Адель - Итальев Дмитрий 4 стр.



На архитектора учиться,


А увлеченная столицей,


Ты вынудила нас мириться,


Адель, с истфаком МГУ!


Про мужа вовсе я молчу…


Риск ошибиться тут реален.


Итог, как правило, печален.


Подобных множество примеров:


Истраченных впустую нервов,


Приобретенных в браке бед


И прожитых бездарно лет,


История, поверь мне, знает.


К тому же, что меня пугает,


Так это положение его:


Он небогат, бесперспективен.


Я, не стремясь обидеть никого,


Пусть тон мой, может, негативен,


Предупредить ребенка своего


Обязана как мать, прости.


(Нет! Ничего не говори!)


Меня дослушай до конца.


К примеру своего отца


Внимательнее присмотрись.


Жизнь – не романтика, очнись!


Я тоже вот его любила


И от соперниц всех отбила.


Родителей ослушалась своих,


А им не нравился жених.


– Ведь ты же счастлива в итоге!


У вас есть деньги, дом, есть я.


– А знаешь, слез я по дороге


Сколь много выжила с себя,


Благам навстречу тем идя,


Мое наивное дитя?!


Сменять годами коммуналки,


Имея вид при этом жалкий.


Подвыпившего на себе


Тащить с работы в сентябре,


Мной выбранного мужа,


В промозглый день по лужам.


Ты знаешь, это каково:


Терпеть шальное баловство?


Себя при этом убеждать,


Что хочешь от него рожать.


Вот-вот что это все пройдет


И счастье с неба упадет.


В ночи себя я проклинала,


Когда любовь та умирала.


Я оправданий не искала!


Я свое счастье выгрызала!


Все то, что перечислено тобой,


Слепила твердою рукой.


V

.


Адель подобных откровений


От матери не ожидала.


Печали затхлых дуновений


Обителью она вмиг стала.


Немного та, конечно, знала,


Что испытания сначала,


К богатству и комфорту на пути,


Ее родители прошли.


Рассказы те, как назиданье,


Бывало, слышала она,


Но в это свежее признанье


Адель поверить не могла.


Совсем она еще мала


В лихие годы те была.


Отец ее угомонился,


Прозрев рождением дитя.


И от порока исцелился,


Поняв, что больше жить нельзя:


Семью, жену, себя губя.


И не теряя время зря,


Смекалку хитростью сплетя,


Он стал приятелем рубля.


VI

.


– К чему я разговор веду?


Иную, дочь моя, судьбу


Всего лишь для тебя хочу.


И чтобы на свою беду,


Как я когда-то, не страдала


Да слез моих тех не познала.


Любви плененная дурманом,


Боюсь я, как бы шарлатаном,


Адель, обманутой не стала.


Не сердцем чтобы выбирала


Себе супруга своего,


А чтобы разуму внимала.


Ведь улетучится легко


Любовь, которая сковала


Твой юный и наивный взор.


– Мам, это уже перебор!


– Отнюдь! Подумай: не бедна,


Собою вовсе не дурна.


В Москве своя квартира есть;


Наследница, если учесть,


Что нет у нас иных детей,


Всех сбережений и рублей,


Имеет что твоя семья.


Послушай, милая моя,


Весьма завидная невеста


Пред нами взору предстает.


И мысль моя, поверь, уместна,


Коль о корысти речь идет.


– Как можешь так ты рассуждать,


Не смея человека знать?!


Мой Радамель, поверь, другой!


Мы говорили с ним порой


Об этом, мама, в том числе.


И больше я скажу тебе:


Весьма он гордый в этом плане.


И пусть миллионов нет в кармане,


А все ж себе он цену знает.


Подобных мыслей не питает!


И в моем доме не желает


Он после нашей свадьбы жить.


И верит: сможем мы добыть,


Всех благ себе своим трудом.


Как смеешь ты судить о том,


Кто перспективен, а кто нет,


Не зная ничего о нем?!


