Аптекарь скрылся за дверью, ведущей в подвал аптеки. Когда он вернулся, то не застал Нелли. Он повёл плечами: «Как не прилично: уйти, не попрощавшись. Ох, уж это новое поколение! Что ж, у молодых голова долго не болит – видимо, отпустило. Однако, когда она станет моей женой, всё изменится. Я заставлю её полюбить себя. Да, я завладею сердцем Нелли».
Вдовец вернулся к чтению книги, привезённых Йоханом Бресслером. Этот брат по вере из немецкого городка Зиттау был уникальной личностью: разбирался в медицине, биологии и механике. Более того, брат Йохан увлекался мистическими опытами, записывая в блокнот размышления собственным шифром. Он даже умудрился сделать самоходную машину, которой поражал на площадях городов Германии. Как это ему удалось, никто не мог уяснить! И ещё этот уникальный умелец делал кукол, которые заставляли соотечественников креститься: они двигались, смеялись, пели на инструментах, как живые. И Бресслера обвинили в колдовстве. Ему пришлось бежать в Лифляндию, где он принял веру гернгутеров. Теперь приехал по приглашению Вундерлихта в Сарпинское поселение.
***
– Спускайтесь вниз! – прибежал менеджер. – Всё готово к съёмкам.
Участники сеанса спустились по крутой каменной лестнице в подвал. Внизу довольно просторное помещение накрывалось сводчатым потолком из красного кирпича высотой около трёх метров, а, стены были сложено из грубо обработанного камня. Спустившиеся ощутили сырую прохладу, столь приятную после летнего зноя.
Посреди подвала стоял круглый стол со скатертью из чёрного шёлка с бахромой. Для антуража сверху подвесили хрустальную люстру с десятком стеариновых свечей.
За стол сели Демид, Татьяна Михайловна, Серёга и Павшук. Вкруг встали наизготовку трое телевизионщиков.
– Начали! – скомандовал руководитель телепроекта.
Наступила мрачная тишина. И тут произошло то, что уже не вызвало у Павшука сомнений, в действенности энергетики медиума. Тот пристально поглядел на стенные часы, и те… Остановились на цифре «12». Все пугливо переглянулись.
А Демид опустил веки и гипнотическим баритоном затянул:
– Поднимите ладони и чуть встряхните их. Сделайте три глубоких вдоха. Постарайтесь ни о чём не думать. Просто следите за моими действиями. Задавайте вопросы после получения предыдущего результата.
Доска Уиджи лежала перед медиумом. Это было старинное крупное устройство с набором букв и цифр, исполненные готическим шрифтом; на правом краю находился знак «плюс», соответствующий слову «да», слева – «минус», соответствующий слову «нет». Сверху магической доски покоилась стрелка с крупной дыркой, где могла быть видна одна буква или цифра. Стрелка была выполнена в виде «перста судьбы». «Как же мы получим ответы, коли здесь латиница?» – не мог понять Павшук, пока не сообразил, что придётся «переводить» эти буквы на кириллицу.
Присутствующие глубоко вздохнули и положили скрещенные ладони перед собой.
– Дух Нелли, приди к нам, – твёрдо произнёс в темноту Демид. Его лицо окаменело.
Все хором начали повторять:
– Дух Нелли, приди к нам. Дух Нелли, приди-приди к нам…
Ничего не происходило, и Татьяна Михайловна с облегчением вздохнула. Она единственная, кто пришла сюда против воли – начальство заставило.
В ту же секунду люстра над ними слегка дрогнула. У библиотекарши расширились зрачки. Все замерли.
– Это ты, Нелли? – произнёс медиум. Его глаза были полуприкрыты – он впал в транс. Ладонь с «перстом судьбы» начала несколько хаотичное движение по доске. Но нет: через некоторое время стрелка остановилась, и в кругляше появился «плюс». Владимир с Татьяной Михайловной ошарашенно переглянулись, Серёга перестал нахально улыбаться.
– Ты умерла сама? – спросил неуверенно Владимир.
Стрелка опять остановилась на «плюсе». Журналист решил выяснить всё до конца и спросил:
– Кто твой жених?
«Перст судьбы» немного повилял по доске, и одна за другой стали появляться буквы: Т… О… М… А… С.
