Смогу ли я спасти город? Его инфраструктура полностью уничтожена, но благодаря ей ли веками он рос?
Я не помню, как я вышел из города…
Тысячи бедствующих и разрушенный город. Эмоциональная пропасть города? Что творится у меня в голове и как этим вообще управлять?
Интересно, который сейчас час?
Глава 17
Экзюпери заблуждается?
– Готов?
– Готов.
– Прежде чем мы двинемся дальше, более тщательно проанализируй встроенные в систему элементы и обрати внимание на границы системы, так как нам предстоит выйти из одной и войти в другую.
– Межпространство является здесь третьей границей?
– И да и нет. Граница системы, из которой ты трансгрессируешь, и граница системы, в которую ты трансгрессируешь, являются не только границами системы. Они формируют и упорядочивают систему внутри и защищают ее от внесистемного межпространства.
– То есть человек… простите, система, ушедшая каким-то образом из своих собственных границ, может погибнуть, если у нее нет представления о том, как проникнуть через границу другой системы?
– Да, граница не томит своего обитателя в неволе, она спасает от межпространственного. Выйти за границу проще, чем проникнуть в нее; возможность вернуться в прежние границы отсутствует.
– Как возникают эти границы?
– Граница системы возникает, когда протекающие процессы начинают взаимодействовать друг с другом и отделять себя от внешнего мира.
– Как можно увидеть и преодолеть границу?
– Чтобы увидеть границу и преодолеть ее, система, сложенная из процессов, продолжает свои операции по отделению себя от внешнего мира, например, живет или коммуницирует; система наблюдает сама за собой, формируя способность отличить себя от того, что она наблюдает.
– Unresolvable indeterminacy?
– Да, далее в системе начинаются трансформации, которые затрагивают соответственно и ее границы, – в этом моменте мы и осуществляем трансгрессию.
– Это как?
– Мы образуем в системе два устойчивых положения, два состояния равновесия, генерируя в системе ее собственное время, которым мы теперь можем распоряжаться самостоятельно, распределяя очередность ее процессов. Система расходует это время и формирует все процессы таким образом, что к ним присоединяются и другие процессы, – начинается момент ожидания.
– Как я жду нового сезона любимого сериала?
– Ага, система работает в этот момент на основе предположения, что ее собственные процессы будут продолжены…
– Система имеет воображение? Ведь она же просто воображает себе!
– Это действительно так, поэтому мы стираем в восприятии системы различие между системой, какая она есть сама по себе, и системой, которая наблюдается самой системой.
– А как я смогу стереть в своем собственном восприятии это различие?
– Не спеши, все по порядку. Давай поговорим про границы, – это важно для нашего продукта.
– Окей! Ну, значит, происходит такой процесс, который ты описал, но чем он полезен нам?
– Мы имеем возможность заняться корректированием этой реальности.
– Мы сможем сделать что угодно? Внедрить в систему любые заблуждения?
– В этом и заключается наша с тобой ответственность.
– С чем мы столкнемся, именно как системы, беря такую ответственность?
– Нам предстоит самоподозрение и осознание, что мы руководствуемся латентными интересами и мотивами. В процессе мы не сможем узнавать мир таким, каким он для нас является и каким мы его наблюдаем. Когда я говорил, что мы переходим границы, я был не совсем точен, хотя отчасти это тоже так. Посредством нас границы двух пространств сливаются в нас. Мы станем коридором между двумя пространствами.
– Как же другие будут шагать через нас?
– Для этого на первом этапе запасись воображением или творческими побуждениями, которые хоть и будут зависеть от состояния твоей и моей системы, однако мы не сможем этим полноценно управлять. Состояние наших систем будет находиться в форме раздражения, изумления, новости, осуществляя постоянный переход от коммуникации к коммуникации, причем процессы, которые будут протекать в нас, не способны прояснить переход системы из одного пространства в другое. Мы встанем на автопилот, оставаясь недосягаемыми сами для себя, осуществляя процесс трансгрессии посредством собственных процессов, а затем последует переработка результатов этих процессов в информацию, которая передастся путешествующим через нас и нам самим.
– Ты же почти описал биологическое рождение ребенка.
– Да, ты прав. Эти процессы очень похожи друг на друга, их вообще не так много.
– Именно поэтому реальность моей системы всегда остается результатом собственных процессов, моей собственной конструкцией? Мы будем трансгрессировать людей вопреки замкнутости протекающих в нас и в них процессов? Но с помощью чего?
– С помощью тем коммуникации.
– Как это?
