– Наивный, так тебе и скажут… А кто ж тогда работать будет? Без чувства перспективы, без стимула, пусть даже ложного…
– Стимуляторы, мать их так! Я бы таких… – договорить ему не даёт гулкий раскат грома.
Я высовываю голову на улицу и вижу, как небо в спешном порядке заволакивают жирные грязно-серые низкие облака. Только что был белый день, и вот уже вечерние сумерки.
– Погода портится, – произносит Костя озабоченно. – Как бы не вышло, как в прошлый раз, – ежится он.
Прошлый раз был год назад, когда в разгар лета установилась по-настоящему осенняя промозглая погода. Ненастье застало нас в середине маршрута. Пять дней мы, замерзшие, полуголодные и злые под проливным дождём сплавлялись по реке – с утра до темна остервенело, до исступления маша веслами, чтобы хоть как-то согреться, а вечером, у предательски не желающего разгораться костра, до зелёных чёртей глуша разведённый спирт, чтобы потом хоть как-то забыться в промёрзшей отсыревшей палатке. Тот ещё отпуск получился… Б-р-р-р… – содрогаюсь я мысленно.
– Может, обойдётся? – спрашиваю с надеждой.
– Всё может быть… – философски изрекает Костя, и по лобовому стеклу и капоту ударяют первые крупные капли дождя. С каждой секундой он набирает силу. Ливень. Если бы не «дворники», елозящие по стеклу, потоки воды сделали бы его абсолютно непрозрачным. Вода и сверху, и снизу: хлещет с небес, струится по полотну дороги и по обочине – пенится и пузырится, словно, кто-то опрокинул цистерны с мыльным раствором.
– А дождик-то затяжной, – констатирует Костя.
– Угу, – бурчу я.
– Хотя, говорят, что сильный дождь долго идти не может… – рассуждает он.
– Угу, – что я ещё могу сказать?
Движение на дороге замедляется, поток машин становится всё плотнее – явный признак зарождения автомобильной пробки.
– Всё, приехали, – говорит Костик минут через пять, бросает руль и лезет в карман за беломориной.
– Интересно, что там случилось? – спрашиваю я, честно говоря, без особого интереса – просто, чтобы что-то сказать.
– Сходи, посмотри, – ехидно ухмыляется Костя.
– Нашел дурака! В такую погоду и собаку на улицу не выгонят…
Костик приспускает стекло, и в салон врывается смрад, испускаемый сотнями работающих двигателей. Константин морщится, выдувает на улицу струйку табачного дыма, вздохнув, восстанавливает герметичность салона. С минуту крутит смердящую крепчайшим табаком папиросу в пальцах, наконец, поймав мой страдальческий взгляд, тушит в пепельнице. Заглянув в зеркало заднего вида, восклицает:
– А я думаю, чего это там болит! Гляди!
Он поворачивается ко мне левой щекой и тычет пальцем в скулу – на ней красуется небольшая, сантиметра полтора, ссадина.
– Задел он тебя всё же… – произношу я, покачав головой.
– Да уж… «Печаткой», видимо…
Автомобили перед нами снимаются с места, проезжают метров десять и останавливаются. Мы нагоняем их. Потом опять стоим, потом снова продвигаемся на чуть-чуть и снова встаём, так повторяется несколько раз, пока, наконец, не начинаем двигаться хоть и медленно, но зато уже без остановок. И вот перед нами игольное ушко пробки – длиннющая фура, завалившись на бок, перекрыла сразу две полосы.
– Докатался, – морщится Костя. – Хорошо, хоть никого не придавил.
Обогнув фуру, мы выскакиваем на свободную дорогу. Краем глаза я отмечаю рядом с примостившейся на обочине кабиной фуры сиротливую мужскую фигурку в спортивном костюме, переминающуюся с ноги на ногу под проливным дождём. А над ней огромный, в полнеба, плакат: «План Путина – победа России». Всегда, когда вижу такие, задумываюсь – что за план такой?
– Что за план? – спрашиваю сам себя вслух.
– А? – откликается Костя. – Какой план?
– Ну, пишут же: «План Путина – победа России». Что за план? Где он опубликован? Где с ним ознакомиться можно? Агитируют: голосуй за план Путина! А как я за него голосовать буду, если ни разу не видел? Покажите мне его, разложите по пунктам, обоснуйте каждый, скажите: это реализуется так, это так, а средства мы возьмём отсюда и отсюда. Убедите меня! А так… – вяло машу я рукой. – За что я голосовать должен, за кота в мешке?