По мне, услышала я бред!


– Ну коль желаешь знать ответ,


Тебя я быстро приземлю.


Так сколько говоришь там лет


Надежд герою твоему?


Ах, двадцать пять, совсем забыла!


Французского учитель языка…


Ты ничего не сочинила


В своих мечтах, Адель, слегка?!


Конечно же, наверняка


Сумеет он жилье купить.


Слезам поверит же Москва


И будет вам благоволить!


– Мам, прекрати!


– С какой же стати?!


Чтоб от реальности уйти?!


Тебе я помешала?! Хватит!


Не будь ты маленькой глупышкой!


С таким же глупеньким мальчишкой


Иллюзии объединив,


Уверовавшей в сказку! В миф!


Квартиру будете снимать?


Почем сегодня там жилье?


Зарплаты будет вам хватать?


В Москве дешевое житье?


«Хрущевку» на окраине столицы?


За МКАД? Покинете границы?


К нему ты в городишко собралась?


Ну коль любовь такая, я бы сорвалась!


В «однушке» со свекровью бы жила,


Детей плодила, счастлива была!


Комфорта хочется, а знаешь,


Как только первенца рожаешь?!


И после пары таких лет –


Твоей любви исчезнет след!


Свою шикарную квартиру


Ты будешь часто вспоминать.


Прости ты матери сатиру –


Посмела ль глупость я сказать?!


По прежней беззаботной жизни


Ты будешь, милая, скучать.


Гнать прочь от себя эти мысли,


Любви не смея докучать.


Нет, ну конечно, может быть,


Твой муж богатство обретет;


Сумеет золото добыть.


От онкологии спасет


Все человечество. Быть может,


Любовь твоя ему поможет!


И повезет – запатентует.


Везде законность ведь бушует;


Включила телевизор я вчера


И, знаешь, как-то быстро поняла:


У нас прекрасная страна


И идеальны в ней дела.


Здесь бизнес малый процветает,


И средний, вроде, бед не знает.


Не говоря уж про большой.


Ваш жизни век – век золотой! –


Глаза наполнились слезой


У девочки от этих слов.


Она от матери родной


Уроки жизненных основ


Пощечиною получала,


И что ответить ей не знала.


«Да, я жестоко поступаю!


Осознанно я проливаю


Из глаз твоих иллюзий бред


Воиспосение от бед!


Однажды мне спасибо скажешь,


А не упреками накажешь.


И коль он столь принципиален


И в самом деле опечален


Тем, что невеста не проста,


А положением сложна,


Союз неравный ваш его


Терзать с годами будет самого.


Мужчинам, независимым и гордым,


Амбициозным, убеждениями твердым


Стократ больнее лишь бывает,


Когда их неудача постигает.


Адель, поразмышляй серьезно


Над сказанными мной словами.


Поверь, пока еще не поздно


Не быть обманутой мечтами.


Ты ровню бы себе нашла…», –


На этом мать ее ушла.


В плену у беспокойной ночи


Дочь до рассвета свои очи


Уже сегодня не сомкнет,


А к вечеру ее вернет


В Москву зеленый самолет.


VII

.


И у меня ведь есть

невеста

!


Безумно рад я, если честно,


Что в ней покой свой нахожу

,


Когда в ее глаза гляжу.


Подобно шарму в бале венском,


Критерием являясь веским,


Они

,

как ночь, мерцая блеском,


Чаруют мою душу всплеском


Уютных чувств и теплых слов

.


Она

принцесса моих снов

!


И из бисквитного из теста


Сотворена моя невеста

;


В ней

двести

грамм любви,


Две ложки ласки,


Щепоточка тоски.


Не для огласки,


А между нами вам скажу

:


Своей находкой

дорожу.


У остальных: невесты и супруги,


Есть девушки и есть подруги.


Моя же

жемчуг, не девчонка

!