– Темы – необходимые условия коммуникации. Они воспроизводят в системах и подсистемах увиденное, услышанное, прочувствованное человеком.
– Объективно воспроизводят?
– С возможными изменениями.
– Например?
– Влияние времени, состояния памяти, эмоциональное расположение в момент первичного восприятия информации и других психологических и физических факторов, способных исказить поступающую в систему информацию.
– Эмоциональное расположение? Психологические факторы? Это же система! О чем ты?
– Речь идет о внутренних структурах, формирующихся в протекающих процессах системы.
– Темы создают опосредованное отражение протекающих процессов системы, о которых мы говорили ранее?
– И организуют память системы, соединяя все возможные коммуникации системы в комплекс взаимодействующих друг с другом элементов таким образом, что в той коммуникации, которая происходит, можно понять, остается тема прежней или меняется.
– Непрерывное согласование!
– Скажем, кибернетический сепсис не является собственным продуктом массмедиа.
– Они лишь подхватывают её, рассматривают под каким-то определенным углом?
– Подвергают определенному тематическому развитию, которое не может быть объяснено на основе результатов медицинских исследований и коммуникаций между врачами и пациентами. Публичная повторяемость обсуждения темы, предпосылки предварительного знания и потребности в дальнейшей информации.
– Эта публичная повторяемость делает возможным обратное воздействие на коммуникации во внешнем мире массмедиа, например на медицинские исследования или на планирование фармацевтической индустрии, которая в результате политически организованных, обязательных медицинских обследований может достигать миллиардных оборотов?
– Да, поэтому темы служат для структурного соединения систем друг с другом. Они настолько эластичны, что одна система посредством своих тематик может проникнуть во все другие системы, в то время как другие системы могут воспроизводить свои темы. Успех одной системы в рамках всех систем основывается на достижении ими внедрения ее тематик.
– Такие темы сохраняют независимость от других тем?
– Als bekannt bekannt. Отчасти это напоминает функционирование такого явления в этом пространстве, как деньги, основанного на гарантировании их принятия, хотя индивидуальные цели их использования остаются открытыми. От темы к теме…
– От цены к цене – варьируется спектр открытости индивидуальных расхождений или предпочтений.
– Именно. Темы показывают нам, что нет взаимоисключающих отношений между согласием и конфликтом или конформизмом и индивидуальностью. И их нет нигде, даже между пространствами.
– Все связано! Почему одна тема развивается, а другая нет? Почему тема войны – на первой полосе, а тема любви – в старых запыленных книжках?
– Вопрос интенсивности. Als bekannt bekannt.
– Известный как известный? Чем известнее тема, тем интенсивнее она проявляется? Но кто отвечает за интенсивность?
– Я и ты.
– Здесь я с тобой не согласен. Разве я кручу по новостям эти репортажи? Разве я беру эти интервью с вояками? Я бы вообще уволил всех этих контент-мейкеров. Я всегда был против войны и тем более против форсирования этого в массмедиа, я даже подписался в интернете на сообщество «Скажи нет войне», и вообще…
Речь говорящего резко прервалась. Взгляд обратился к глазам собеседника, стоящего напротив. Тот кивнул и аккуратно ответил:
– Темы необходимо реинтенсивить и менять, иначе нам некого будет трансгрессировать в новое пространство. А мы с тобой как те, кто планирует это как свое дело, не можем допустить подобные риски для нашего продукта.
– Что делать?
– Найти место для реализации нашей главной компетентности – способности видеть и отделять темы, управляя интенсивностью.
– Что это дает?
– Свободу в игнорировании информации.
– Мы предлагаем ложное или возможно ложное?
– Нет.
– Почему?
– В силу замкнутости системы – с помощью информации – система описывает себя. В результате этого процесса система самоконструируется, снова и снова обращаясь к собственному информационному состоянию, тем самым определяя свои информационные ценности.
– Жизнь здесь – игра, и мы понимаем, как играть, так почему мы не можем совершать манипуляции на благо нашему продукту, пространствам, системам? Мы будем отображать мир таким, каков он есть, и регистрировать изменения. Мы сможем приписать состояниям и операциям системы любые внешние причины, какие только захотим, зная, что для самих систем они останутся личными бесплодными мнениями, которые они будут считать за свои. И все это в наших интересах.
– Да, но системы так и останутся замкнутыми и обусловленными конкретной конструкцией, которую мы создадим.
– Понимаю, но разве мы не об этом мечтаем? В наших руках окажется все.
– Я точно не об этом, наша задача – распутать этот клубок, открыть закрытое и связать системы с системами, пространства с пространствами, системы с пространствами. За этим мы здесь.
