He. We are going to you hotel. It is nere. This town really small. Lake and curch. And complete town between Lake and curch. Your hotel is nere the church. Do you saw church?
She. Yes.
He. Do you saw cages under the churches roof?
She. Cages?
He. Cages. Sells. (crossing fingers) Hanging cages.
She. No I didnt sea it.
He. This cages for unabuptisest. They was execute at this cages.
She. You know so much about this sity.
He. God bless wikipedia! Do you know that Munster is best raining town at Germany?
She. Best raining? Whan is it mean?
He. Most raining.
She. It is not raining.
He. You just luky. They say «at Munster always raining or ring bell. If at Munster ring bell and raining, so it is Sanday.
She. Is it church you talk me about?
He. Yes. Do you see it? Three hanging cages under the roof. They hangs this poor unabaptises here. And they sitting in cage above sun and rain before they die and they became to sceletons.
She. Why they not get away this cages.
He. May be waiting for another unabaptizes.
She. It is not funny.
He. You rigth. I am sorry. Here is your Hotel.
She. This is not my hotel.
He. Really? You sad Munster hotel. This is Munster Hotel
She. This is «Muvenpik hotel».
He. O. It is. It is not my fault. It is you with your dead anabaptizes comfused me.
She. Am I? Are you kiddin? I am leaving.
He. Wait! I khow where is your hotel. I have help you. I am sorry. My behavour was really stupid. It is just my broken English. I fill my awkwardness, and I traing to be funny.
She. Please, don’t try so hard any more! Just consentrate and say me: where is my hotel?
He. There! Not. There. There, may be.
She. You have no idea where is my hotel?
He. A-A-A. Yes.
She. Okey. Where is your hotel? We can go there and call the cab.
He. I don’t know where is it.
She. What we will do now?
He. Just walking, I suppose. Sunrise is come in.
She. Okey. Go.
Pause.
He. I think…
She. Please, stop talking. I am tired from your funny jokes.
He. It is not joke. Its…
She. Shut up!
He. Okey. Jupiter, you hangry… o, you angry, so you not right.
She. Sut the fuck up!
Pause.
She. Okey. What do you want tell me. I hope it will be important information.
He. I don’t know, important it is or not, but I think… What if this night is just my dream.
She. What?
He. Don’t interrupt me, please. What if now I am sleeping at my bed at Moscow and see you, my imagery love.
She. I am not your imagery love, you, idiot!
He. Prove this.
She. What?
He. If you is not my dream, prove this.
She. How?
He. Kiss me. If you is my dream, I will wake up. Is always happened when I see my imagery love.
She. Okey. But if you will not wake up, You kill youself.
He. Kleopatras condition. I agry, my qween.
She. No. I will not kissing you. It was joke. I traing to be funny, like you.
He. How disappointed.
She. I am not sorry.
He. Do you see it?
She. What is this? You find my hotel?
He. Not! It is cemetery! Graveyard.
She. I know, what is mean cemetery. So what!
He. You are not understand. At this cemetery burned Mundog.
She. You sad, Dog? Is this a cemetery for animals?
He. No! Mundog! Is the greate musishion, they called them «Viking from sixth Awenu».
She. Why he did burned here?
He. It is long story, but we are not harry?
She. Forget about, wikienziklopedist. Hey! Where you going?
He. At cemetery. I have to find Mundogs grave.
She. No. Don’t live me here.
He. I ll be back soon. Or you can go with me. Foto me nere the his grave.
She. No. You stupid Russian. Stay with me.
He. What do you say?
She. Stay with me.
He. Not, before it. You sad, «Stupid Russian».
She. I sad it becose you…
He. May be you think all Russian is stupid?
She. No.
He. Are you hate Russian?
She. What? No!
He. May be you nazi?
She. I am not!
He. So why you called me stupid Russian?
She. I am just…
She grabs her head and kiss her. Kiss – 20—30 second.
He. And I was not wake up. It is not dream.
She. Please don’t live me along.
He. Now I will go with you everywere.
She. Just at hotel, please. Do you know where we are?
