С работы вечерами ждать.
Хочу с тобою просыпаться,
Тебе уютно улыбаться.
Здоровы мы – какое счастье!
Закончу я учебу скоро.
И все дороги в одночасье,
Коль друг для друга мы опора,
К семейной жизни приведут
И воедино все сведут:
У каждого своя работа,
Есть дом, в котором сможем жить.
Какая может быть забота?
Любимый, нам с тобой тужить?!
Не вижу никаких причин:
Твои тревоги все напрасны.
– Пойми, я не из тех мужчин,
Что иждивенчеству подвластны;
За счет кого-то чтобы жить,
О чем кого-либо просить.
При этом мило улыбаться,
Чтоб благодарным показаться.
И если я о чем-то сожалел
С тех пор, как познакомился с тобой,
(Давно тебе сказать хотел)
То лишь о том, что ты с другой,
Немного чуждой мне планеты.
И разные нам эполеты,
В преддверии той нашей встречи,
Судьба накинула на плечи.
Запомни, милая, вовеки:
Нужда и бедность в человеке
Способны гордость породить
Иль пресмыкательство взрастить;
Аль независимость и честь,
Аль раболепие и лесть.
Мне лишь немного повезло
Тем, что статистике назло
Я не с презренным большинством
Сродни по духу естеством.
Я лучше беден буду, каясь,
Чем дармоедством не гнушаясь,
Лелеять звонкие монеты,
И лицемерно пируэты
Пред кем-то изящно выполнять.
А ты должна меня понять.
Себе как это представляешь:
В чужом чтоб доме был мужчина
Хозяином своей семьи?
Хотела мысли ты мои?…
Ну что же, вот тебе они.
– Эгоистично поступаешь!
Эгоистично, Радамель!
И что взамен ты предлагаешь?
И какова слов твоих цель?! –
Сменив стремглав былую позу,
Присела рядом с ним Адель,
Учуяв незнакомую угрозу,
Невиданную их беспечности досель.
– Да, ты права.
Эгоистично.
Ты не ошиблась лишь едва,
Произнеся эти слова.
Скажу тебе гораздо больше;
Не год иль пять, а многим дольше,
Я на алтарь из принципов своих,
Лишь за покой незыблемости их,
Не одну сотню жертв принес,
Но им ущерба не нанес!
И если суждено быть вместе:
Признаюсь сразу я невесте,
Которая женой мне стать
Желает; И детей рожать
Хотелось ей бы от меня –
Со мной иначе жить нельзя.
Жилье снимать с тобой мы будем,
Не обитать в палатах тех.
Пусть будет путь тернист и труден,
Все ж верю: ждет в конце успех.
С терпением придется подружиться
И воедино крепко слиться.
Успех тогда лишь к нам придет,
Когда любовь сия найдет
Себе друзей весьма надежных;
Не однодневных и не ложных.
Вот уважение, к примеру;
Доверие, друг в друга веру.
Конечно, страсть, но только в меру!
Имеет подлую манеру
Она с годами пропадать,
Но все ж придется ее взять.
И твоему, к тому же, кавалеру
Известен маленький секрет:
Он знает, как создать ту атмосферу,
Страсть (при которой)
Не посмеет сказать: «Нет»,–
Уже немного улыбаясь,
Чтоб сгладить острые углы,
К Адель, смущая, обращаясь,
Тревог он сбросил кандалы,
В которых та доселе пребывала
И вдаль задумчиво взирала.
– Дурак…
– За что?
– Да просто так.
Не улыбайся!
– Ты улыбаешься сама!
Какие важные слова,
Ну, согласись, я произнес?
– Лишь жаль, что все это всерьез,
Не пожалев девичьих грез.
– Пойми, я должен был сказать,
Ну не в себе же мне держать.
И лучше все на берегу,
Иначе я тебе солгу.
У нас ведь в эти года два
Лишь уместились праздные слова.
Кино, прогулки и шары,
Воздушные да надувные.
Но это все лишь до поры –
Влюбленности дары шальные.
И чуть серьезный разговор
Им прозвучал как приговор.
– …
– Эй, не грусти.
Ну все. Прости.
– Да нет…
Возможно, правильно ты сделал,
Что это мне сейчас поведал.
А знаешь, все же верю я:
У нас счастливая семья
С тобою будет, Радамель.
Я рядом буду. Мне поверь!
Должно у нас все получиться;
Не будешь, знаю, ты мириться
С тем, что сейчас вокруг имеешь.
Иначе поступить не смеешь!
Свой ум, способности предав,
В себе имея этот нрав.
Ты знаешь, я тебе не льщу
И утешений не ищу.
Все это время, наблюдая,
Тебя совсем неплохо зная,
Я эти говорю слова.
– Надеюсь, ты, Адель, права…
А все ж не забывай, родная,
В каких краях мы обитаем.
