С этими словами Трупичкина оскорблённо вздёрнула выпуклый подбородок, пошла обратно в отделение, а коллеги с ФПК, пряча глаза, кинулись на выход, оставив растерянного Игоря Николаевича в полном недоумении, которое продолжалось минуты три. Никакой Марфы Феодосьевны он сроду не знал. То есть, возможно, среди его обожательниц-пациенток имеется некая Марфа Феодосьевна, которая забеременела неизвестно от кого, а теперь делает экивоки в его сторону в припадке платонического обожания. Только он здесь совершенно не при чём!
Игорь Николаевич хотел догнать Трупичкину, чтобы до конца с ней объясниться наедине, кто такая эта Марфа Феодосьевна, какие сплетни распускает, однако вовремя остановился. Нет, так добром дело не кончится. Вот, допустим, назовут ему, кто эта Марфа Феодосьевна есть и где живёт, и что дальше предпринять прикажете? Начнёт он кричать, что я не я и семья не моя? Самому поднять шум-гам? А она скажет – ты, сукин сын, меня обрюхатил! И докажи потом, что не был с ней в темнушке целых двадцать минут, когда в медицинской карточке отмечено посещение!
Заигрался, Игорь Николаевич с общественной любовью, ох и заигрался! А от любви до ненависти всего один шаг! И какая-то злобная особа тот самый шаг сделала! Теперь сплетня разнесётся по городу самого, что ни на есть грязного толка, только берегись! Да что сплетня, может и под суд подвести запросто с этой темнушкой и репутации навек лишить, работы, профессии! К женщине-матери наш советский суд всегда благоволит, что она скажет, то и правда, придётся на ней жениться! Вот история, а? Что делать? Как быть? Игорь Николаевич аж закрутился на одном месте, жутко захотелось бежать сломя голову неведомо куда, спасаясь от страшной опасности, но куда? Куда? Примчался в родную поликлинику, словно ища спасения в привычной среде обитания. Попытался в ней раствориться, спрятаться, вроде получилось. Фу! Слава богу! Здесь всё по-прежнему. Надолго ли? Скоро разнесут по городу. По-стариковски испытывая сердцебиение, будто от погони, вошел в свой кабинет, рухнул на стул.
Медсестра Катя подняла на него наивный взор.
– Что, уже закончилось ФПК?
– Да, – ответил, как можно равнодушнее. – Очередное повышение квалификации состоялось.
Она надписывала новые талончики на завтра. Эти глазные больные каждый день теряют несколько штук по причине плохого зрения, за неделю исчезают практически все талоны. Врач сидел и смотрел, как прилежно и красиво Катерина выводит его фамилию. Предложить выйти замуж? Попросить руку и сердце? Прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик? А ведь и согласится еще чего доброго. Но слишком молода, почти одного возраста с Трупичкиной. Ах, какая дрянь эта Трупичкина, при всех выговорила в глаза! Опять начнутся разговоры: на молодой женился! Болезненно поморщился, встал, вышел из кабинета. Нет, ему нужна настоящая жена, красивая, умная, ровня по возрасту, пусть чуточку моложе, такая как… Ольга Васильевна. С ней он почувствует себя с этой стороны полностью защищенным от всяких дурацких претензий. Как раньше. Глянул на часы и кинулся вниз по лестнице вприпрыжку. Вбежал в регистратуру, сразу к ней.
– Ольга Васильевна, вы ещё не сдали билеты в театр? Нас отпустили раньше времени…
Сказал громко, чтобы все слышали. Ольга Васильевна аж застеснялась, беспомощно поникла:
– Сдала.
Но сегодня Игоря Николаевича и это обстоятельство не смутило. Он взял её нежно под руку.
– А знаете, наверное, в кассе не всё продано, давайте сходим, развеемся?
И хотя Ольга Васильевна не была готова на данный момент к такому срочному походу в театр, без раздумий согласно кивнула. В её жизни произошёл долгожданный поворот. Какое поистине счастливое окончание рабочего дня при ужасающе траурном начале! А что пережила за прошлую бесконечную ночь – уму непостижимо: тысячу, миллион раз пожалела про эту глупость с билетами, и, казалось, всё кончено навсегда, трогательные нежные чувства её безвозвратно сгорели, обратившись в сухой хладный пепел стыда перед сотрудницами и самой собой. Зато сейчас вдруг настало неожиданное светлое пробуждение!
Как чудесна бывает жизнь человеческая… Ровно бы ни с чего, раз!!! – и осияет всё кругом… и день сияет… и два, а иногда целых три дня подряд.
Она подарила Игорю Николаевичу влюбленный взгляд уже никого не стесняясь, именно тот самый, особенный, от которого у нормального мужчины дыхание перехватывает минут на пять, ну, а у не вполне нормального начинается нервный тик на левом глазу, так это не к окулисту следует обращаться, с этим извольте к невропатологу пройти, пожалуйста! Двенадцатый кабинет, с двух до пяти! Эй, куда? А карточку забыли?
7. Ох, и мастерица, однако!