Глава 18
Нет хороших или плохих ходов. Есть только хорошие или плохие сигары?
Амато прогуливался по небольшой пристройке, где было выделено место для курения. Чувствовал себя он отвратительно: выпитый с утра кофе вызвал чувство неутолимой жажды. Мандраж заставлял все его тело трястись и нервно покусывать верхнюю губу.
Он сел на лавку, сооруженную из подручных материалов местными курильщиками, достал из складчатого кармана кожаной куртки футляр, извлек оттуда сигару. Небрежно обрезав запечатанный кончик сигары, отыскал в том де кармане зажигалку, чиркнул пальцем и задымил. Амато вытащил из переднего кармана вельветовых брюк телефон, тот клацнул экраном об стол. Оглядев телефон на наличие свежей трещины и не обнаружив ее, Амато набрал номер Ноэлии, который знал наизусть.
– Ciao!
– Salve papa!
Амато какое-то время молчал в трубку, не зная, с чего начать разговор. В голову не приходило совершенно ничего. Ничего не хотелось спрашивать и даже произносить, хотелось чего-то другого. Нужно было услышать голос дочки и увериться, что все хорошо.
– Как дела, Ноэль?
– Все хорошо.
– Деньги есть, на все хватает?
– Да.
– Почему не звонишь?
– Я занята.
– Ну ты звони хоть иногда.
– Зачем?
– Эм, ну… – Амато не знал, что ответить, и лучшее, что у него получилось выдать: – Ну просто я переживаю, давно тебя не слышал.
– Окей, мне надо идти, давай.
– Ага, давай, пока!
Разговор с дочкой вместо облегчения вызвал осадок и погрузил Амато в небольшой транс.
– О, господин Амато! Сигара требует очень бережного отношения. Курение сигары – самый настоящий ритуал! – кто-то шепнул ему прямо на ухо.
От неожиданности Амато выронил телефон из руки.
– Фух, испугали! – выдохнул Амато, глянув на сигару в руках.
Перед ним стоял один из работников исследовательского центра.
– О, так это же тосканская сигара!
– Правда? А я и не знал. Нравятся сигары разные, но про тосканские ничего и не знал.
– Я вижу, вы расстроены?
– Есть чуть-чуть.
– Что случилось?
– Да как-то с самого раннего утра не заладилось. Еще вулкан этот, пропади он пропадом. Да и дочь… Какой я отец, что не знаю, сколько ей лет… Все как-то не очень, господин… извините.
– Карлос! Я из исследовательского центра.
– Да, я вас видел. Знаю на лицо, а вот имени нет.
– Приятно познакомиться!
– И мне!
– Так вы переживаете из-за взаимоотношений с дочерью?
– Типа того.
– Удивительно, что та сигара, что вы держите в руках, тосканская сигара, появилась на свет довольно неожиданно.
Амато с недоверием посмотрел на сигару.
– Да? И как же?
Амато всегда нравились разговоры с незнакомыми людьми, особенно под бокал хорошего коньяка, но сейчас, в минуты отчаяния, этот эффект достигался и без алкоголя.
– Однажды итальянских табачников постигло настоящее бедствие: ливень загубил несколько бочек кентуккийского табака. Оставленный под открытым небом по недосмотру табак прокис и стал пахнуть аммиаком.
– Его выбросили?
– Что вы, табак был слишком ценным грузом, чтобы отправлять его на помойку.
– Это любопытно!
Амато вновь посмотрел на свою сигару.
– Форма этой сигары доставляет немало хлопот ее производителям. Пока табак влажный, форма у сигары одна, но, когда он подсохнет, она обязательно изменится. Даже после всех замеров и контрольных проверок готовые сигары чем-то отличаются друг от друга, поэтому каждая тосканская сигара всегда остается в своем роде личностью.
– И правда!
Амато всегда удивлялся тому, что каждая из этих сигар имела какой-то свой особый рельеф.
– Так вот. Это было в конце восемнадцатого века, когда кентуккийский табак еще не выращивали в Италии, а завозили из Северной Америки и делали из него сигареты и нюхательный табак. До этого случая никому и в голову не приходило делать из кентуккийского табака сигары, а тем более из прокисшего. Тосканцы были первыми. Они рискнули и пустили подпорченное дождем сырье в производство.
– Так и родилась сигара с начинкой из прокисшего табака?
– Да! Из соображений экономии сигару сделали без связующего листа, только с покровным. Вкус новой сигары курильщикам понравился, она стала пользоваться популярностью.
Примечания
1
Spacca – раскол, Napoli – Неаполь (ит.).