Какие нынче нравы тут;
Какие качества здесь чтут.
Быть может, что из окон панорамных,
Сентиментально-идеальных,
Ты видишь праздную страну.
Вот только я… в другой живу,–
Решив, что лучшим тут ответом
Ее молчание лишь станет,
Адель, прервав его на этом,
В его объятья снова канет.
– Да, кстати, а родители о нас
Твои чего-нибудь да знают?
– Нет… Правда, думала подчас
Все рассказать. Не разрешают.
Вернее, говорят, что рано.
Я не пойму порой их, право.
Твердят, что нужно доучиться,
А отношения потом.
Я не привыкла так делиться
О чем- то сокровенном, о своем.
– Но в то же время свою дочь
Они бы лицезреть не прочь
До свадьбы непорочно-чистой
И целомудрием лучистой?
– Скорее, это их наказ.
Чтоб в сокровенный день и час
Предстала пред своим супругом
Я, не плененная недугом
Всех легкомысленных девиц,
Пополнив ряд тех единиц,
Сумевших честь свою сберечь,
Не смея ею пренебречь.
– Вот подлинный где эгоизм!
Не тот, меня чем притыкала.
Ведь этот миленький трюизм,
Ах, если бы ты только знала,
Противоречит естеству:
Постпубертанта торжеству! –
Тут Радамель (Себе лишь верен)
Прием, что временем проверен,
Бестактно снова применил –
Он факт иронией склонил.
При этом хитро улыбаясь,
Адель слегка смутить стараясь.
Она с довольством на устах,
С незримой робостью, в сердцах,
Ему чуть слышно прошептала:
«Какой вы остроумный парень…»
И мочку уха целовала.
– И этим уже элитарен! –
В ответ услышала она –
Любви счастливая раба.
– Наверно, мы несовременны
В том, что касается сего.
– Любимая, поверь, нетленны
Столпы величия того,
О чем с тобой мы говорим.
Ты вспомни, чем покончил Рим,
Взрастив в себе зерно разврата.
Садом, Гоморра и Эллада…
Уж мне ль тебе напомнить надо,
Явилась чем за это плата?
– Их Бог за это наказал?…
– Да нет, иначе б я сказал,
Не прикрываясь небесами:
Те наказали себя сами.
– …
– Все ж целомудрие и честь
В своей основе – мир и есть.
Мир, в коем нет срамных болезней,
Нет безотцовщины и блуда.
И этот мир куда полезней,
Но мы с тобою не оттуда;
Пока лежим, обняв друг друга:
Тебе не муж, мне не супруга,
Мы, в меньшей степени, но все же,
Своих страстей рабы ведь тоже.
Диагноз, верно, «утопист»
Над головой моей повис?
Всего лишь разума каприз…
Хронический я реалист.
Не праведник я, не святой.
Я вел себя всегда с тобой
Благоразумно потому,
Что ты, наперекор всему,
Сберечь сумела свою честь.
Я мог ли этим пренебречь?
И сколь кого бы не любил,
Поверь, себя бы не женил
На легкомыслием больных
Девиц прекрасных, но шальных.
– Принципиальность – ваше кредо?
А если бы случилось это,
И я, ошибку совершив,
Предстала б пред тобою, согрешив?
Не стала бы тебе женой?
Ты б жизнь свою связал с другой?
– Да. Не моргнув при этом глазом.
Отсею все вопросы разом,
Сказав тебе такую фразу:
Есть нюх у меня на блудниц.
Подобных видел сотню лиц
Я в общежитии прожив
Своей прекрасной Alma mater.
И аллергию там нажив,
Теперь имею сей фарватер.
Надежный и, казалось бы, простой –
Не быть плененным красотой
Непостоянной да нагой.
Жена должна дарить покой,
Сияя новою луной.
А красота – она ведь что?…
Увы, сезонное пальто,
Накинутое на нутро.
Недолговечное оно!
– Мне интересно так с тобой…
Ты знаешь, в среду я домой
К родителям в Самару еду.
Я с ними заведу беседу.
О нас. Ты прав, созрел тот разговор,
Что был отложен мною до сих пор.–
Еще с часочек полежав
Под кроной будничных идиллий,
Их над собою власть поправ,
Без героических усилий
Они покинули тот парк.
Ждал вечером ее Ремарк.
Его ждал Ильф, и ждал Петров,
Американских городов
(И в этом их заслуга)17,
Два несравненных друга.
X.
И я, признаться, был готов,
С мудреных высоты годов,
Укроеву вменить клише
За рай, что с милым в шалаше;
Идеалиста, моралиста,
Бессовестного эгоиста.
Что если б он любил ее,
То на уступки бы пошел.
Но жизнь их – дело не мое,
Однако ж, случай я нашел,
Знакомств своих лета́ архив
При этом вновь я расчехлив.
