– Почему вы выбрали эти фотографии? – опять спрашивает он.
Я снова смотрю на них.
– Как-то подсознательно.
Его тон снова смягчился.
– Вы ничего не хотите мне рассказать, Тео?
– Пожалуй, хочу. С ботаникой я не дружу и вечно забываю названия растений. – Я показываю на маленький колючий сорняк. – Это не чертополох, но что-то родственное. – Я указываю на сорняки на других снимках. – Это растение встречается только на фотографиях, которые я отложил. Получается, их сделали в одно и то же время года.
Он берет одну фотографию и удивленно смотрит на нее.
– Сорняки?..
– Они самые. – Я указываю на остальные снимки. – Другие я тоже рассортировал по определенным соображениям. – Я беру в руки снимки со старухой и те, которые считаю родственными им. – Здесь искажает линза фотоаппарата – это видно в углу, где прямые линии. – Я перехожу к следующей стопке. – А это отсканированная фотопленка. Наверное, их сделали в девяностых.
– Наверное, – повторяет за мной Гленн, слегка покачивая головой.
В дверь стучат, и кто-то просит Гленна выйти в коридор.
– Прошу прощения, – говорит он и скрывается за дверью.
Я слышу разговор, но слов не разобрать. Меня гложет любопытство, но я стараюсь не показывать интереса, ведь на меня по-прежнему нацелена камера.
Детектив Гленн возвращается, он, кажется, расслабился.
– Можно дать вам совет, доктор Крей?
– Уверен, что он мне пригодится.
– Если снова окажетесь когда-нибудь в ситуации, вроде этой – не дай бог, конечно, – то держите язык за зубами, пока не поговорите с адвокатом. – Он постукивает пальцем по стопке фотографий. – Это жутковато. И можно даже сказать – подозрительно.
– Я просто был честен.
– Я заметил. Честность себе же в ущерб. Кстати, мне любопытно, почему вы замешкались с фотографией с разбитой головой.
– Значит, все-таки не случайность?
– Ну да. – Он кивает. – Я хотел посмотреть, будет ли у вас нормальная реакция – отвращение или же что-то еще.
– А я, значит, «замешкался»?
– Ага, так же реагируют полицейские и врачи.
– Я работал на скорой.
Гленн приподнял бровь.
– Неужели?
– Да. Но дело даже не в этом. Я рассматривал подтек крови на белом шве между плитками кафеля. Это заставило меня подумать о кости.
Гленн прищуривается.
– О кости? До чего вы странный! Не знаю, понимаете ли вы сами, до какой степени это все странно. – Он машет в сторону фотографий. – Хотите знать, что меня больше всего заинтересовало?
– Очень хочу.
– Вы ни слова не упомянули о самих телах. Вы заметили все, кроме них.
Даже я сам должен признать, что это немного необычно.
– Наверное, это потому, что люди не моя область интереса и профессионализма…
Гленн усмехается.
– Я это заметил.
– Так… я могу идти?
– Вы могли уйти в любой момент. Технически мы вас и не арестовывали.
Я с подозрением кошусь на дверь.
– Когда вы говорите, что я свободен, – говорю я, – значит ли это совсем свободен? Или вы все равно будете следить за мной из-за… даже не знаю пока из-за чего.
– Вы свободны. Вы не тот, кто нам нужен.
– Не тот, кто вам нужен? Может, хоть теперь объясните, что происходит?
– Конечно, профессор. В какой-то момент вы были нашим основным подозреваемым в деле об убийстве. Окружной прокурор уже прикидывал, какой галстук ему надеть на вашу смертную казнь. – Он смотрит в камеру и начинает. – Они здесь все немного становятся нервными, когда дело доходит до таких вещей. Хотели поскорее до вас добраться, чтобы получить свидетельства вашей виновности.
Я чуть не онемел.
– Меня? Моей? Почему я? – Ответом должны были послужить фотографии, но иногда я настолько отключаюсь, что не могу сложить дважды два.
– Вы шутите? О таком подозреваемом, как вы, можно только мечтать. Равнодушный ко всему гениальный ученый, который к тому же разглагольствует об альфа-хищниках. Это даже слишком хорошо.
Когда до меня доходит смысл услышанного, меня кидает в жар. Гленн как будто полностью расслаблен, но, боюсь, это все еще игра.