В ней непорочного ребенка


Таится свет и чистота.


Ах, как же ликом хороша!


У нее львиная осанка,


А красотой… Вавилонянка!


И в океане китчевых продукций,


Лишь тем, что глубоко нырял

,


Среди миллионов репродукций


Оригинал я отыскал.


Мы книжки разные читаем

.


Ей

«Гарри Поттер» детский близок –


Он возглавляет ее список.


А я дружу с Карамзиным


И актуальным

,

и земным.


Но, несмотря на е

е

детскость


И мою болдинскую резкость,


Объединяет нас одно

:


Друг друга любим вс

е

равно.


Она вкусняшками грозится

,


Посмею коль на ней

жениться.


Я лаской обещаю бить


Да

поцелуями ей мстить.


Люблю

Казань

, она

Берлин,


И только Лондон нас один,


Бывает, что роднит во вкусах

.


Не в минусах мы схожи, в плюсах.


Себя я часто ей читаю


И об одном сейчас мечтаю

:


Жемчужина чтоб, найденная мной,


Мне

поскорее

стала

бы женой.


Быть потому ли Радамеля,


Его стремленье разделяю.


Любви медовое похмелье


Законом Божием желаю


Облагородить и унять –


Вавилонянке мужем стать.


VIII

.


Дождь теплый летний шел в Москве,


Прекрасный спутник он тоске.


Адель вернулась в свой чертог,


Браня неутешительный итог


Самарского ночного разговора.


А на экране телефона


От Радамеля весточка была:


«Ты прилетела? Как дела?»


«Не получилось дозвониться», –


Адель спешила объясниться.


«Хочу тебя увидеть, я скучала», –


В ответ ему та написала.


«Приеду, хорошо. Я тоже


Тоскою по тебе обложен


Все эти дни со всех сторон», –


Адель в ответ напишет он.


Все подготовив к этой встрече:


Столь поздний ужин и себя;


Казалось, стало ей чуть легче.


И взгляд лучистей янтаря


Ее украсит, несомненно,


При виде пассии мгновенно.


Его с порога обняла


Зеленоглазая шатенка


И миловидно расцвела


Улыбкой красного оттенка.


Едой домашней угощая,


Особо краски не сгущая,


О разговоре, о былом,


Адель расскажет за столом.


Родители, мол, что не против,


Велят вот только подождать.


Им вечер правдой не испортив,


Решила голосу придать


Акцент, пропитанный надеждой.


Была учтива с ним и нежной.


На удивление в нюансы


Не стал он пристально вникать.


Не стал подсчитывать их шансы,


Не стал вопросы задавать.


«Раз надо, значит, подождем»,–


Лишь подытожит лаконично.


«Ведь важно то, что мы вдвоем»,–


Адель подметит прозаично.


– Сегодня ты слегка не схож


С собой обычным. Что случилось?


В какие-то ты думы вхож?


Мне с твоего прихода мнилось,


Что озабочен ты итогом


Моей поездки в отчий дом.


– Нет, дело тут совсем в ином,–


Ответ сопроводил он вздохом.


– Чуть приболела моя мама.


Она в признаниях упряма.


Соседка мне намедни позвонила


И обстановку доложила.


Да, в «сталинские времена»


Та органично бы вписалась.


В пароли, явки, имена


Она предательски влюблялась.


Нет, я, конечно же, шучу.


Соседка – давний мой союзник;


Моих лишь просьб невольный узник.


На выходных домой хочу


На пару дней я к маме съездить.


Не смею с этим боле медлить.


– А что случилось? Речь о чем?


Быть может, съездим к ней вдвоем?


– Не любит мать меня тревожить.


В укор я скрытность ставлю ей.


Лишь беспокойство мое множить


Тем удается ей сильней.


Мне говорит, что ерунда:


Не нужно ехать никуда.


Мол, иногда лишь голова,


Бывает, что болит едва.


