События в сентябре 1939 г. разворачивались в неблагоприятном для Польши русле. На представленной карте территорий, которые должны были отойти к Германии, Гитлер отметил Бохумин (на который претендовали поляки) как немецкий город, что касается остальной Тишинской области, то ее судьбу должен был решить плебисцит[58]. 22 сентября партия судетских немцев потребовала присоединить к Германии Тишинскую область полностью[59]. Судетские немцы высказали свои опасения по поводу концентрации польских войск на границе с Чехословакией, а также попыток Варшавы поднять восстание тишинских поляков. Ю. Бек был еще не в курсе планов Гитлера на Тишинскую область, он узнал о них от французов только 27 сентября[60].
Таким образом, Бек действовал до 27 сентября 1938 г. вслепую, ввод польских войск или какие-либо провокации на чешско-польской границе могли произойти в любой момент. Западные державы тем временем не спешили передать Тишинскую область Польше, так как там проживало много немцев, намереваясь провести в будущем плебисцит. Бек опасался, что если Польша не проявит решительность, то следующий Мюнхен будет сделан для нее[61]. Несмотря на недовольство Англии, Франции и США, Польша ввела в Тишинскую область войска 1 октября 1938 г.[62]
Вторжение Польши в Тишинскую область до 29 сентября 1938 г. вполне могло спровоцировать польско-германский конфликт с вовлечением в него Британии и Франции. Мюнхенские переговоры, несомненно, были бы прерваны, Гитлер едва ли поверил бы, что Варшава действует без согласования с западными союзниками. Не исключено, что французы специально показали Беку карту планировавшихся к аннексии чешских территорий, чтобы спровоцировать поляков на такие действия (в таком случае у Парижа были оправдания по поводу срыва переговоров и вступления в войну с Германией, оправдания перед своим общественным мнением и британским союзником – дескать, «не мы эту войну начали»).
Но Бек промедлил до 30 сентября, хотя генералитет, парламент Польши и общественное мнение были на его стороне. За дефицитом документов – большая часть из них сгорела в Варшаве в сентябре 1939 г. – мы можем только предполагать, что здесь свою весомую, хотя и не единственную, роль сыграл советский фактор. Получается, что Сталину не было выгодно польско-германское столкновение во время Мюнхенских переговоров, отсюда и напрашивается вывод, что в срыве таковых Сталин не был заинтересован. Победа франко-англо-польско-чешского альянса над Германией лишала Сталина влияния в Европе. Бек незадолго до тех событий заметил, что Румыния и Югославия выступили бы в случае большой войны на стороне Франции. Обратное развитие событий – разгром антигерманского альянса вермахтом в одной-двух коротких кампаниях был также невыгоден Сталину, так как в таком случае он тоже терял влияние в Европе. Но вмешиваться в конфликт всерьез ради спасения Чехословакии, как мы думаем, Сталин не собирался. Мюнхенские соглашения были использованы им в пропагандистских целях для подрыва в глазах левых Запада авторитета собственных правительств.
Однако можно выдвинуть и другую версию поведения Сталина по отношению к Польше. 20 сентября 1938 г. на встрече с послом Польши в Германии Липским Гитлер дал гарантии, что рейх встанет на сторону Польши в случае вооруженного конфликта между последней и Чехословакией[63]. Также известно, что Гитлер готов был дать гарантии независимости Чехословакии после отторжения от нее Судет только в том случае, если такие гарантии готовы были дать Польша и Венгрия (они такие гарантии давать не собирались). Поэтому вторжение Польши в Тешинскую область до завершения переговоров в Мюнхене могло в таком случае поставить под вопрос смысл продолжения этих переговоров, при этом вина за их срыв целиком ложилась на Польшу, когда у Британии и Франции исчезал повод для вооруженного вмешательства, поскольку им тогда надо было объявить войну также Польше и Венгрии (на это Даладье и Чемберлен никогда не пошли бы). Но и при второй версии событий получается, что Сталин явно не желал провала западных союзников на Мюнхенской конференции. Но также можно сделать и вывод, что мобилизация Красной армии 23–29 сентября 1938 г. была направлена против Польши, но не против Германии, хотя едва ли Сталин пошел бы на вооруженный конфликт с Варшавой в любом случае.
