Владимир увидел здоровенный синяк на лодыжке. Фыкин пояснил:
– Осколком всё-таки задело. А собачник с болонкой недалеко заорал, что видел человека на крыше – тот и кинул кирпич. Вот, лечусь лекарством от всех болезней.
– Кирпич на голову – это, конечно, круто, – поддакнул Павшук. – Но кто ж в тебя его может метнуть? Не призрак же! Сам говорил, Нелли к тебе не равнодушна.
И слегка подначил:
– Вдруг она к тебе не равнодушна? Любовь с привидениями – это вам не фунт лиха!
Серёга недовольно поморщился:
– Чёрт его знает, кто там на крышу залез. Никто не успел рассмотреть. Надеюсь, это в голову взбрело не Нелли. Правда, нутром чувствую, не к добру такие страсти-мордасти.
Фыкин нагнулся и достал из-под стола вторую, нераспечатанную бутылку водки. Грустно вздохнул:
– Что? Дёрнем на двоих?
Журналист поначалу отрицательно помотал головой:
– Не хочу. Хотя…
Пошутил:
– Если только позовёшь Нелли быть третьей за компанию. Сдаётся мне, не зря она нашла тебя. Возможно, в тебе вправду вселилась душа её жениха?
Владимир всё пытался уяснить для себя, кому нужна смерть Фыкина?
Серёга молчком порезал сало и хлеб. Почесав пальцем за ухом, вздохнул:
– Знаешь, как ты рассказал ту дурацкую легенду, взгрустнулось мне что-то. Мается, понимаешь ли, девчонка-то теперь по углам. Неужели не могли по-человечески похоронить? Чего-то не просекаю. И, вообще, как и зачем она покончила с собой, что у них там стряслось? Презанятная история! Сны глупые снятся – никакой Фрейд не расколет. Будто за мной какой-то старикан с всклокоченной башкой гоняется по лабиринтам. И у меня впечатление, что нет конца в этой истории. Такого, знаешь ли, гм… Окончательного.
– Сдаётся мне, – поддержал беседу Павшук, – дело, как всегда, в любви. Сам подумай, любишь одного, а выходить замуж приходится за другого. Ей какой-нибудь урод попадётся, ему – старуха. Кому это понравится? Какие же они христиане, коли Иисус завещал всем вечную любовь, а не полную безнадёгу.
Однако, уговоры, длившиеся более двух часов, на Фыкина по-прежнему не действовали. Как и совместное распитие за дружбу и взаимное уважение. Не вдохновляли Серёгу посулы о сокровищах, мерцающих где-то в подвалах.
Раздосадованный журналист встал, уже вознамерившись вызвать такси, как хлопнула форточка. Он поднял глаза и оцепенел: сквозь морозные узоры различалось девичье лицо. Оно было бы очень красиво, если бы не отливало потусторонней синевой. «Полный бред! От «ерша» подобные глюки? – завертелся калейдоскоп мыслей в голове журналиста. – По-моему, я сейчас трезвее, чем в нормальном состоянии. Хотя парящих, как у Шагала, девушек ещё не видал!».
Осоловевший Серёга, проследив за взглядом Павшука, вмиг притих. Ещё немного, и он полезет под стол.
На заснеженном стекле стали проступать слова: «Идите за мной…» Затем лицо призрака растворилось в снежных завихрениях.
Пытаясь совладать с ознобом, Павшук произнёс:
– Так ты хочешь узнать конец истории?
Фыкин тупо молчал, уставившись в окно.
Журналист чуть усмехнулся:
– Возможно, никогда больше работать не будешь.
Последний аргумент теперь уже сработал – Фыкин, наконец, утвердительно мотнул головой. И высказал уже дельную мысль:
– Я, кажется, слышал, как она несколько раз произнесла: «Лучка». Так это аж в пятнадцати километрах от Волженска! Я в таком состоянии не поеду – ещё менты тормознут.
– Точно, – подтвердил Павшук. – Я тоже, вроде бы, услышал это название. Но какое отношение этот райцентр имеет к немецкой колонии? Не пойму. Хотя рискнём ради такого случая? Давай выйдем на улицу и посмотрим, что дальше будет.
Они живо накинули одежонку и выскочили в подъезд.