Он замечает мое состояние.
– Я серьезно. – Он указывает на дверь. – Вы можете идти прямо сейчас.
Я смотрю на дверь, почти ожидая увидеть там вооруженную охрану, готовую меня схватить.
– Если это игра, то я не знаю, как мне поступить. Не понимаю, каких слов вы от меня ждете.
– Простите, доктор Крей. Это, конечно, оказалось то еще приключение.
Я пытаюсь посмотреть на самого себя со стороны. Работая на скорой я постоянно наблюдал людей в состоянии шока. Вот что я сейчас чувствую.
Мой взгляд падает на верхний снимок. На нем нежная, изящная женская ладонь, с кончиков пальцев стекают капли крови. Грязь на ладони перемешалась с кровью несчастной жертвы.
Я раскладываю по столу остальные фотографии и снова разглядываю их одну за другой.
Детектив Гленн сказал, что я заметил на них все, кроме людей.
Теперь я вижу.
Фотографии ее лица нет.
Теперь все приобретает смысл. Я знаю, почему я здесь.
Мне на плечи наваливается невыносимая тяжесть. После длительной паузы я снова встречаюсь взглядом с Гленном. Он напряженно за мной наблюдает.
Я собираюсь с силами и говорю то, чего совсем не хочу говорить:
– Я ее знаю…
Глава 6. Полевые исследования
Детектив Гленн называет имя, наблюдая за мной:
– Джунипер Парсонс.
Я никак не реагирую – и это тоже, как я подозреваю, вполне себе реакция. Я очень боялся, что он назовет кого-то из моих близких – а их не так уж много. Рука на фотографии могла принадлежать одной из немногих женщин, с кем мне довелось работать, или дочери кого-то из знакомых.
Единственная женщина, с которой я недавно имел дело – хотя это громко сказано, – Эллисон. Ее руку я, наверное, узнал бы сразу. Долгими ночами я ласкал ее запястья и переплетал ее пальцы со своими; мы болтали обо всем на свете – от дорожных комедий старины Боба Хоупа до запаха пустыни Гоби.
Если бы на фотографиях была она, мой организм наверняка выдал бы какую-нибудь примитивную физиологическую реакцию: расширение кровеносных сосудов, кожный зуд, спазм в животе.
Я чувствую мимолетное облегчение от того, что не узнаю произнесенного имени. Мимолетное, потому что более высокая эмоция – за которую отвечает социальная часть нашего мозга, основываясь на внутреннем, а не внешнем опыте, – говорит мне, что я должен чувствовать себя виноватым. Как наказанный пес, прячущийся в углу не потому, что знает, что нельзя воровать еду со стола, а потому что сделал что-то неуместное, чего сам не понимает.
Отсутствие у меня реакции не проходит мимо внимания детектива Гленна. Это, конечно, свидетельствует в пользу моей невиновности, но при этом он наверняка лишний раз убедился, что я более отдален от окружающих меня людей, чем это обычно бывает. Теперь я – карикатура на равнодушного ко всему ученого.
С именами у меня беда. Я снова и снова прокручиваю в голове имя «Джунипер». Может, он имел в виду Джун?
Джун не назвать ярким воспоминанием. Она была моей студенткой, в то время когда я шесть лет назад начал преподавать полную рабочую неделю. По возрасту я был не намного старше большинства своих студентов, и мне было нелегко совмещать желание выглядеть профессионалом с потребностью быть принятым своими сверстниками.
Она специализировалась на зоологии и подумывала переключиться на этологию, чтобы изучать животных в среде их обитания. Я учил студентов своему комплексному подходу к пониманию систем. Забудьте привычные имена и условности: придумайте свои собственные. Не всякое животное, обозначенное неким названием, ведет себя привычным образом, если попадает в изменившуюся экосистему. Инуит, живущий охотой на китов, превосходящих массой всех, кого он встречал за всю жизнь, ведет совершенно иной образ жизни, нежели веган из Сан-Франциско, не берущий в рот ничего с жизненным циклом, протекающим вне глубин почвы.
Несколько раз мы разговаривали после занятий. Кажется, я пару раз ходил с ней и другими студентами поесть пиццы. Она не работала у меня в лаборатории, и, насколько я помню, мы никогда не переписывались и не разговаривали по телефону.