Был у меня один знакомый.
Он по натуре был ведомый
Желанием разбогатеть,
Местечко потеплей иметь.
Готов на все был соглашаться,
Ничем при этом не гнушаться,
Вот только б бедность, безызвестность
Сменить на солнечную местность.
Дипломов хоть и понабрал,
Умом особым не страдал.
И не найдя пути иного
Себя благами окружить,
Он дочь богатого портного
Решился в жены попросить.
У них в именье прописался
И перспективным слыть старался.
Подумаешь, не комильфо!
Зато и сытно, и тепло.
С тех пор все дни его угрюмы.
Он иждивенческие думы
Посеяв, получил итог:
Несчастен он и одинок.
Господь женой его унизил.
Себя он браком не возвысил;
Она его не уважала,
Безвестно где-то пропадала.
В костюмах пусть он и ходил,
Отрады в них не находил.
Трещал их брак, увы, по швам,
И вечерами по углам,
Бывало, что порой сидели
Да друг на друга не смотрели.
От жалости жила, отчасти,
Она с ним; В страхе от напасти
Лишиться вмиг того, что есть –
Он растоптал пред нею честь.
Свои ошибки признавал,
Послушным мужем ей он стал.
Та рядом сердцем с ним черствела.
Детей ли тем что не имела,
Влача ли с тряпкой свои дни,
Без почестей и без любви.
В утехах плотских с ним скучала,
Во всем ему всегда лгала,
И клятвы мнимые давала;
Давно бы от него ушла
На ее месте бы другая,
И тут я, лишь предполагая,
Могу сказать все ж отчего
Не разводила та его.
Парадоксальный сей конфуз,
Хранитель их семейных уз,
Имел свой маленький секрет:
Жила она с ним много лет,
По видимости, оттого,
Что заслужила лишь его.
XI.
Возможно, строго Радамеля
Не стоит с вами мне журить.
Весьма существенна потеря –
Мужчиною при женщине не быть.
Куда, быть может, дальновидней
Поступок сей, в конце концов.
Ведь что же может быть обидней,
Чем членство в обществе глупцов?
Ну что ж, пришла пора, читатель,
Неугомонный мой мечтатель,
Нам чуточку с тобой взгрустнуть;
И прежде чем продолжить путь,
Платочком шелковым и белым,
Движением слегка несмелым,
Главе сей третьей помахать.
Пора к четвертой приступать!
Глава
IV
.
Жениться нужно на сироте…
(к/ф «Берегись автомобиля»)
I
.
Жемчужина земного шара,
Ты, моя милая Самара!
Давай раскроем всем секрет:
Прелестен сколь в тебе рассвет?
Что волжский ветер – твой любовник
Да счастья твоего виновник!
В плену у нежного дурмана,
Итоги этого романа
Храня утробою своей:
Красивых, светлых ты людей
России испокон рожаешь!
Гостей радушно принимаешь.
В твои, проказница, просторы
Я по-мальчишески влюблен!
И в Жигулевские те горы –
Почетный гордый легион!
На набережной вечерами
Закат беспечно провожал.
И бесподобными ночами
По площадям большим гулял.
Я поцелуи твои помню!
Зефирно-ягодны они!
Себе во мне нашла ты ровню:
Под стать, ты знаешь, и мои!
Твои поющие фонтаны,
В «Струковском» красные тюльпаны
Я не посмею позабыть.
Их буду в памяти хранить!
Тебе я строки посвящаю
И этим долг свой возвращаю!
Ты в суете банальных дней,
Неповторимостью своей,
Коль мне любимой оказалась,
На сих страницах расписалась.
II
.
Вот сессию очередную,
Сверкающую, золотую
Адель, столь буднично закрыв,
Про обещанье не забыв,
В родительский самарский дом
В красивом платье голубом,
Порхая, радостно влетела.
Она соскучиться успела
По запаху родного дома,
Где все ей любо и знакомо.
По маминой губадие
И по отцовской седине.
Они дочуркою гордились.
С утра до вечера трудились,
Их дочь ни в чем чтоб не нуждалась
И в жизни реализовалась.
Весьма приличный капитал
Итогом всех трудов тех стал.
Про первый миллион молчим:
О «девяностых» говорим.
О мать-приватизация,
Тебя родная нация
Еще нескоро позабудет;
Кто ненавидит, кто целует!
Мы, должное воздав Гайдару,
Изучим чуть подробней пару.
Спешу я вам отца и мать,
Их нравы точно описать.
Не буду называть имен.
Лет двадцать пять они вдвоем.
Отец достаточно умен,
И лишь в стремлении своем
Еще и сына бы иметь,
Увы, не смог он преуспеть.
Ему в апреле пятьдесят
Года отпраздновать велят.
И головою он седой
Стал, планово прожив с женой.