– Ха! – усмехается Костя. – Если бы за кота! Сдаётся мне, там зверь поопаснее… Сидит в том мешке не кот, а медведь, который очень любит мёд. А знаешь, где он его берёт? У пчёл отнимает. Читал, небось, или по «ящику» смотрел, как он это делает? Из одного улья выгреб, взялся за второй, потом за третий и так далее, пока все не разорит.
– Интересно излагаешь… – киваю я. – И читал я и по «ящику» смотрел. Там, кстати, показывали, что пчёлы, если объединятся, могут медведя от ульев отогнать.
– Очень хочется в это верить… – вздыхает Костя. – И в то, что объединятся, и в то, что отгонят…
– Медведю ведь тоже не в радость, когда его кусают, – добавляю я.
– В общем, конечно, да… – соглашается Константин, но тут же добавляет: – Только, есть один нюанс, Вань: пчела после укуса умирает… Так что лучше не выпускать того медведя из мешка. Пусть пчёлы живыми останутся и в неразорённых ульях… Пусть мёд для себя собирают, а не для халявщика-мишки.
– Кто бы спорил…
– А ещё, если задуматься, знаешь, что в том лозунге, – оттопыренным большим пальцем правой руки Костик указывает за плечо, как бы отсылая к оставшемуся позади плакату, – меня настораживает?
– Что?
– Победа России над кем?.. Ты как считаешь, Иван?
– Не знаю… – пожимаю я плечами. – Там об этом ни слова. А ты, как думаешь?
– Сдаётся мне, что над нами, – бурчит Костя.
– Думаешь?!
– Угу… – мычит он. – Хотя, вернее будет сказать, чувствую… – добавляет, потерев разодранную скулу. – Вань, не в службу, а в дружбу, там, сзади, минералка…
Достав с заднего сиденья «Демидовскую», я свинчиваю с неё крышку.
– Держи.
Костик жадно припадает к бутылочному горлышку, делает пару крупных глотков, и тут машину подбрасывает на ухабе. Рука, держащая бутылку, вздрагивает, Костя судорожно сглатывает, закашливается. Машину кидает ещё раз. Минералка проливается Костику на лицо и на грудь.
– Чёрт! – выкрикивает он. – Забери, – протягивает мне бутылку.
После пары сильных ударов машина принимается часто подрагивать, попадая колёсами в мелкие выбоины на дорожном полотне.
– Да, здесь особо не погоняешь, – усмехаюсь я. – Вывеску видел?
– Какую?
– Область московская кончилась. Так что сбавь ход, если не хочешь колымагу свою по винтику растрясти.
***
– Куда это мы приехали? – спрашивает Костя после въезда в город.
– Это мой родной город, Кость, – сообщаю я.
– Уверен?
– Абсолютно.
– А такое ощущение, что в Москву попали… Двести вёрст отмахали, область вроде другая должна быть, а номера московские, – он указывает на едущую навстречу машину. – А вон ещё одна стоит и ещё, блин, а там ещё одна…
– Не считай, всё равно собьешься, – усмехаюсь я. – Их тут, как собак нерезаных, особенно летом.
– А-а-а, понял! На отдых тянутся. Природа, кислород…
– Угадал. Добавь ещё к этому реку.
– Красота… – потягивается Костик, поджимая плечи к самым ушам.
– И жильё дешёвое…
– Действительно дешёвое? – настораживается Константин. – И почём метр?
– Было когда-то дешёвым… А как эти, – киваю на очередную машину из региона под номером 177, – появились, так цены и скакнули. Для них ведь 10 штук зелёных – не деньги, и 20 – не деньги, и 30 – тоже не деньги, и 40, и 50. Скупают всё по той цене, которую им назначат. Не задумываясь. Покупают квартирки и домики, чтобы тёщу с детьми на лето сплавить. Действительно красота! Спровадил и отдыхай. Только кому красота, а кому – хоть караул кричи. Для местных-то жильё по той же цене стало, что и для москвичей. А где местному такие деньги достать? Были бы цены разумные, можно было бы кредит взять, постепенно расплатиться. Сейчас это не реально. Цены на жильё стремительно приближаются к московским, а доходы как-то не спешат… Вот и мыкаются молодые по съёмным квартирам или ютятся с предками «большой и дружной семьёй» – ждут, пока бабушка с дедушкой или родители ласты склеят – жилплощадь освободят.
– Понятно, – хмурится Костя.