He. Yes. We are at the park. At the rubbits field. There is the lake. And there is you hotel. 5 minute walk around lake.
She. Do you knew it all time?
He. Yes.
She. Stupid russan. Do you now what is you promlem?
He. I have no problem.
She. All you have this problem.
Pausa. He thinks.
He. President Putin?
She. No.
He. Our broken English?
She. No. I am talking not about your fucking Russia. A am talking about differens between man and women.
He. So what is the differens?
She. When I saw you and you smiled me, I thougth – he will helps me. When you saw me and I smiled you, you thought – I will have sex with her. This is the differens. We are used different langvich. And broken English don’t help us. Think about it, stupid Russian.
She kiss her at chek.
She. It was a dream. Now you wake up.
She is leaving.
He (offensiv). It was not a dream.
Pause.
He. I suppose I will not have a sex with her today.
Pause.
He. May be tomorrow?
He is leaving.
He. (behind the stage) Fucking rubbits, stop scaring me!
End
Мост
Действующие лица
Антон
Тихонов
Елена
Паша
Сторожиха
Директор
Алена, жена директора
Вася
Женщина из налоговой
Жулик
1 действие
(1 картина)
Деревенский дом. Входит Антон. В руках у него лыжи. Тихонов сидит у окна и смотрит на Антона. Антон ставит лыжи у стены.
АНТОН. Здравствуйте.
(Тихонов молчит)
АНТОН. Здравствуйте. Я через речку пришел на лыжах.
(Тихонов молчит)
АНТОН. (Громко, подходя все ближе к Тихонову. Под конец почти кричит ему в ухо) Я из Волоковца приехал. Студент. Зовут меня Антон. Филолог. Собираю разные слова. Сейчас зима, в экспедиции никто не ездит. Холодно. Но у нас в институте каникулы, вот я и решил немного попрактиковаться. Думаю, наберу материала для курсовой, а то, глядишь, и на диплом… я говорю, на диплом потянет. Я на третьем курсе учусь. Я вам водку привез.
Тихомиров берет со стола стакан и со стуком ставит перед собой. Антон достает из сумки бутылку и наливает в стакан. Затем ставит бутылку на стол. Тихомиров подает стакан Антону. Берет бутылку, чокается со стаканом и одним махом вливает в себя полбутылки. Антон хочет поставить стакан, но Тихомиров перехватывает его руку и кивает на стакан. Антон выпивает. На лице его гримаса отвращения.
АНТОН. Веселие на Руси есть пити…
Тихонов прикрывает один глаз и указательным пальцем показывает на печь.
АНТОН. Что? Принести? Закуска?
Тихонов кивает.
Антон идет к печи и достает из нее чугунок картошки. Достают по картошине, чистят и едят.
АНТОН. Вы один живете?
Тихонов неопределенно пожимает плечами.
АНТОН. Страшно, наверное, здесь зимой по ночам. А у вас и телевизора нет.
Тихонов усмехается.
АНТОН. Почему вы смеетесь?
ТИХОНОВ. Смешной ты, вот и смеюсь.
Антон подскакивает.
АНТОН. Так вы не глухонемой?
ТИХОНОВ. С чего вдруг?
АНТОН. Ну, я же вас спрашивал, а вы мне не отвечали.
ТИХОНОВ. А что с тобой говорить?
АНТОН. Не знаю. Новости могу рассказать. Что в городе творится.
ТИХОНОВ. На кой мне твой город и твои новости. Мне своих хватает.
АНТОН. Так можно я у вас тут поживу несколько дней?
ТИХОНОВ. Зачем это?
АНТОН. Я же сказал – студент, слова собираю.
ТИХОНОВ. А что их собирать? Слова – они и есть слова.
АНТОН. Ну, не скажите. Это целая наука. Диалектология. Вот, к примеру, как вы называете вот этот чугунок.
ТИХОНОВ. Кастрюля.
АНТОН. Не может быть.
ТИХОНОВ. Кастрюля и есть.
АНТОН. А на юге России его называют махоткой. А скамейку вы как называете?
ТИХОНОВ. Скамейка.