Мужик – трудяга хоть и скряга,
А в чем-то даже бедолага.
Казалось бы, во всем везло,
Но вот идиллии назло,
Его моложе лет на пять,
Себе он умудрился взять
Женою властную мишарку.
Пошла ли жизнь его насмарку?
Ну тут, читатель, как сказать…
С тех пор сумел успешным стать,
И перестал он выпивать.
Умеют женщины ковать
Мужчин порой себе под стать.
Хоть дома и по струнке ходит,
Любовниц все же не заводит.
Главой семьи он был формально,
Но чувствовал себя нормально.
Бывало, мило вечерком
Он под надежным каблуком,
Обняв жену свою, довольный,
Подзабывал, что подневольный.
Но все ж не стоит нагнетать!
Он точно знал, на что менять
Бразды правления в семье,
Отдав всецело их жене.
Она ему не изменяла,
Стоически оберегала.
А ужин, как и завтрак, и обед:
Являлся вкусным много лет.
Был, правда, маленький нюанс
Сей нарушавший чуть баланс.
Особый блеск из глаз его
Исчез уже давным-давно.
Такое часто происходит,
Когда мужик по струнке ходит.
Она красавицей была
Ему с приданным отдана.
Ей было двадцать два едва,
В момент когда наречена
Была женой ему муллой,
Его став телом и душой.
Прошли года, но не дурна
И к сорока пяти она.
Да, может, прыть уже не та,
Но чахлостью не пленена.
И волосы, как ночь черны,
И правильны лица черты.
Миниатюрна да легка,
В червонном золоте рука.
III
.
В последний день свой гостевой
Адель за ужином покой,
Царивший долгие года,
Семейный вдруг оборвала.
Столовый отложив прибор,
С родителями разговор
Она о свадьбе завела
И сим взволнована была:
«Хочу я с вами поделиться
Тем, что на сердце у меня
Уже не первый год творится:
Живу я, искренне любя.
Любовью чистой, непорочной,
Которой пренебречь нельзя.
Счастливой стать я правомочной
Желаю браком для себя.
И ваше коль благословенье
Заслужит это откровенье,
Просить моей руки у вас
Любимый смеет в тот же час».
Средь неба ясного, как гром,
Родителей, сидящих за столом,
Врасплох застала эта новость,
Всю обнажив их неготовность
К подобным оборотам речи
Сим милым летним вечерком,
Не говоря уже о встрече
С им неизвестным женихом.
«Удивлены слегка мы с папой…
Так неожиданно все это.
Молчала. Не делилась с мамой.
И вдруг, приехав в гости летом:
«Не первый год», сказав при этом,
Ты делишься своим секретом.
Единственную нашу дочь
Счастливой видеть мы не прочь,
Но для спокойствия души,
Избранник кто твой, расскажи»,–
Все было интересно ей:
Каких тот человек кровей,
Какую жизнь жених ведет,
Работает где, где живет.
На все вопросы дав ответ,
Она внимала их совет:
«С замужеством не торопись.
Сначала, дочка, доучись.
А уж о детях и семье
Ты вправе говорить вполне,
Имея на руках диплом.
Вернемся к этому потом.
И этот разговор на том
Мы посему пока прервем»,–
Тем мамин строгий томный взор,
Не выносивший диссидентов,
Мечтам девичьим приговор
Без лишних вынес сантиментов.
IV
.
И в полночь уже перед сном
Адель все думала о том,
Как Радамелю рассказать,
Что им придется подождать;
Что брак пока их невозможен,
А тон родительский тревожен.
И в своей комнате укрывшись
Лоскутным пледом, чуть дыша,
Она, с печалью своей слившись,
Уж засыпала не спеша.
Вдруг дверь тихонечко открылась,
И мама к дочери явилась.
Она с ней рядышком легла
И очень нежно обняла.
– Грустишь?
Обиду на меня таишь?
– Нет, правда, мама, все в порядке…
– Я полежу с тобой в кроватке?
Как, помнишь, в детстве ты любила,
Когда к тебе я приходила
Про Винни Пуха почитать
И перед сном тебя обнять?
– Да…,– Адель, смутившись, прошептала
И мамочку поцеловала.
– Ну расскажи, красивы хоть
Твоей любви лицо и плоть?
Умен избранник твой, не глуп?
Внимателен с тобой, не груб?
– Мам, не смущай… Он симпатичен.
В общении со мной приличен.
Порой мне кажется, что он
Совсем не по годам умен.
Вот только, мама, не пойму
Категоричность та к чему,
С которой высказались против,
Вы планы нам слегка испортив.
– Мы ничего не запрещаем,
А лишь тебя уберегаем
От необдуманных решений,
Сиюминутных искушений.
Ты вспомни, как, окончив школу,
Устроила ты дома ссору,
Не пожелавши за границей