– Что с ней случилось?
– Вы ее помните?
– Кажется, да. Она называла себя Джун. Наверное, считала, что Джунипер – это слишком.
– Три дня назад нам позвонила ее мать. Джунипер приехала сюда для каких-то исследований и не выходила на связь. Мы послали патрульного к ней в мотель. Она давно там не показывалась. Все вещи на месте. Не было только машины, но мы нашли ее в автомастерской, ей меняли коробку передач.
Сегодня утром двое туристов наткнулись на тело. Из категории «поиск пропавшего» дело переквалифицировано в «расследование вероятного убийства». Первое, что мы делаем в подобных ситуациях, – определяем круг людей, знавших жертву. Так всплыло ваше имя.
Подробностей Гленн не рассказывает, оставляя свои полицейские секреты при себе и ожидая, чтобы я что-то ответил.
И как мне себя вести: возмущаться или лучше молчать?
Немного подождав, он продолжает:
– Двое ученых, знакомые друг с другом, проводившие исследования в одной области…
Думаю, теперь надо ответить.
– Я понятия не имел, что она здесь. Мы с Джунипер не общались много лет.
Гленн уклончиво пожимает плечами.
– В ее айпад была загружена ваша книга. И некоторые из ваших статей. И это снова привело нас к вам. Знаю, это слишком похоже на телесериал «Закон и порядок», но реальная жизнь иногда складывается именно так.
– Но теперь вы знаете, что я этого не делал? – Я хочу, чтобы это звучало как утверждение, но получается вопрос, причем отчаянный.
– Думаю, у нас есть основания исключить вас из числа подозреваемых. Если это вас успокоит, скажу, что мы допросили также механика из автосервиса, а местная полиция занималась ее бывшим дружком. Вы были не единственным подозреваемым, просто самым интересным.
– Что же изменилось за последний час? – Я боюсь задавать слишком много вопросов. Пока что обвиняющий перст от меня отведен, но очень быстро может вернуться.
– Наш судмедэксперт смог произвести более тщательное обследование. Я бы сказал, что мы можем уверенно снять с вас подозрение.
Фотография с повисшей в отчаянии изящной рукой притягивает мой взгляд.
– Хорошо. Но кто же сделал с ней это?
– Не кто, мистер Крей. Что.
Глава 7. Острова
– Как вы, без сомнения, заметили, повреждения весьма тяжкие, – начинает детектив Гленн. – Сначала мы решили, что это было нападение с применением холодного оружия. Одна рука почти отделена от тела, голова тоже. Кровавые отпечатки ладоней и ног тянулись почти на сто метров. На нее нападали и отпускали, возможно, неоднократно. Потом затащили под упавшее дерево. Это произошло примерно в полутора километрах от федеральной трассы. Не сказать, что там уже чаща леса. Но такое может произойти где угодно. Как видите, мы стараемся раздобыть как можно больше доказательств и улик по свежим следам.
– Такое что? – Я стараюсь не смотреть на фотографии.
– Нападение медведя. Сначала мы сомневались. – Он умолкает, но ненадолго. – Таких случаев происходит несколько за год, и в среднем один смертельный. – Он тычет в меня пальцем. – Половина пострадавших – ученые. На втором месте, с совсем небольшим отставанием, – непризнанные эксперты по медведям гризли. Судя по всему, Джунипер оказалась в неудачном месте в неудачное время. Мы нашли частичный отпечаток лапы, в некоторых ранах нечто похожее не медвежью шерсть. Специалист из Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных подтвердил, что раны соответствуют следам нападения медведя.
– Медведь… – Я обдумываю услышанное. Когда работаешь в Монтане и в Вайоминге, всегда есть опасность такой встречи. Я никогда не суюсь на медвежью территорию без специального отпугивающего баллончика в рюкзаке. Таких встреч у меня были сотни, гризли тоже попадались. Я обходил их стороной, и они всегда отвечали мне тем же.