Давление, быть может, возраст.


Неведома мне вся серьезность.


Я вопреки всем «не хочу»,


Все ж покажу ее врачу.


Чуть праздный повод подберем


И обязательно вдвоем


Поедем с ней тебя знакомить.


Ты только не забудь напомнить! –


Он, улыбнувшись, произнес


И этим в разговор привнес,


Соскучившихся друг по другу,


Беспечность – их любви подругу.


IX

.


«Не уходи сегодня, Радамель…


Прошу, пожалуйста, останься.


Я расстелю тебе постель.


Со мною утром лишь расстанься.


Не оставляй в объятьях ночи


Меня с тревогами одну.


Не нахожу я боле мочи


Быть в их томительном плену.


Целуя я твои запястья,


Тебе покорностью верна.


В моем покое соучастье,


Оставшись, ты прими сполна.


Как никогда близка теперь


Тебя судьбой своей назвать.


В нетленность слов моих уверь.


Ответь, так смею ль расстилать?…»


В глаза ее взглянув тернисто,


Рукой своею приласкал.


Он разуму самоубийство


Ее устами предлагал.


Касаясь пальцами столь властно


Губ ее робких трепет нежный,


Внимал покорность безучастно,


И взгляд ее ловил прилежный:


«Тебе я верю… Что ж, ступай.


Задерни шторы. Расстилай».


Любви капризом ли ведома,


Нежна в речах она, истома?


Или же внутренний протест,


Укору матери сей жест?


Увы, пытливый мой читатель,


Сердец я женских не знаток;


А волей Божьей лишь писатель,


Быть может, ты знавал в них толк?…



Глава V.




Только правда оскорбительна.


Наполеон I Бонапарт.



Отродясь такого не видали, и вот опять!


Виктор Черномырдин.



Ходил он от дома к дому,


Стучась у чужих дверей,


Со старым дубовым пандури,


С нехитрою песней своей.


А в песне его, а в песне –


Как солнечный блеск чиста,


Звучала великая правда,


Возвышенная мечта.


Сердца, превращенные в камень,


Заставить биться сумел,


У многих будил он разум,


Дремавший в глубокой тьме.


Но люди, забывшие Бога,


Хранящие в сердце тьму,


Полную чашу отравы


Преподнесли ему.


Сказали ему: «Проклятый,


Пей осуши до дна…


И песня твоя чужда нам,


И правда твоя не нужна!»


Сосо Джугашвили (Иосиф Сталин) 1895г.


I.


Определенным ему Богом,


Из небольшого городка


Был гражданин Укроев родом,


Столь неказистого слегка.


Зовется этот город «Э».


Подобных уйма по стране.


Особо он не выделялся,


Был невысок и неширок.


Великий в нем не обучался,


И гений не писал в нем строк.


Был, правда, в городе завод.


Старательно из года в год


Травил исправно он народ.


Который в большинстве за МРОТ:


Где попадя, там и трудился.


Чем попадя, тем и гордился.


Как попадя, так и живет,


Так по статистике и мрет.



II.


Мать сына в тридцать родила.


Он поздним, долгожданным был.


Родился третьего числа,


Вот только месяц я забыл.


Всю жизнь работала та в школе –


Учитель физики она.


И, так случилось, судеб волей,


Была в «афганца» влюблена.


Тот раненный с войны вернулся.


Он Родине свой долг отдал.


Потом лишь понял: обманулся,


Ей ничего не задолжал.


И где-то там под Кандагаром


Здоровье он оставил даром.


На первом курсе сын учился,


В то время овдовела мать.


С отцом его инфаркт случился,


И скорбь пришлось им испытать.


Хотел отчислиться, вернуться,


Да матери опорой стать.


Но планы те его сотрутся


От слезной просьбы продолжать


Учиться в университете,


На том же самом факультете.