– Странно, – прошептала библиотекарша. – Это имя нигде не указано.
– Где Томас? – спросил вновь Владимир.
Стрелка виляла довольно долго, пока Павшук, тут же записывая, чтобы не сбиться, не «перевёл»: «Он ушёл навсегда».
Татьяна Михайловна выдавила:
– По легенде она ищет другого жениха…
Тут нетерпеливо вмешался маршрутчик:
– Пусть ответит, золото при ней?
Стрелка почти сразу дала утвердительный ответ, и руководитель проекта довольно потирал ладошки. Зато Павшук был недоволен поведением Серёги. Но произнёс:
– Кто или что поможет найти золото?
Вновь возникло имя «Томас». Все непонимающе уставились друг на друга. Серёга решил ковать железо, пока горячо:
– Где он?
На доске Уиджи вывелось: «Это – ты…»
Серёга в ужасе откинулся на стуле. А Владимир подумал: «Будь, что будет!» и сказал:
– Кто или что держит тебя здесь?
На сей раз вообще было трудно понять слово на доске, пока не разомкнулись губы самого Демида:
– Вундерлихт.
– Что-о?.. – протянула библиотекарша, схватилась за сердце и начала оседать. Владимир подхватил женщину и крикнул:
– Воды!..
В то же мгновение на всех будто дохнуло невыносимым смрадом, пламя свечей едва не погасло. Зазвенели хрусталинки люстры, их огоньки забегали по стенам. Стрелка часов сдвинулась с цифры «12».
– Ничего себе… – сдавленным голосом произнёс оператор. Затем громко выкрикнул: – Камера перестала снимать!
Свет в подвале погас…
***
Ранним утром возле кирхи кучковались колонисты. Вот-вот перед трудовым днём пастор произнесёт очередную проповедь. Каждый раз он зачитывал очередную цитату из Библии, становившуюся источником размышлений для гернгутеров на целый день. Однако что сегодня он скажет, когда произошло уже второе неслыханное для их поселения событие? И более того, совершенно не угодное Господу.
Умерла дочь пивовара Краутвурста. И если бы девушка ушла к Богу так, как полагается! Для гернгутеров личную смерть совершенно не страшное событие – она для них великая радость: избавляешься от печальной юдоли, когда только работаешь и работаешь… Зато впереди открывались врата божьего царства, где – если ты истово молился – ожидает вечный рай.
Однако Нелли лишала себя того, что по определению принадлежало не ей, а Всевышнему: Он дал жизнь, и только Он вправе её забрать. А здесь настоящий – пусть отчаянно немой! – вызов всей общине. Да разве кто не знает, что самоубийство – прямая дорога в преисподнюю? Тяжкий грех уже неисправим.
Всё осложнялось тем, что Нелли стала уже вторым членом общины, совершившим неслыханный для гернгутеров поступок за столь короткий срок. Это бросало вызов устоям общины, порождало слухи: разве нельзя было как-то сговориться родным молодых, дабы предотвратить ужасные последствия? Впрочем, что такое любовь? Она приносит одни расходы, никак не доходы! Так что Томасу ещё нужно было бы потрудиться, прежде чем думать о семье.
Впрочем, поначалу казалось, что Нелли умерла естественной – хотя несколько подозрительной – смертью. Как поведала подругам и соседкам её мать – Линда, ещё накануне дочь была здорова, да зачем-то вчера перед обедом наведалась в аптеку Вундерлихта. Тогда мать истолковала это по-своему: под невинным предлогом Нелли хотела ещё раз взглянуть на почти состоявшегося жениха.
Вернулась девушка очень потерянная. После ужина ушла в свою комнатку, сославшись на неожиданную слабость. Потом мать услышала стоны. Она кинулась в комнату дочери и застала тут в сильных корчах. Бледная Нелли ничего не говорила, только плакала. Ей становилась всё хуже и хуже.
Девушка промучилась ночь, и к утру тихо испустила. Мать увидела на столике пустую синюю склянка, которой в их доме никогда раньше не было. И эта вещица вызвала в ней определённые подозрения. Линда тихо прошептала наедине: «Бедное моё дитя…».