АНТОН. А в некоторых диалектах она называется «услон». А пол в избе…
ТИХОНОВ. Пол в избе я называю – «пол в избе». Лженаука твоя диалектика.
Тихонов достает папироску, закуривает.
АНТОН. Так можно я у вас поживу?
ТИХОНОВ. Толку-то? Твоей науке от меня пользы мало. Я нормальными словами говорю, язык не ломаю.
АНТОН. Есть же другие люди в этой деревне?
ТИХОНОВ. Есть.
АНТОН. И много?
ТИХОНОВ. (Мысленно считает) Пять домов.
АНТОН. А людей?
ТИХОНОВ. Людей четыре. И я.
АНТОН. Всего?
ТИХОНОВ. А что, тебе мало? По мне и тех лишка.
АНТОН. Может, они какие-нибудь слова знают?
ТИХОНОВ. Какие-нибудь знают.
АНТОН. Вы мне можете про них рассказать?
ТИХОНОВ. Про кого?
АНТОН. Про людей.
ТИХОНОВ. Про всех?
АНТОН. Так их же всего пять.
ТИХОНОВ. А, про этих. А что про их рассказывать?
АНТОН. Ну, как зовут, сколько лет, кто чем занимается.
ТИХОНОВ. Ты случайно не из налоговой? Или из прокуратуры.
АНТОН. Нет. Я же сказал – я студент.
ТИХОНОВ. Не верю я тебе.
АНТОН. Ладно. Вы можете мне не верить. Но можно хотя бы у вас переночевать? Не пойду же я теперь обратно через речку. Там темно уже.
ТИХОНОВ. Да, темно. Ночуй.
АНТОН. Я на печке могу лечь. Или на скамейке.
ТИХОНОВ. Ишь чего захотел. На печке. Там занятно. Там я.
АНТОН. Хорошо. Извините. Знаете, в вологодской области в одной деревне печку называют «кошачья горка». Я спросил, почему? Мне сказали – потому что с нее кошки катаются. Забавно.
ТИХОНОВ. Ну, давай рассказывай новости.
АНТОН. Что вас интересует, спрашивайте, я расскажу.
ТИХОНОВ. Вот, к примеру, изобрели такую блесну, чтобы на нее любая рыба брала? Электрическую там или лазерную.
АНТОН. Этого я не знаю. Я рыбалкой не интересуюсь.
ТИХОНОВ. А Ленин все еще в мавзолее лежит? Когда его похоронят?
АНТОН. Не знаю. Я и в мавзолее был только один раз. В детстве.
ТИХОНОВ. Понятно. Вот что ты за человек? О важном ничего не знаешь, а знаешь только какую-то ерунду. «Кошачья горка». Тьфу.
Берет со стола газету, которой стол застелен вместо скатерти, отрывает кусок, сворачивает и затыкает горлышко бутылки. Уносит бутылку куда-то в темноту.
ТИХОНОВ. На лавке ложись.
АНТОН. Хорошо.
Тихонов лезет на печку.
АНТОН. Извините.
ТИХОНОВ. Ну что тебе еще?
АНТОН. Как вас зовут?
ТИХОНОВ. Тихон. Тихонов. В общем, Тихон.
(пауза)
АНТОН. Спокойной ночи, Тихон.
Тихонов хмыкает и залезает на печку. Антон укладывается на лавку. Ему неудобно, он никак не может найти место. Тихонов высовывает с печки длинную палку и тыкает ею в выключатель. Свет гаснет. Некоторое время на сцене темно и тихо.
Потом за сценой слышны шаги, бормотание и кашель. Хлопает дверь.
АНТОН. Тихон! Там кто-то пришел.
Со стороны печки доносится храп. Бормотание слышится ближе. Антон вскакивает, подбегает к двери и включает свет. Над печкой появляется заспанное лицо Тихонова.
ТИХОНОВ. Ты чо, сдурел?
АНТОН. Там кто-то ходит.
Слышны шаги.
АНТОН. Слышите?
ТИХОНОВ. А. Это домовой. Спи давай. Он тебя не обидит.