Мать его яро заклинала,


Когда о планах тех узнала –


Чтоб пятиться назад не смел,


И в память об отце сумел


Достойным человеком стать,


Мужаясь, быть ему под стать.


С тех пор прошло немало лет;


Он, выполняя свой обет,


Мы знаем: трудится в столице,


И в ней самарскою девицей


Зеленоглазою любим,


Да волей Божией храним.



III.


Приехал он в обед субботы.


Не отрывая мать с работы,


Поехал прямиком домой:


Пятиэтажный и родной.


Войдя в квартиру, сладкий чуял


Он запах детства своего.


Неистово его смакуя,


Дышал все ж ровно и легко.


Все та же на стене картина,


Все та же башня за окном.


Извечна памяти доктрина –


Любить отеческий свой дом.


За стенами скандал обычный;


(Который уху столь привычный)


Соседка выпившего мужа


Ругает на чем свет стоит.


Бывает, правда, даже хуже:


Посуда бьется и звенит.


Они – веселенькая пара;


Соседку звали теть Тамара.


На рынке рыбой торговала,


И «щукой» называться стала


В округе местной краевой.


А муж – бывалый дальнобой.


С годами дядя Витя спился,


И вдохновенно матерился.


Был прост душой, все же, мужик.


Ходил он с прозвищем «Ярщи́к».


По паспорту был Ярщико́в,


Ценитель дивных бранных слов.


Он дворником работал при заводе,


Того, травил что всех усердно.


Дядь Витя при любой погоде


Там пропадал порой бесследно.


Дядь Витя – ярый патриот!


Бывало, заводской народ


Автобусами вывозили


В соседний город для числа.


Во благо Матушки просили


Встать вместе строем против Зла.


Дядь Витя в первых был рядах


С бравадой ярой на устах!


Он Родину свою спасал,


Вот только… от чего – не знал.


На митингах друзей встречал,


Да за Отчизну выпивал.


Когда же дядя Витя трезв –


Интеллигентен он и резв.


Был сын у них. В деревне жил.


И, говорят, что тоже пил.


К ним очень редко приезжал.


Так, раз в два года навещал.


Дядь Витя Радамеля с детства


По-доброму к чему-то приучал.


Он от такого вот соседства


Бесценный опыт получал;


Любил из уст его он байки.


Перебирал болты и гайки


У дяди Вити в гараже.


Ему то было по душе;


Чинил с ним жигуленок старый,


Секрет владения гитарой


Освоил с дядей «Ярщиком»,


С годами подзабыв потом.


Терпела мужа теть Тамара.


Шестой десяток разменяла.


Была ворчлива и тучна,


Как сталь дамасская прочна.


Та к Радамелю относилась,


Как к чаду. Словно своему.


За счастье мальчика молилась,


Желая славную судьбу.


Такое доброе соседство


Двух однокомнатных квартир,


Которое он помнил с детства,


Пятиэтажный дом ютил.



IV.


Встряхнув уставшие оковы,


Вернулась вскоре мать со школы.


В объятьях самой нежной встречи


Он поцелует ее плечи.


Вы знаете, чем пахнет мама?


Сей аромат – блаженства гамма:


Мать пахнет свежим мягким хлебом,


Порывистым над полем ветром.


Парным мать пахнет молоком,


Дождем весенним за окном.


Мать пахнет первою слезой,


Пролитой в схватке родовой.


Бессонными ночами пахнет,


Молитвой шепотом в устах.


Душа пусть матери не чахнет,


Не блекнет свет в ее глазах.


Я ноги матери целую!


Намеренно и невзначай.


И ни за что бы на другую


Не променял. Читатель, знай!


И в суете мирской и бренной


Ты об одном не забывай:


Делюсь я тайной сокровенной,


Что Мать – и есть земное «Рай».



V.


В родных стенах в вечерний час,


За ужином на этот раз,


Сын был пытлив, обеспокоен


И чуть воинственно настроен


По отношению к упрямству,

Назад Дальше