Генри Хейли, сидя за своим рабочим столом, поднял глаза на меня. В кабинете повисла неловкая тишина, мы секунду-другую оценивающе смотрели друг на друга. Этого времени мне хватило, чтобы рассмотреть ректора академии. Хейли было около сорока лет, худого, но привлекательного телосложения; карие глаза, обращенные на меня, были добродушными, но одновременно строгими и проницательными, казалось, что ректор видит меня насквозь, отчего я неловко поежилась. Одет Генри Хейли в серый костюм, в хорошем состоянии, и который когда-то наверняка был дорогим, и белую шелковую рубашку, скрытую под темно-синим галстуком. Лишней мыслью я отметила, что пиджак на нем сидит так, чтобы мог подчеркивать на Хейли развитую мускулатуру, но при этом не сильно ее выделять. Волосы ректора были коротко подстрижены и хорошо уложены, на висках даже не было седины, что, кстати, однозначно пошло бы ему. Хейли смотрелся так твердо и уверенно, и, вспоминая своего папу, я сделала вывод: Генри Хейли – бывший военный. Хейли, не сводя глаз с меня, широко улыбнулся и, показывая рукой, произнес:
– А, мисс Уильямс! Прошу, присаживайтесь, пожалуйста.
Я невольно улыбнулась и последовала приглашению. Когда я уселась, ректор продолжил:
– Рад видеть вас в нашей академии. Прошу прощения, что не мог вас встретить лично вчера. Вы прибыли… э, немного поздно.
– Ничего, я все понимаю, – лукаво ответила я, зная, что на встречу самого ректора вечером по приезду рассчитывать было бы глупо. Конечно, сказать это было бы еще глупее. Хейли кивнул и улыбнулся в ответ.
– Встречавший вас мистер Уист уже рассказал вам о распорядке дня? – я ответила, что он поведал об этом в общих чертах. – Это хорошо. Как вам у нас? Нет ли мыслей сбежать отсюда?
Я сделала вид, что задумалась над его вопросом.
– Да нет, пока не было желания, – произнесла я, потом добавив: – Душ у вас в общежитиях очень понравился, – Хейли рассмеялся моему выпаду, но через секунду его лицо стало предельно серьезным.
– Шутки шутками, мисс Уильямс, но вы должны понимать, что…
– Что все это очень серьезно, – закончила за него я, и, прежде чем Хейли успел заговорить, бойко продолжила: – Я все это понимаю. Я знаю, что моя ситуация прямо как в «Полицейской академии», но поверьте: я согласилась на это место добровольно. Я готова изменить себя и свою жизнь, чтобы в дальнейшем не давать трагически изменяться жизням других.
– Но вы должны знать, что вы не герой Стива Гуттенберга. Начнете саботировать академию – все равно попадете в тюрьму.
– Я не собираюсь ничего саботировать. У меня свои причины находиться здесь, и ни угроза тюрьмы, ни Аарон Кэмпбелл, определивший меня сюда, не есть основополагающий фактор.
– Да, я знаю, что вы мотивированы, – кратко бросил Хейли, вглядываясь в мое лицо. – Как и досье каждого студента, я лично прочел ваше.
– Значит, вы знаете, что я не отступлю. И готова буду ко всему.
– Знаю и уважаю вашу устремленность к намеченной цели. Это достойное качество полицейского, никогда его не теряйте. Ведь ко всему здесь готовы вы не будете.
– В каком смысле? – удивилась я.
– Как ректор этого учреждения я должен предупредить вас, мисс Уильямс: я не в восторге от вашего нахождения в моем учреждении. Ваш друг, детектив Кэмпбелл, все ловко провернул благодаря знакомству с руководством, моего мнения на эту ситуацию никто не спросил. А ведь, по нашим правилам, вас вообще не должно быть здесь. У вас незаконченное школьное образование и, что хуже, вы не чисты перед законом. Вы даже не проходили вступительный экзамен! Вы упрямы, недисциплинированны, плохо уживаетесь с людьми. Вы не командный игрок, что в нашей профессиональной среде просто недопустимо. Я уже не говорю о том, что вы пропустили начало учебного процесса, а впереди еще почти 2 года. Обучение в нашей академии и без того довольно трудное, и не каждый может осилить его. Вам же предстоит исправить все вышеуказанное и при этом поспевать за остальными учениками. В прошлом у вас были впечатляющие результаты по школьной программе, но после трагедии в вашей семье вы пустили все на самотек.
– Да, был такой момент, – вставила слово я, но Генри Хейли предпочел пропустить это мимо ушей, продолжив говорить как ни в чем не бывало:
– Ваше обучение здесь будет весьма трудным. Скажите, Рейвен, вы сможете все это наверстать и удивить нас?
Мне очень хотелось подняться с кресла, облокотиться руками на стол и угрожающе нависнуть над Хейли, но вместо этого я впилась ногтями в подлокотники и сурово произнесла:
– Еще как, вот увидите.
Я заметила, как Хейли напрягся, также как и я, ощущая, что воздух в кабинете наэлектризовался. Но вместо грома и молний последовала небрежная искренняя улыбка на его лице. Он откинулся на спинку своего кресла.
– Я буду следить за вашими успехами, мисс Уильямс, – он протянул мне какой-то листок. – А теперь вам пора на ваши первые занятия. Удачи вам.
Я взяла листок, поднялась со своего места и пошла к выходу. Прежде чем я успела выйти, ректор окликнул меня:
– Мисс Уильямс?
– Да? – отозвалась я, наполовину открывая дверь.
– Сделайте что-то со своим цветом волос. В нашем учреждении и, собственно, настоящему полицейскому не престало ходить в таком виде.
И обучение действительно началось. Первый урок, на который я пошла после беседы с ректором Хейли, оказался уроком философии. Я постучала, вошла, и взгляды всех присутствующих в классе снова устремились на меня. Мне и без того было достаточно неловко, но границы есть всему, ведь это начинало меня раздражать. Тем не менее я извинилась за опоздание перед преподавателем, мистером Квигликом, и назвала свое имя и причину своего опоздания. Мистер Квиглик, интеллигентный и милый старичок, улыбнулся своему новому кадету, понимающе покивал головой и пригласил пройти дальше, чтобы занять свободное место и в первую очередь не задерживать занятие. Я приземлилась на самое дальнее место, которое только смогла найти. Повышенное внимание к моей скромной персоне продолжало будоражить мой внутренний гнев, но все тот же мистер Квиглик, заметив это, попросил студентов относиться к новенькой уважительней и что времени для знакомства со мной у них еще будет предостаточно за пределами кабинета. Как ни странно, его слова возымели успех, и от меня наконец отстали, переключившись на тему урока. Я честно приготовилась внимать словам преподавателя, собираясь стать не только лучшей в классе, но и вообще во всей академии, но вся инфа, которая ко мне поступала бурлящим потоком, казалась мне слишком скучной и независимо от меня растворялась в пучине мозга в отделе «никогда не вспомню, что это за хрень». Ради приличия я даже пыталась записывать в тетрадь если не всю лекцию, то хотя бы какие-то заметки, но просто-напросто не поспевала за преподавателем, который доносил свое учение так быстро, словно Эминем читал рэп. Я уже не говорю о том, что глаза у меня постоянно норовили закрыться, и чтобы не уснуть в первый же день, я легонько щипала себя за руку. К концу лекции место на руке между большим и указательным пальцами было практически цвета раскаленного металла.