АНТОН. Как домовой? Настоящий? А его можно увидеть? И сфотографировать?
ТИХОНОВ. Нечего на него смотреть. Домовой и есть домовой. Гаси свет.
Антон выключает свет и возвращается на скамью. За сценой слышны шаги и бормотание. Оно сначала неразборчивое, потом можно понять: «я-то знаю, зачем ты приехал, я-то знаю».
(2 картина)
На сцене медленно светлеет. Антон лежит на полу возле скамьи. За столом сидит Тихонов и вырезает ножом трубку. Трубка получается кривая.
Антон медленно поднимается, с удивлением смотрит на скамейку.
ТИХОНОВ. Ты зачем на пол лег? На скамейке тесно?
АНТОН. Не помню. Упал во сне, наверное.
ТИХОНОВ. Чифирь будешь?
АНТОН. Спасибо. Слушайте, а там… ночью… это и правда был домовой?
ТИХОНОВ. Домовых не бывает.
АНТОН. Но вы же тоже слышали.
ТИХОНОВ. Ничего я не слышал.
В глубине сцены закипает электрический чайник. Тихонов встает, заваривает чай. Смотрит на недоделанную трубку, открывает печь и бросает трубку в огонь.
ТИХОНОВ. Сейчас колдунья придет.
АНТОН. Какая колдунья?
ТИХОНОВ. Сторожиха.
АНТОН. Так колдунья или сторожиха?
ТИХОНОВ. Это кличка у нее Сторожиха. Она колдуньей работает. Радикулит лечит и зубную боль. Она много слов знает. Тебе же слова нужны?
АНТОН. Да, нужны. А почему она сторожиха? Она сторожила что-то?
ТИХОНОВ. А черт его знает. Может, и сторожила. А может потому, что фамилия у нее – Сторожева.
АНТОН. Она настоящая колдунья?
ТИХОНОВ. Настоящая – не настоящая. У нас тут все настоящее. Это у вас в городе все на соплях.
Входит Сторожиха. В руках у нее сверток.
СТОРОЖИХА. Ты, что ли, из города?
АНТОН. Да. Здравствуйте. Я студент.
СТОРОЖИХА. Вот, я тут адрес написала. Отвезешь и отдашь лично в руки.
АНТОН. Хорошо, я отвезу. Постойте, так у вас же написано – Ленинград.
СТОРОЖИХА. Ну да, племянник у меня там.
АНТОН. Но я-то не из Ленинграда. Я из Волоковца.
СТОРОЖИХА. Что мне этот черт сказал, что из Ленинграда?
ТИХОНОВ. Какая разница?
СТОРОЖИХА. Паренек, а ведь и впрямь. Тебе какая разница? Поезжай в Ленинград. Там дворцы этакие, речки кругом, лошади бетонные. А заодно и посылку племяннику передашь. Я тут варенье, сало.
АНТОН. Нет, в Петербург я в ближайшее время не собираюсь, извините.
СТОРОЖИХА. Ну и дурак. А ты, Тихон, попросишь меня еще зубы заговорить.
ТИХОНОВ. Ладно, Сторожиха, не кипятись. Присядь, водки выпьем. Парень не виноват, что он в Ленинграде не был. Может, еще и уговорим его туда заехать по дороге.
АНТОН. Мне не по дороге.
ТИХОНОВ. Садись и молчи в тряпочку.
Тихонов достает водку, берет стакан, ставит перед Сторожихой. Она покачивает головой и садится. Тихонов наливает. Сторожиха ставит на стол сверток, выпивает. Достает из свертка кусок сала.
СТОРОЖИХА. Дай нож.
Тихонов подает нож. Сторожиха отрезает тонкий кусок сала, съедает его, остальное сало аккуратно заворачивает обратно в сверток. Затем внимательно смотрит на Антона.
СТОРОЖИХА. Студент, говоришь?
АНТОН. Да. Филолог.
СТОРОЖИХА. Тихон, ведь он врет. Он не студент. Только не пойму кто. Похоже, что из налоговой. Помнишь, как эта приезжала, когда мост построили?
ТИХОНОВ. Помню.