– Или едут в Москву, чтобы деньги на жильё в своём городе заработать. А там им: «Понаехали!». От счастливой жизни, что ли, понаехали?
– Д-а-а… Паноптикум… – Костик сочувственно смотрит на меня.
– Да ладно тебе, я не жалуюсь… – успеваю отмахнуться я, прежде чем замечаю прямо по ходу глубокую выбоину в асфальте, заполненную до краёв грязной дождевой водой. – На дорогу смотри!
Обогнуть выбоину Костя не успевает. Колесо попадает прямо в неё. Матерясь и строя страшные рожи, Костик давит на газ, заставляя машину выбраться из капкана. Ей это удаётся не сразу. Рядом с нами останавливается пара автомобилей, их водители сочувственно смотрят на манипуляции Константина. Он раскачивает машину взад-вперёд. Под нажимом вращающегося колеса края выбоины крошатся, словно их обрабатывают «болгаркой». Асфальтовая крошка разлетается во все стороны. Наконец, раздаётся леденящий душу металлический скрежет и наш несчастный «Форд» вырывается из дорожного плена.
– Твою дивизию… – выдыхает Костя.
Обречённо-медленно он выбирается из машины, заглядывает под неё, исчезая из поля моего зрения. Через несколько секунд появляется заметно повеселевший.
– Обошлось! – сообщает, смахивая с коленей и локтей комочки грязи. – Теперь верю, что не в Москве… – добавляет, садясь за руль. – И как вы здесь ездите?
– Наши водители географию городских ям наизусть знают. Кстати, нам ещё повезло. Гляди, – я указываю на чёрные пятна, выделяющиеся на общем фоне дороги, – кое-какие ямки замазали. Может, и другие замажут.
– Замажут, – соглашается Костя. – Будь уверен. У них же скоро выборы! Те самые дороги, той самой России…
– Замажут, – вторю я. – До весны продержится, и опять яма на яме.
– В самый раз, выборы как раз пройдут и жди следующих. Ладно, куда дальше рулить?
– Прямо, потом по кольцу на мост. За мостом я тебе магазин покажу, притормозишь, затаримся, чтобы потом не мотаться.
…В магазине мы набираем крупу, макароны, тушенку, хлеб, сухари, соль перец и сахар. Набиваем ими тележку на колёсиках и катим к кассе. Там застаём очередь в три человека: мужчина лет около пятидесяти, молодой парень и женщина бальзаковского возраста. Мы пристраиваемся к хвосту очереди и терпеливо ожидаем, пока кассирша всех рассчитает. Мужчина выставляет на ленту транспортёра поллитровку водки, парень – полторашку пива. Они проходят через кассу быстро. Женщина извлекает из пластмассовой корзинки бутылку растительного масла, коробку с куриными яйцами, кусочек сыра, треть палки колбасы и две тушки камбалы в целлофановой упаковке.
– Триста двадцать рублей, – объявляет кассирша, проворно отщелкав пальцами по кнопкам кассового аппарата.
Это объявление вызывает смятение на лице женщины.
– Сколько? – переспрашивает она растерянно.
– Триста двадцать, – повторяет кассирша – убелённая сединами тучная дама.
– Но четыре дня назад было двести сорок… – произносит женщина, взглянув на меня, как бы в поисках поддержки. Я отвожу глаза.
– Теперь триста двадцать, – твердо поизносит кассирша.
Женщина безропотно отсчитывает купюры, складывает продукты в пакет и направляется к выходу.
– Молчите? – зло спрашивает кассирша, смерив взглядом нас с Костей. – Молчите… Значит нравится… Значит и дальше дорожать будет… и дальше над нами будут издеваться…
– А вы бы, мать, не продавали по этим ценам, – предлагает Костя, хитро прищурившись. – Отказались бы.
– А, может лучше, что бы ты, сынок, не покупал, а? – серьёзно спрашивает кассирша. – Ты не купишь, он не купит, – кивает на меня, – она откажется, – машет рукой в сторону двери, из которой только что вышла покупательница, – другие поддержат, может, они и одумаются?
– Всё ли так просто, мать? – грустно спрашивает Костя.
– А всё ли так сложно, сынок? – отвечает кассирша вопросом и сама же на него отвечает: – Не знаю… Ну, да ладно, давай, выкладывай, что там у тебя… – добавляет по-старчески ворчливо. – Всё? – спрашивает, когда мы вываливаем перед ней гору пакетов и жестяных банок.
