетей Светой. Как бы убедить ее не отказываться от апгрейда сантехники за мой счет!» – задумываюсь.
Ксенофонтову позвонил с уличного таксофона. Услышав его голос, представился.
– Здравствуй дорогой. Долго спишь, долгожданный гость, – пожурил меня.
Специально взглянул на часы перед выходом из квартиры. Было начало десятого утра. «Чем недоволен?» – удивляюсь с раздражением.
– Долго ждать тебе не придется. (Рад до уср…чки!) Сегодня тебя хотят видеть у меня на квартире. (На квартире?) Готовься. (К чему?) В какое время я не знаю, – информирует. – В каком ты районе? Сколько приблизительно тебе добираться до меня? – интересуется. (Опять неистребимое любопытство оперативника!)
– У вас на квартире? – удивляюсь.
«Ведь просил в письме встретиться вне помещения! Вероятно, сами хотят разговор записать или не понимают важности и смертельной опасности от моей информации!» – предполагаю.
– У меня. Что тебя не устраивает? – подтверждает удивленно.
– У вас, так у вас. Тридцать-сорок минут мне ехать до вашего дома, – отвечаю. «Хрен тебе, а не район!» – добавляю про себя.
– Звони мне каждый час на квартиру, пока не сообщу время встречи, – дает указание.
«Значит на квартиру? А ты там будешь вместо работы жучки распихивать или хлебные котлеты жарить?» – иронизирую про себя.
– Понял, – подтверждаю и вешаю трубку.
Подготовка к встрече.
Сокрушаюсь, что придется каждый час бегать сюда, а в перерывах тезисно набрасывать на бумагу то, что хотел сообщить Романову на словах. На квартире нельзя произносить вслух эту информацию. Пусть читает мои каракули и осмысливает. Должен же он понять, что мои сведения не для лишних ушей. В киоске купил газеты и блокнот с пружиной вместо переплета с отрывными листами и поспешил «домой».
С блокнотом расположился по привычке на кухне и задумался: «С чего начать?» Для стимулирования мыслительного процесса сунул в рот еще новую ручку.
«Григорий Васильевич! По неизвестной мне причине ко мне в голову поступают сведения из будущего. Механизма этого феномена не знаю и не понимаю, хотя кое-какие мысли об этом есть. Вы должны понимать, что эти сведения смертельно опасны для меня и моих близких, поэтому я просил организовать встречу в месте, где нас невозможно записать или прослушать посторонним, даже в настоящее время доверенным вам людям. Эту встречу предлагаю провести при помощи переписки. Рассчитываю на ваше понимание и надеюсь, что мои записи будут уничтожены, чтобы исключить возможность попадания их в чужие руки и выявление меня, как источника информации.
Сведения, которыми я располагаю в данный момент не полные. Я не вижу всей картины будущего и подробностей. Знаю о ключевых событиях, но могу ошибиться или быть не точным в датах, именах и названиях. Эта информация поступает не зависимо от моего желания или «запроса». Бывает, просто всплывает в голове при упоминании фамилии, названия объекта или страны.
Подвергаться гипнозу или попыткам медикаментозного воздействия на мой мозг или организм не хочу, поэтому что считаю это бесполезным и вредным – мои способности пропадут. Кроме этого, в таком случае, создаются предпосылки к утечке информации, а я предпочитаю оставаться неизвестным для всех, кроме вас. Конечно теперь, когда я вам открылся, от меня многое не зависит, но хотелось бы сотрудничать с вами на добровольной основе. В таком качестве я принесу вам больше пользы.
У меня нет никаких корыстных замыслов. Хочу только не допустить катаклизмов и бед, которые ждут мою страну в ближайшем будущем. Считаю, что ваша энергия, мировоззрение, порядочность, преданность партийным идеалам способны предотвратить это. Надеюсь, что мои возможности помогут вам в этом».
Перечитываю получившиеся вступление. Кое-что переписываю, поправляю и вырываю лист. Переписываю заново, стараясь писать разборчиво. Все, пора к метро звонить Ксенофонтову.
После возвращения сажусь над новым пакетом информации.
«События в стране в ближайшие годы:
Осенью умрет(?) Мазуров.
В декабре следующего года наши войска войдут в Афганистан по инициативе нескольких членов Политбюро – Андропова, Громыко, Устинова и Суслова, а Брежнев с ними согласится. При поддержке западных стран в этой стране будет развязана десятилетняя война (Вьетнам для СССР), потребовавшая от нас колоссальных ресурсов. Погибнет около пятнадцати тысяч наших солдат и офицеров.
Множество стран объявят бойкот Олимпиаде в Москве и экономическую блокаду стране.
В 1980 году в автокатастрофе погибнет Машеров(?).
Потом последует череда смертей высших руководителей страны. Косыгин. Суслов, Кириленко и Брежнев (1982 год). Пельше. Андропов и Устинов (1984 год).
В начале восьмидесятых годов мы ввяжемся в гонку вооружений в ответ на программу Стратегической Оборонной Инициативой (СОИ), развернутую США и ее союзниками. Наши ученые предполагали, что это стратегический обман (блеф, вынуждающий нас на дополнительный расход немногочисленных ресурсов), но их не послушают наши руководители. В результате вышеперечисленных событий наша экономика не выдержит. Последующие вредные или преступные действия нашего руководства только ухудшат ситуацию в экономике.