Основными противниками, как сформулировал в своей стратегии Тухачевский еще в первой половине 1920-х гг., для Советского Союза долгое время выступали лимитрофы (Польша, Финляндия, государства Балтии, Румыния). Чтобы не допустить удара по советской территории войск западных союзников через государства-лимитрофы, Тухачевский предлагал в случае войны с Англией и Францией просто оккупацию лимитрофов. Отсюда появилась идея создания бронетанковых соединений в крупных масштабах. Что касается Германии, то она уже в 1920-е гг. фигурировала в планах Тухачевского как вероятный противник, хотя нацисты только набирали тогда силу в Веймарской республике. После прихода к власти Гитлера акценты в стратегических планах Тухачевского стали смещаться в сторону более высокой оценки немецкой угрозы для СССР.
Война с лимитрофами не требовала крупной армии, но эта армия должна была быть кадровой и высокомобильной, чтобы быстро в районе Полесья разбить польские войска и выйти на оперативное пространство в бассейне Вислы, чтобы предотвратить выдвижение англо-французских войск через территорию Польши к советским границам. Правда, победить Красная армия при таком развитии событий могла при условии, что Германия не вмешается в конфликт СССР с западными демократиями, в противном случае повторялся тупик 1914–1917 гг.
В результате истории с Чехословакией и образования Оси (Рим-Берлин-Токио) руководству СССР пришлось пересмотреть свою стратегию. В марте 1938 г. был создан Главный военный совет Рабоче-крестьянской Красной армии. Обратим внимание на слово «военный». Сталин заявил в 1938 г. следующее (приводим цитату К.Е. Ворошилова из его выступления на Военном совете при народном комиссаре обороны СССР вечером 21 ноября 1938 г.): «Международная мировая Вторая империалистическая война, по справедливому указанию т. Сталина, уже начатая на двух континентах – на крайнем Западе и на крайнем Востоке, как вам известно, до сих пор не только не прекратилась, а продолжается, и неизвестно, когда, в какой части, каким порядком, в какой форме вовлечет в свою орбиту новые страны, зажжет те или иные народы своим пламенем. Эта начавшаяся Вторая империалистическая война рано или поздно не может не задеть каким-то, для нас пока еще не известным, концом Советский Союз. В этом году, как вы знаете, этот правый, если так можно выразиться, конец этой самой мерзостной оси Рим-Берлин-Токио, этой одной своей частью начал бить по Чехословакии. Это вынудило нас произвести частичную мобилизацию. Мы подняли не так мало войск, причем должны были вести большую работу по подготовке к общей мобилизации, потому что мы и весь мир, во всяком случае, Центральная Европа была на волосок от всеобщей потасовки»[64]. Далее следует интересное высказывание К.Е. Ворошилова: «Это говорит о том, что мы переживаем в настоящее время весьма напряженное положение, которое нас с вами к очень и очень многому обязывает. И раньше, и всегда на протяжении всей нашей истории, а сейчас в особенности, мы должны быть во всеоружии, мы должны быть готовы к войне, и не к какой-нибудь войне, а к настоящей большой серьезной войне, к войне, может быть, для нас очень и очень нелегкой, к войне, которая заставит нас драться на всех наших участках, начиная от Тихого океана и кончая Каспийским морем»[65]. Интересный поворот в определении направлений стратегии, мобилизацию в сентябре проводили против Германии (официально), но в ноябре уже рассматривается вариант войны на Востоке, против Японии, как надо понимать. Но с кем К.Е. Ворошилов предполагал сражаться на Каспии? Единственным серьезным противником там могла оказаться Британская империя.