Глубокая ночь полностью завладела городом, и всё вокруг слегка припорошило. Оба осмотрелись. Серёга указал на фонарный столб невдалеке – там колыхалась в тусклом свете тень Нелли. Она определённо указывала рукой, куда ехать… Потом исчезла.
Оба сели в «девятку» и тронулись на выезд из города. Миновали два моста, затем стелу, определявшую границу Волженска. Павшук ехал, как загипнотизированный. Чуть впереди вновь мелькнула тень призрака. Она проносилась внезапно, молча указывая рукой вперёд и опять неуловимо исчезала.
Журналист бросил взгляд в зеркало: ему показалось, что за ними увязалась какая-то иномарка. Она тянулась в метрах ста от них и никак не отставала. Это насторожило Владимира: «Неужели за нами могут следить? Брось ты! Уже мания преследования из-за этих стрессов». Он решил пока не напрягать Фыкина своими подозрениями. Не то ещё Серёга передумает, и тогда весь план журналиста сорвётся.
На Каспийской трассе машина стала нагонять их, и Павшук напрягся: «Что-то не то. Или я просто перепил?». Вот она обошла их, и журналист заметил сзади шильдик «Мерседеса». Боковые окна были затонированы. «Мерин» прибавил скорости, и постепенно его огни начали растворяться в ночи.
«Показалось, – уже отстранённо подумал Павшук. – Боялся на камеру нарваться, а теперь рванул. И не боится же лететь в такой гололёд!».
Впереди был третий железнодорожный мост, и машина скрылась за его горбом.
Той порой Фыкин в блаженстве размечтался:
– А чё? Вдруг нам призрак покажет, где клад? Скоро Новый год. Накуплю водяры, приглашу друзей, девчонок. Такой шанс гульнуть раз в жизни даётся. Ты обратил внимание: она стояла под фонарём, а следов нет! И, кстати, я заметил, что днём её вижу только я. Остальные-то лишь ночью призраков видят! Или не все? Крепко же меня треснуло по башке тогда…
Впереди показался пост ГИБДД, но инспекторов не было видно. Владимир вздохнул с облегчением. Он повернул за постом налево, поехал по дороге к Лучке. Призрака нигде не показывался.
– Поедем по кругу, – прошептал Павшук. – Где-нибудь объявится.
Они объехали сонный райцентр. Это было сравнительно небольшое поселение. Внезапно тень Нелли материализовалась совсем рядом и указала на одно из двух зданий – то, что поменьше. Оба дома стояли на отшибе у Волги, и представляли собой одноэтажные строения в старинном русском стиле.
Они вылезли из машины, стали оглядываться. Журналист подошёл поближе к тому зданию, что выглядело побольше и поприличнее, прочёл вывеску:
– Районный краеведческий музей.
Повернулся к Серёге, озиравшемуся в темноте:
– Я понимаю, что не это здание она хочет показать нам, а вон то…
Второе здание было явно хозяйственного типа, оно вряд ли было даже подключено к сигнализации.
Владимир вручил Фыкину ломик из багажника, а сам заходил туда-сюда. Тем временем Серёга принялся живо отламывать амбарный замок на двустворчатой двери. Это заняло всего пять минут. Как-никак ночные авантюристы хотели как можно быстрее заполучить за свои страхи положенные богатства, и поскорее убраться подальше.
Дверь распахнулась, на них дохнуло могильным холодом. Павшук пошарил рукой по стенке, щёлкнул выключателем. Загорелась тусклая лампочка. Кроме разбитых ящиков и ржавого «Москвича» ничего не было. В торце виднелся проём каменной лестницы в подвал.
Владимир двинулся первым, освещая путь фонариком.
Когда они сошли вниз, Владимир всё понял. Это был подвал со сводчатым потолком и стенами из дикого камня – именно так строили гернгутеры. Скорее всего, некий купец из Лучки пригласил немецких каменщиков сделать такой же подвал, как у них. Обследовав помещение, Павшук заметил: в одном углу стена явно разбиралась уже после возведения. Постучал по камням: «Эге, да за стеной пустота!».
– Ковырни-ка тут ломиком, – указал он Серёге.
Тот стал долбить, и глухие удары заставляли немного нервничать Павшука.