Я никогда не работал с Джунипер в поле и не имею представления о степени ее подготовленности. Но глупой она мне никогда не казалась. К тому же медведи нападают на людей крайне редко. Это удивительно, если учитывать, как близко мы к ним подходим, когда забираемся в лес. Поставьте на ночь камеру рядом со своей стоянкой в лесу – и вы удивитесь, а может, и испугаетесь тому, как много зверей бродит вокруг, пока вы спите. Голодный медведь может рыскать совсем рядом с шоссе, по которому бесшумно проносятся «Теслы», управляемые автопилотом, а дети в кемперах смотрят на больших экранах «Звездные войны», пока в микроволновках готовится попкорн. Природа никуда не девается, даже если вы ее не замечаете.
– Два дня назад позвонил один турист и сообщил, что слышал женский крик неподалеку от места, где мы в итоге нашли Джунипер. По его словам, они с друзьями осмотрели лес вокруг, но никого не нашли. – Гленн вздыхает: – И это неудивительно. Я сам однажды стоял на бампере «Кадиллака», заваленном ветками и землей, и искал именно эту машину. Помню, мне тогда здорово влетело.
Я сосредоточенно слушаю, но все-таки решаю уточнить:
– У вас есть догадки, почему она могла здесь оказаться? Надеюсь, не в поисках медведей?
Гленн листает свой блокнот.
– «Ограниченные биогеографические аналоги» что-то объясняют?
– Острова, – отвечаю я. – Она искала острова.
– Острова? Здесь?
– Это я их так называю. Речь об изолированных экосистемах, разделенных внешним фактором: острова разделяются океаном, в пустыне разбросаны оазисы, даже в густых джунглях можно найти пещеры, где есть изолированная жизнь.
Помните, я говорил о животных, свойственных для разных секторов экосистемы? О головастиках, превращающихся в альфа-хищников? Может быть, Джунипер искала замкнутые экосистемы, более самодостаточные, чем это кажется снаружи. Их можно найти в самых неожиданных местах. В пещерах, как я уже говорил, или на склонах скал. Это так же может быть антропогенная среда – вроде круизного лайнера или крыши дома. Степень изолированности, конечно, разная. Но чем дальше они находятся, тем больше вероятность того, что несколько видов возьмут на себя все роли, которые вы видите в более крупной системе, – я осознаю, что снова скатываюсь в занудную лекцию.
– Продолжайте.
– Ну, с точки зрения биоинформатики важно не ограничиваться традиционной классификацией и систематикой, тогда становится по-настоящему интересно. Социологи, например, усматривают эмерджентные[7] структуры всюду, от тюрем до компьютеров, играющих в покер.
Я вижу связь между исследованием Джунипер и тем, чему я учил ее, поэтому чувствую вину.
– Я внушал своим студентам, что компьютерные модели при всей их информативности могут рассказать нам только о внешних признаках. А ученые должны сравнивать и противопоставлять, выходить за пределы, исследовать неизведанное…
Внимание детектива Гленна привлекают мои руки. Волнуясь, я начинаю сжимать и разжимать кулаки, переплетать пальцы. Сейчас костяшки побелели от напряжения.
– Вы в порядке, доктор Крей?
Я мотаю головой.
– Нет… Я только что вспомнил один разговор с Джун… с Джунипер. Она просила у меня совета.
Сейчас я вспомнил: мы с группой студентов сидели в пиццерии рядом с кампусом, Джун присела рядом со мной. У нее были яркие карие глаза. Она откинула назад волосы и слегка улыбнулась мне: «Итак, профессор Тео, что бы вы посоветовали начинающему ученому?» Джун поставила руку на скамейку, а я немного отодвинулся, чтобы дать ей место, она снова улыбнулась. Помнится, я очень боялся прослыть развратным профессором, набрасывающимся на молоденьких студенток, как голодный волк, а потом изображающим удивление, когда ему говорят, что его поведение зашло гораздо дальше обычной вежливости.
Так что ее попытки произвести на меня впечатление были напрасными. Возможно, она пыталась со мной флиртовать по примеру однокурсниц, умеющих обратить на себя внимание мужчин, сначала бывших к ним безразличными. Точно сказать не могу. Но ее вопрос я услышал и решил ответить со всей искренностью. Она немного отодвинулась от меня, уперлась локтями в стол, положила подбородок на руки и стала слушать. Я думал, что она посмеивается над моим серьезным и подробным ответом, но сейчас понимаю, что она спрашивала не ради флирта и каждое мое слово воспринимала серьезно.