Все это означало, что осенью 1938 г. Советский Союз смещал свои усилия по повышению обороноспособности на Восток, что потребовало колоссальных затрат ресурсов, так как порой с нуля надо было создавать в практически дикой местности всю необходимую для армии инфраструктуру. Коммунисты на Западе заподозрили осенью 1938 г. Сталина в желании уйти от европейских дел, прекратить в них вмешиваться. Из слов К.Е. Ворошилова на военном совете так и следует.
Перевод вооруженных сил на рельсы активной подготовки к глобальной войне требовал колоссальных затрат. Только на военное строительство на 1939 г. планировалось выделить 2200 млн рублей, когда Специальное управление военного строительства заявило о том, что может освоить только 1700 млн руб. По признанию К.Е. Ворошилова, даже 2200 млн руб. было мало, чтобы удовлетворить все нужды армии в строительстве, требовалось минимум 5 млрд руб.[66] В результате отставания в военном строительстве 90 000 красноармейцев Белорусского особого военного округа были вынуждены осенью 1938 г. жить в землянках, 40 000 командиров по всей армии были без жилья[67]. Скажем для сравнения: в 1933 г. на государственный аппарат и оборону в советском бюджете были запланированы 2,5 млрд руб.[68], когда за всю Первую пятилетку на вооруженные силы были потрачены 8,2 млрд руб.[69], в 1937 г. расходы на оборону составили около 15 млрд руб.[70]
По сведениям Захарова, Б.М. Шапошников (нач. Генштаба) считал главным вероятным противником СССР германо-итало-польский блок, к которому могли примкнуть Румыния, Финляндия, Эстония, Латвия и Литва, на Востоке – Япония. Б.М. Шапошников настаивал на том, что была очень высока вероятность выступления Польши на стороне Германии, хотя, как мы видели выше, немецкие военные планировщики такую вероятность отвергали. При этом, по мнению Б.М. Шапошникова, севернее Полесья должны были наступать немцы, а южнее – почти исключительно поляки, которые в этом районе, по оценке Б.М. Шапошникова, готовы были выставить 40 пехотных дивизий и 13 кавалерийских бригад, 2000 орудий, 2500 танков и танкеток, а также 1000 самолетов. К северу от Полесья, как считал Б.М. Шапошников, должны были наступать польские силы в составе 20 ПД и 8 кав. бригад, а также немецкие – в составе 56 ПД, 4 моторизированных дивизий, их должны были поддержать 4 латвийские дивизии. К северу от Полесья гипотетическая группировка противника должна были иметь 5500 орудий, 3800 танков и 2700 самолетов. По второму варианту, главные силы германо-польского альянса разворачивались южнее Полесья, имея целью Киев, а не Минск и Витебск, как в первом варианте.
План Шапошникова страдал переоценкой возможностей Польши и недооценкой – Германии. У поляков даже осенью 1939 г. не было таких сил. Б.М. Шапошников начал составлять свой план еще зимой 1938 г., тогда Германия могла выставить против СССР больше орудий. Силы Эстонии были явно преувеличены. По Б.М. Шапошникову, это маленькое государство должно было выдвинуть к советской границе 7 дивизий и 3 пехотные бригады. С учетом подразделений тылового обслуживания, ПВО, ВМС, ВВС, частей гарнизонной службы и полиции получалось, что Эстония могла бросить на войну против Советского Союза мужчин призывного возраста больше, чем у нее имелось. Финляндия же, по Б.М. Шапошникову, готова была двинуть против СССР 9 ПД и 1 пехотную бригаду, то есть чуть больше, чем Эстония, имевшая населения вдвое меньше, чем у Финляндии. Почему-то Румынию Б.М. Шапошников исключил из списка вероятных противников, назвав это государство нейтральным. Венгрия там тоже не фигурирует. Япония, по оценке Б.М. Шапошникова, готова была выставить 27–33 дивизии, сконцентрировав их в основном против Приморья, так как на юге Маньчжурии имелись подходящие транспортные пути. Предполагалось также наступление японцев ограниченными силами в Монголии, а также их морские десанты.