– Может, водки возьмём, Вань? – интересуется Костя. – Посидим…
– Можно, – одобряю я. – Я схожу…
– Бери пару, чтобы потом не бегать.
– Во-во… – бурчит кассирша. – Напиться и забыться…
– Какая ты едкая, мать… – качает головой Костик.
– Я ли, сынок? Может, жизнь такая… – хмурится кассирша.
… – А погода-то налаживается, – отмечает Костя на выходе из магазина. Она действительно налаживается: дождь кончился, в воздухе пахнет озоном, а в прорехи посветлевших облаков проглядывает солнышко. Это вселяет определённые надежды.
Закинув продукты в салон автомобиля, катим дальше.
– Здесь налево, – сообщаю я, – Притормози там, – указываю на площадку рядом с магазинчиком под вывеской «Рыболов». – Хочу катушку прикупить, а то моя барахлить начала. Боюсь, сломается скоро.
Как только вошли в «Рыболов», глаза мои сразу же разбежались от обилия всяких прибамбасов на витринах. Хочется и то, и это, и другое, корочё, всё сразу. Трясу головой, сосредотачиваюсь и направляюсь к прилавку.
– Здравствуйте, – приветствую продавщицу – неопределённых лет полноватую женщину.
Она заменяет ответное приветствие кивком.
– Покажите мне, пожалуйста, вон ту катушку, – пальцем указываю на желаемое.
– Продавщица снимает её с витрины, передаёт мне.
Проверив работу агрегата, нахожу его вполне удовлетворительным и заявляю:
– Беру!
Расплатившись за покупку, выходим на улицу.
В машине Костя просит:
– Дай поглядеть.
Заполучив катушку в руки, внимательно разглядывает её. Налюбовавшись, подносит к уху и принимается крутить ручку. Отмечает:
– Ход нормальный.
Откидывает дужку лескоукладчика, проворачивает ручку и… из чрева катушки вырывается противный скрежет.
– Чёрт! – вздрагивает Константин.
– Дай сюда! – требую я.
Что ни пытаюсь я сделать, ничего не выходит. Катушку заклинило намертво. Ручка не проворачивается, дужка лескоукладчика не встаёт на место.
– Ну, ё-ж-моё… – цежу обречённо. – Заклинило…
– Я не специально, – оправдывается Костя.
– Да ты тут при чём? Видимо брак заводской. Пошли!
Выскочив из машины, я возвращаюсь в «Рыболов». Костик с видом нашкодившего дошколёнка следует за мной.
– Проблемы с вашей катушкой, – говорю продавщице.
– Ну, положим, уже не с нашей, а с вашей, – произносит она беспристрастно.
– Вот посмотрите, – я демонстрирую и на словах объясняю ей суть проблемы.
– И чего вы от меня хотите? – интересуется она.
– Хочу, чтобы вы её заменили, вот чек.
– Данный товар обмену не подлежит, – говорит продавщица всё так же беспристрастно.
– То есть как?
– А вот так, – звучит мне в ответ.
– Подождите! – вступает Константин. – Разве по закону вы не должны заменить некачественный товар? Тем более, что мы всего пятнадцать минут назад его приобрели!
– Ничего такого не знаю, – пожимает плечами продавщица.
Лицо Костика краснеет, как помидор, скулы вздуваются.
– Зато я знаю! – рявкает он. – Вы обязаны заменить!
– Ну, дайте посмотрю, что там у вас, – продавщица по-прежнему невозмутима. И эта невозмутимость, я бы сказал, непрошибаемость, не только удивляет, но и пугает. Чувствуется в ней уверенность: всё равно ничего вы от меня не добьетесь, хоть плачьте, хоть кричите, да хоть загавкайте.
Она берет катушку, рассматривая, крутит в руках. Попытавшись провернуть ручку, выносит вердикт:
– Вы нарушили правила эксплуатации!
Он вводит меня в ступор.
– Товар испортили, а теперь ещё и поменять хотите, – добавляет она ледяным тоном. – Много вас таких… Поразвелось жулья.
Я сглатываю подкативший к горлу колючий комок, говорю хрипло.
– Вы в своём уме?
– Я-то в своём… – звучит ответ.
– Что я мог нарушить? Все делал, как положено – не первый год такими вещами пользуюсь…
– В общем так! – заявляет продавщица. – Со своими претензиями можете идти в общество по защите прав потребителя. Там вашу катушку направят на экспертизу. Вы её оплатите, и она установит, в чём дело. Если вы не виноваты, катушку я вам заменю.