Печальная весть, услышанная от торговки молоком, поразила Вундерлихта: «Как?! Нельзя же считать небольшую головную боль причиной смерти Нелли!». Его сердце против воли заныло.
Дитрих перебрал варианты случившегося. Интуиция подсказывала: трагедия напрямую связана с ним. Однако аптекарь отказывался верить собственным мыслям, выползавшим, словно змеи, из-под камней.
Он просидел до обеда в полумраке кабинета, находившейся за торговым залом аптеки и ждал, неизвестно чего. Будто специально, никто не приходил, что ещё больше настораживало. Его все забыли? Ожидание в неизвестности – самое страшное для человека. И Вундерлихт почему-то не решался идти в дом той, кто уже совсем скоро должна была стать его наречённой.
Аптекарь собрался, было, сходить к Бресслеру, чтобы развеять тоскливое состояние, как вдруг у двери зазвенел звонок. Дитрих выскочил из кабинета. На пороге высилась крупная фигура Краутвурста. Но он не поздоровался, как положено.
Приблизившись, отец Нелли молча поставил на столешницу маленькую склянку. Вундерлихт позеленел…
– Это твоё? – жёстко спросил Краутвурст.
– Да, брат Хайнрих… – еле слышно пролепетал Дитрих.
– Не смей больше меня так называть! – отрезал Краутвурст. – Объясни, как это оказалось у моей дочери?
– Не знаю! – прохрипел Вундерлихт. – Это зелье заказано русскими. Видимо, Нелли взяла его тайком, когда приходила просить снадобье.
Пивовар колебался. Он чувствовал, что аптекарь не лжёт. Но горе, переходящее в тихую ярость, сжигало его изнутри. Краутвурст застонал и схватился за грудь. Дитрих быстро обогнул стойку, подставил ему стул и подал воды.
– Моя единственная дочь, моя дочь… – повторял пивовар. Затем замолк, уткнувшись в пол. Через некоторое время промолвил: – Линда вообще не поднимается с кровати. Как нам теперь жить?..
Что мог ответить Вундерлихт, когда сам не знал, как поступить в столь непростом случае. И как с ним поступят члены общины? Разве он себе и Нелли желал такой ужасной судьбы?
Молчание превращалось в пытку.
Взгляд Краутвурста бесцельно бродил по стенам аптеки, натыкаясь то на чучело лисы, стоявшей на полке, то на парящего в последнем полёте скопца под потолком. Ведь Вундерлихт, помимо прочего, увлекался таксидермией.
В этот момент брат Хайнрих увидел зелёную ящерицу, навечно застывшую на аптечной стойке. Её стеклянные глаза сверкали даже в слабом отсвете. Губы пивовара помимо воли произнесли:
– Много бы дал, чтобы видеть дочь живой, чтобы она всегда оставалась рядом со своими стареющими родителями.
Эта фраза ошеломила Вундерлихта: «Вот! Вот тот случай, о котором я втайне иногда мечтал!» На днях Бресслер открыл Дитриху состав рецепта таинственного вещества, над которым тщетно бились умы сотен схоластов. И сейчас жестокая судьба подсказала ему невероятную возможность… Он как бы не веря самому себе, молвил:
– Поверьте, я сделаю так, что Нелли всегда будет рядом с вами.
Краутвурст посмотрел на аптекаря непонимающе. Потом до него стал доходить смысл сказанного. Он встал и кивком указал на ящерицу:
– Ты можешь сделать так, чтобы тлен никогда не коснулся моей дочери? Чтобы её глаза блестели, а щёки были всегда румяны?
Дитрих кивнул в знак согласия:
– Я обещаю вам. Она останется юной даже тогда, когда вас не будет.
Краутвурст встал, положил тяжёлую ладонь на плечо Вундерлихта:
– Нелли должна остаться невестой Христовой, как и принято для всех наших сестёр. Ты не представляешь, от какого греха освободил меня, сказав это. Правда, ты всё равно неисправимый грешник, который сгорит в адском пламени. Не зря ходят слухи, что читаешь крамольные книги и занимаешься магией. Многие замечали, что есть у тебя пристрастие к бесовским наукам! Забыл, что для нас главное не просвещение ума, сколько образование сердца! Ты воистину нахцерер5, который не следует заветам общины.