Наконец, они отвалили первый здоровенный камень. Из тьмы потянуло сквозняком. Журналист осветил подземный тоннель. Сглотнул пересохшим горлом и прохрипел:
– Она там…
Всего в пяти метрах стоял стол с закрытым саркофагом. Рядом притаился тёмным пятном кованый сундук. Тут же стоял высокий подсвечник и аналой с толстой чёрной книгой. Стены комнаты были отделаны деревом, которое изрядно потемнело и сгнило. Из щели в саркофаге свисала кружевная фата седого цвета, на полу лежал маленький ридикюль с серебряной застёжкой.
– Что-то мне расхотелось туда лезть, – пробормотал Фыкин.
– Кто же на полпути останавливается? – возразил Павшук. Хотя в его голосе не чувствовалась уверенности. Предложил: – Давай расширим вход.
Они провозились ещё минут двадцать. Теперь было хорошо виден ход в рост человека. На минуту Павшук и Фыкин приостановились, прежде чем сделать шаг туда.
Внезапно их пригвоздил к месту свирепый мужской голос:
– Не двигайтесь! Отойдите к стене.
У лестницы темень скрадывала чью-то фигуру. В руке у человека поблескивал пистолет.
«Влипли… – мелькнуло у журналиста. – И это – не полиция. Не известно, лучше это или хуже».
Парочка подчинились приказу, и на свет шагнула рослая фигура. Это был архивариус. Только теперь Владимира осенило: «Он же похож, как две капли воды, на Вундерлихта, которого видел на старинной гравюре. Но как может этот человек соотносится с аптекарем, жившем двести лет назад?!»
Удовлетворённый реакцией журналиста, Вундерлихт зловеще усмехнулся:
– Изумляет мой возраст? Да, перед вами тот, который изобрёл эликсир бессмертия.
– Не может быть… – прошептал поражённый Павшук. Он вспомнил сцену с Татьяной Михайловной: «Представляю её состояние, когда она заподозрила, что…».
– Ёлки-моталки! – воскликнул возмущённый Фыкин. – Так это вы хотели меня пришибить кирпичом?!
Вундерлихт захохотал и произнёс:
– Чуть ошибочка не вышла – я же не знал, что Нелли хочет тебе отдать сокровища. Ну, хотя золото не самое главное для меня, оно и мне пригодится. Спасибо библиотекарше, рассказавшей о спиритическом сеансе. Что ж, теперь я полностью поведаю, как есть… Ведь иногда людям прямо перед смертью открывается истина, не правда ли? Хотя кому она нужна на смертном одре? Ты слышишь же нас, Нелли?! – закричал Дитрих. Фыкин с Павшуком вздрогнули.
Архивариус указал вглубь подземелья:
– Призрак Нелли скрывается в мумии – ведь ей не уйти в небеса, если в теле нет сердца. И за это она мстила мне. Зато я благодарен доктору Бресслеру за помощь в создании эктоплазмы. Жаль только, что Краутвурст отплатил нам чёрной неблагодарностью. Был брат Йохан, и нет его! И меня хотел убить.
– Так вы с помощью эктоплазмы… – начал догадываться Павшук.
– Совершенно верно! Мы накачали шприцом тело этим воистину волшебным веществом, и Нелли выглядит как живая, заснув вечным сном. Да, мне удалось невозможное: я соединил западную науку с восточной медициной. И по-настоящему овладел сердцем девушки, выделив из него самое эффективное средство для людей, их мечту – эликсир бессмертия.
«О, Боже! – воскликнул в душе Владимир. – Безумец воплотил невероятный кошмар алхимиков – делать снадобья из мумий».
А Фыкин язвительно прохрипел:
– Мумиё… Ё-моё.
– А сердце – вот оно, – Дитрих протянул левую руку с красным мешочком. – Оно тоже обработано эктоплазмой. Если его вложить в тело, то моя невеста оживёт. Правда, была проблема: любящий папаша скрыл последнее пристанище дочери от всех. Пришлось долго искать. Так что, искренне благодарен и вам, – добавил с сарказмом гений зла.
– У Нелли не было счастья, – осторожно заметил Павшук. – Зачем было заставлять её душу маяться?
– Нет! – осклабился сумасшедший аптекарь. – Она – моя невеста. Я оживлю её и увезу отсюда.
Немец больше не церемонился. Он приказал Фыкину под дулом пистолета связать Павшуку руки за спиной. Затем сам связал маршрутчика. Усадил обоих на пол. Уже перед входом в тёмный проём он повернулся:
– Итак, я дождался свидания с моей любимой. А с вами разберусь позже.