СТОРОЖИХА. Нет, он не из налоговой. Из прокуратуры. Хотя молодой слишком для прокурора.
ТИХОНОВ. Молодой. И что с ним делать будем?
СТОРОЖИХА. Надо с остальными посоветоваться.
АНТОН. Вы чего? Вы чего задумали?
СТОРОЖИХА. А ты молчи, раз приехал. (Тихонову) Ты остальных предупредил?
ТИХОНОВ. Сейчас придут.
СТОРОЖИХА. Васе сказал, чтобы он ружье взял?
ТИХОНОВ. Ага.
АНТОН. Вы что-то путаете. Я не из прокуратуры. И не из налоговой.
СТОРОЖИХА. Откуда же ты, мил человек?
АНТОН. Я… я из газеты. Я журналист.
СТОРОЖИХА. Час от часу не легче. И что тебе тут нужно?
АНТОН. Очерк хотел написать. О судьбе русской деревни.
СТОРОЖИХА. Это про нас, что ли?
АНТОН. Про вас. Про ваше житье-бытье. Про деревенский быт. Про домовых.
СТОРОЖИХА. Домовых не бывает. И писать про нас не надо ничего. Ты вот что. Поезжай-ка сейчас обратно в Ленинград. И посылку забери.
АНТОН. Я же сказал, что я не из Ленинграда.
СТОРОЖИХА. (кричит) Что ты все время со мной споришь? Не хочешь помочь старухе, так и скажи! А спорить со мной не надо, я этого не люблю!
Входит Вася с ружьем. Вася – плотный бородатый мужичок.
ВАСЯ. (показывает на Антона) Этот, что ли, из прокуратуры?
ТИХОН. Этот.
Вася поднимает ружье.
СТОРОЖИХА. Ты что, Василий? Прямо в доме? Нельзя!
ВАСЯ. А мне какая разница.
СТОРОЖИХА. Оставь свое ружье в покое, садись и слушай.
ВАСЯ. Ну и ладно. Сами зовут, и сами потом говорят.
Дверь распахивается, входят Елена, женщина лет 50 и Пашка, детина лет тридцати.
ЕЛЕНА. Ох, какой симпатичный. Можно мы его к себе заберем? А то у меня мужика давно не было.
СТОРОЖИХА. Да уж знаем.
ЕЛЕНА. Он мне по хозяйству поможет. И будет с Пашкой дружить.
ПАШКА. Дружить.
ЕЛЕНА. Хозяйство-то у меня большое, а от Пашки толку мало.
СТОРОЖИХА. Это уж как обчество решит.
ЕЛЕНА. Да тебе на обчество наплевать! Тебе бы главное свой интерес соблюсти. Когда директорские тряпки делили, ты тоже себе лучшее забрала. Теперь моя очередь. Мне помощник нужен. А Пашке друг.
ПАШКА. Друг.
СТОРОЖИХА. Ишь, чего припомнила!
Антон вскакивает и бежит к двери. Пашка разбрасывает руки, чтобы его поймать.
ПАШКА. Друг!
Антон поворачивается и бежит к окну. Вася поднимает ружье и стреляет. Сцена погружается в темноту.
(3 картина)
Антон лежит на животе на лавке. Рядом сидит Тихонов. На столе горит лампа. Вторая половина сцены, где печь и дверь, затемнена.
ТИХОНОВ. Значит, на чем мы остановились? Про Наполеона я тебе рассказал, про фашистов тоже. Про революцию рассказывал?
Антон молчит.
ТИХОНОВ. Рассказывал. Дальше у нас разрешили паспорта, и стало можно из колхоза уезжать. Но из наших поехал только я. Доехал до города, на радостях напился на вокзале и подрался с милиционером. Два года отсидел и вернулся сюда. Мир посмотрел, с людьми познакомился. Потом у нас перестройка началась. Сталина разоблачили. Жалко, у Сторожихи телевизор сломался, и нам не показали, что дальше было. Когда директор приехал, думали, он нам все расскажет – и про блесну, на которую любая рыба берет, и про Ленина в мавзолее.