Внутри Дитриха всё похолодело, будто о нём узнали нечто, чего никто не должен был знать. Он попытался возразить, обходя прямое обращение:
– Я, между прочим, много сделал добра для колонии.
Пивовар грубо отмахнулся. Эмоции брали в нём вверх над разумом:
– Мне всё равно! Что̀ я скажу братьям по общине после случившегося с дочерью? И кому отныне нужно всё моё состояние? На Совете старейшин нам дали отрицательный ответ о погребении Нелли на общем кладбище из-за её опрометчивых шагов. Жизнь потеряла смысл для нас с супругой.
Хайнрих вновь вернулся к своей не до конца высказанной мысли:
– Я предоставлю тебе все возможные средства, чтобы получилось так, как надо. Но после уедешь из Сарепты навсегда. Родители Томаса тоже не хотят тебя видеть в общине.
Уже на выходе Краутвурст обернулся:
– Я наслышан, твой лифляндский собрат по тёмным делишкам дружен с механикой? Пусть он зайдёт ко мне. Возможно, подскажет, что надо сделать, чтобы никто и никогда уже не нарушил покой моей любимой доченьки?
– Хорошо, я поговорю с братом Йоханом, – снова согласился Вундерлихт. Аптекарю не оставалось ничего другого, как соглашаться во всём.
И две безумные идеи слились воедино.
***
– Как вы объясните случившееся? – спросил Демида Павшук.
Оба стояли на следующий день возле красного микроавтобуса, куда уже покидала вещи группа телевизионщиков. Руководитель телепроекта был недоволен инцидентом накануне и постоянно созванивался со столичным начальством.
Разумеется, были сняты мрачные интерьеры музея подробное интервью с Серёгой. Дополнительно даже порасспрашивали продавщицу из ларька на площади: она утверждала, дескать, по ночам тоже замечала призраков. Но запись спиритического сеанса – квинтэссенции проекта! – не получилась. И это был серьёзный промах для тележурналистов.
Павшука же сейчас, в сквере на площади Свободы, волновало иное. Июньское утро было солнечным, воробья весело чирикали, прыгая по веткам. И ничто не напоминало о недавнем кошмаре в подвале. Владимир уже практически договорился с редактором о новом материале про призраков – откуда они берутся, и реально ли с ними подружиться. Чем не забойная статья?
– Понимаете, это можно интерпретировать так… – важно протянул Демид. – Если исходить из теории метемпсихоза, существуют даймоны. Это те же души умерших, которые не могут найти нового пристанища – тела пока ещё не родившегося ребёнка. Возможно, у них есть определённый срок пребывания в нашем мире, после которого даймоны распадаются. И у меня есть одно нехорошее подозрение… Ваш Фыкин, видимо, не зря похож на возлюбленного Нелли. Не исключено, что душа-даймон Томаса вселилась в маршрутчика. И хочешь или нет, но Нелли доверяет лишь ему. Хотя, сдаётся мне, золотишко вряд ли легко вам дастся. Обычно за такие вещи платят высокую цену.
– Как привидения, духи воздействуют на материальный мир, коли они бесплотны? – журналист указал на окно: – Они же как бы за стеклом от нас.
– Ну-у, дух, душа – энергетический сгусток. Возможно, она иногда применяет сверхусилие, чтобы прорваться в наш, материальный мир – будто разбивает стекло.
– То есть даймоны – те же призраки, – стал рассуждать вслух Павшук. – Так почему же они, как прочие души по христианской версии, не отлетает после смерти к Богу?
– Интересный вопрос! А, собственно, что есть Бог в вашем понимании? Сейчас кое-кто выражается уже иначе: это – Ноосфера. Именно она вбирает в себя все души, становясь огромной мировой «душой». Ведь не зря по тому же Сократу даймон ещё является синонимом совести, феномена, который объединяет всех людей. Правда, христианские апологеты превратили даймона уже в демона – злобного духа. Однако, иногда душа – или называйте её, как хотите – задерживается на Земле, становясь призраком. Причина в том, что душа не может освободиться от некоего «кокона», воспринимаемого ей как материальное тело. Если душа не растворяется в общем энерго-информационном пространстве, это причиняет ей определённую боль – она «мается», как говорили в старину.