Шаги немца по дощатому полу звучали глухо, они удалялись. Внезапно раздался лязг металла и душераздирающий крик:
– Mein Gott!.. 6
Потом беспорядочная стрельба и – более слабые стоны:
– Donnerwetter7, а-а-а…
Владимир с Серёгой в ужасе переглянулись. Мёртвая тишина длилась, казалось, бесконечно. Павшук нарушил её, повернувшись к Фыкину:
– Можешь меня развязать?
– Попробую, – отозвался Серёга. – Я слабо завязывал.
Он подполз к журналисту – спина к спине, и стал орудовать пальцами.
Наконец, Павшук, освобождённый от пут, встал и растёр запястья. Внезапно Фыкин прошипел:
– Ти-и-хо! Слышите?
Владимир прислушался. До его слуха донеслись звуки разгорающегося огня. Он заругался:
– Проклятье! По-моему, из-за стрельбы там что-то воспламенилось. Горит сильно! Живо выбираемся.
– А ряжьё?! – завопил Фыкин. – Я не уйду отсюда без клада.
Он рванул в направлении склепа, и Павшук едва успел схватить его:
– С ума сошёл! Посмотри, что там творится!
На фоне кровавого зарева выделялся силуэт Вундерлихта, проткнутого железным рыцарем. Аптекарь словно жарился на вертеле в адском пламени.
Павшук указал на пол в проходе:
– Наступишь на ту широкую доску, будешь следующим…
Фыкин упорствовал:
– Я перескачу через неё! Лучше сдохнуть, чем не прихватить золотишко!
– Ты вообще ничего не добьёшься, если сдохнешь, – возразил Павшук, и этот аргумент заставил Серёгу отступить.
Змеиные языки пламени уже выхлёстывали из прохода. Войти внутрь склепа было бы самоубийством. Журналист со смешанными чувствами наблюдал, как огонь охватил уже стол и гроб с «коконом», где затаилось та суть, без коей человек всего лишь скопище молекул… Туда же смотрел Фыкин. Однако мозги Серёги были занята явно другой мыслью. Увы, мечта об обогащении сгорала на глазах.
Пора было убираться. Не исключено, скоро пожар заметят в посёлке.
Сотоварищи по несчастью торопливо выбрались наверх. Невдалеке чернел пустой «Мерседес».
Они подскочили к «девятке», уселись, бросили последний взгляд на горящее здание.
– Не понимаю, почему она не предупредила нас об архивариусе, – промолвил Фыкин. – Призрак хотел нас сгубить?
– Что не понятно? – возразил Павшук. – Твоя подружка всё знала наперёд.
Внезапно в одном из окон склада возник пылающий сгусток, похожий на шаровую молнию. Стекло с треском лопнуло, искрящийся сноп вырвался наружу. Ошеломлённые Владимир и Сергей услышали протяжный то ли на стон, то ли вой, растворявшийся в выси.
– Надеюсь, теперь души двух несчастных, наконец, соединятся на небесах, – прошептал Павшук.
ЗОВ С ТОГО СВЕТА
Апрельский день был прекрасен. Солнце ласкало природу нежными лучами, от которых пока ещё не было жарко. По голубому океану небес лениво плыли редкие облака. Деревья и кустарник уже принарядились в радующие глаз зелёные кружева. В воздухе витало состояние надежды и лёгкой радости от того, что впереди тебя ждёт что-то хорошее. Соответствующая погодка поселилась бы также в душе, если бы не досадное обстоятельство – дело происходило на кладбище.
Мы с приятельницей шли по неровной дорожке из глинозёма, поглядывая по сторонам. Оказались в здешних, отнюдь не очень весёлых местах по традиционной причине: наступила Пасха. Вообще-то, священники наложили чуть ли не епитимью на посещающих кладбища в церковный праздник: мол, навещать покойных надо в родительскую субботу. Но коли на Руси нравится поминать родных именно в светлую Пасху, тут сам Всевышний бессилен. Родительский день? Так на него ещё нахлынет люд, кто бы сомневался! По крайней мере, для меня был важнее сам факт почитания, чем всякие религиозные условности.
У Галины усопшие родители как раз лежали у центральной аллеи. Мои родственники, отошедшие в края далёкие, из коих нет возврата, находились по соседству. Подруга прибралась у своих пораньше. Подошла ко мне:
– Ты скоро, Юль?