Отношения СССР с Румынией и Венгрией носили в то время характер достаточно сдержанный, но еще не открыто враждебный, хотя Венгрия режима Хорти была полностью построена на антикоммунизме, однако венгры всячески стремились избежать участия в новой большой войне, поэтому их силы даже в начале 1941 г. носили ограниченный характер. Главным направлением удара, по Б.М. Шапошникову, должно было стать пространство севернее Полесья, поэтому главное было прикрыть пути на Смоленск и Великие Луки. Такой сценарий, как удар из Восточной Пруссии в направлении Каунаса с выходом в бассейн Немана (что реально и предполагал штаб сухопутных войск вермахта), Б.М. Шапошниковым в расчет не брался; правда, он полагал, что немцы могут двинуть свои войска через Латвию, хотя главным направлением будет оставаться все равно Северное Полесье. Но именно этот план реализует ГА «Север» летом 1941 г., что позволит немцам достаточно быстро выйти к Пскову, а затем отсечь Ленинград от остальной страны уже в начале сентября 1941 г. Кроме того, по плану генерала Маркса, главный удар германских войск должен был идти именно через бассейн Западной Двины с выходом к Ленинграду и Валдайской возвышенности.
В июне 1941 г. ГА «Север» атаковала все-таки через территорию Литвы, то есть южнее Зап. Двины, 3-я ТГ Германа Гота сумела выйти в тыл правому флангу Западного фронта именно через район Каунаса. Таким образом, вермахт реализовал план наступления в Литве, составленный еще в 1938 г., но с другими несколько целями и при других условиях, только в роли литовской армии, которую предполагалось разрезать пополам, а затем разбить по частям после захвата Каунаса, выступили советские войска. Но Литва в планах Б.М. Шапошникова в конце 1938 г. не фигурировала.
Методы противодействия, по Б.М. Шапошникову, сводились к контрнаступлению к югу и северу Полесья. Ставка делалась не на количество дивизий и солдат, но – на насыщенность техникой, последний фактор должен был позволить отбросить немецко-польские войска от Минска и нанести удар на Гродно и Свенцяны.
Как показали дальнейшие события, никакого союза между Германией и Польшей состояться не могло, Гитлер был настроен категорически антипольски. Республики Балтии удалось склонить к сотрудничеству с Советским Союзом дипломатически, режим Улманиса в Латвии относился крайне негативно к немцам в целом (на базе борьбы с германскими интервентами и состоялась буржуазная Латвия в 1918–1920 гг.).
Тем не менее план Б.М. Шапошникова, встретивший почти полное одобрение у К.Е. Ворошилова (правда, последний все-таки делал акцент на восточном направлении), повлиял на рост выпуска вооружений, капитального строительства в военной промышленности и научно-исследовательские разработки, только на науку ГАУ было выделено 153 млн руб. Артиллерия получила приоритет в планах Сталина и Ворошилова, в 1938 г. на производство артвооружений были выделены 4,3 млн руб., в 1939 г. – 8,6 млрд руб., когда в 1937 г. – 1,9 млрд руб.[71] При этом на оборону в 1938 г. ушло 23 150 млн руб., когда в 1939 г. план расходов по этой статье составил 40 885 млн руб.[72]
Таким образом, Советский Союз придерживался стратегии войны на два фронта, которая в то же время являлась глобальной стратегией, так как охватывала два континента с вероятным выходом боевых действий за их пределы. Расходы на оборону в 1939 г. превзошли одну четверть от гос. бюджета, что уже можно расценивать как начало скрытой мобилизации экономики. Был четко определен предстоящий противник, вероятность конфликта с западными демократиями была к 1938 г. отвергнута, хотя К.Е. Ворошилов продолжал считать, что таковую нельзя сбрасывать со счетов. Ставка, как и в годы первых двух пятилеток, делалась на насыщенность войск техникой в ущерб индексу развертывания.