На второй день к обеду, узнав, что пациента из одноместной элитной палаты до сих пор никто не навестил, не позвонил ни лечащему врачу, ни ей, ни главврачу больницы, даже с шофером не доставили в кабинет коробку с вином, цветами, копчёной колбасой, конфетами и баночкой икры, Панацея сообразила, что пришелец надул их самым, что ни на есть наглым образом. И приказала немедленно выкинуть прохиндея вон, в обычную палату на восемь человек. Медбрат-студент отвез Дениса в общую мужскую палату, где помог переползти на свободную койку. В последний момент переселенец воспротивился:
– Простыня смята, кто-то на ней спал.
– Что вы говорите, больной, – Трупичкина слово «больной» произносит как «недоразвитый». – Кровать свободная стоит, значит, белье постелено чистое, его сразу после выписки меняют.
Денис собственным здоровым глазом видел, что простыня вся в мелких складочках от спавшего на ней тела, но возражать лечащему врачу, находясь в её епархии, не посмел, лёг и закрылся от злобного взгляда одеялом. Когда медперсонал покинул палату, сосед Володька, парень лет двадцати пяти, сказал:
– Это медбрат ночевал.
– Да уж само собой не сестра, – развеселился незрячий Саня в чёрных очках. – Рисково им здесь, в мужской палате, отсыпаться. Они в женских дрыхнут, когда места свободные есть.
– Нет, женщина, – не согласился Денис. – Подушка женскими духами пахнет.
– Чёрт, – возмутился Саня. – Как это я проморгал? Вообще-то у меня обоняние на духи не очень работает, зато слух отличный.
– Она не храпела, ты и проспал, пока за Трупичкиной подглядывал. Саня у нас в Трупичкину влюблён, – пояснил Денису рослый человек, которого все называли Машинистом. – Ему сны про неё чудные снятся, а он нам рассказывает. Радует народ.
Лежать в общей палате много веселее, чем в элитной. Народу полно, все друг с другом разговаривают, обмениваются информацией. Самый-самый старожил – слепой Саня, крепкий коренастый человек в чёрных очках, лет тридцати пяти, который не видит ничего, ни вдали, ни вблизи, даже света, и живёт, погруженным в непроглядную тьму и утро, и день, и вечер, следуя больничному распорядку.
Саня ослеп восемь лет назад на стройке, где работал маляром: нёс по лестнице ведра с только что погашенной горячей известью, оступился, упал навзничь и вылил известь на себя. После прошёл десятки больниц, где сделали ему около сорока операций на выжженных глазах, отчего бельма покрыты многослойными шрамами, имели вид страшно ужасный, даже спать приспособился в чёрных очках, чтобы не пугать спросонок зрячую жену. Кто и где только его ни оперировал! Всё без толку. В конце концов доктора махнули рукой: что сгорит от щёлочи – то уж не увидит! От кислоты и то легче спасать.
А он продолжал страстно мечтать хоть краешком глаза свет ощутить, чашку разглядеть с ложкой, хоть бы слегка. Одна матушка Лебёдушкина не брезговала препарировать Саню снова и снова, ничего, впрочем, не обещая. Исключительно эксперимента ради, оттачивая своё мастерство, а впоследствии Трупичкиной отдала учиться резать. Вот ей-то, Ромуальдовне, и довелось сотворить истинное чудо.
На одной из операций, неизвестно какой по счету, Ромуальдовной уже вполне самостоятельно проводимой, забыла она поставить больному обезболивающий укол, размечталась, видно, о своём, девичьем, в результате чего Саня полтора часа терпел, сжав зубы так, что один коренник не выдержал натиска, треснул пополам, но в шок не впал, выдюжил, ибо здоровьем обладал отменным. Зато с тех пор начал видеть сны волшебно-яркие, интересные, сюрреальные, в обычной жизни сроду такого не бывает, чего во сне замечательном приснится. Ровно по-новой зрение ему даровалось из рук Ромуальдовны, только не дневное – обыкновенное, а ночное – сказочное.
Мужики в палате не раз шутили, как расскажет, бывало, им с утра Саня свой очередной сон, что де Трупичкина его той операцией в рыцари свои произвела, как английская королева, ибо всё от неё человек претерпел молчком, ни слова не вымолвил, ни криком не вскрикнул, и никуда жаловаться не пошёл. Вернее будет сказать, – уточняли иные умники со средним образованием, —не в рыцари, а прямо в русские князья, которым в Орде, за не вовремя или не полностью привезённую дань тоже глаза выкалывали. Но князюшкам-страдальцам за землю Русскую там быстро делали. Кольнет палач ножичком булатным в глазоньки ясные по приказу хана ордынского, и вытекут те наземь. После мучений сих православная церковь, опять же, князюшку в святые мученики произведёт, ангелоподобные, в то время как Саню целых полтора часа врачиха резала неторопливо, мурлыча под нос песенку: «А не шоферы мы, не плотники – да, но сожалений горьких нет!», зато и награда выпала из рук Ромуальдовны особенная, не сравнить с церковной, как-никак при жизни даровалась. Телевизор покупать незачем: спи и смотри! Каждую ночь, без перерывов на частую профилактику показывают ему всё новые и новые замечательные фильмы-сказки.
Жизнь настала – умирать не надо! Тем более, что на государственном больничном питании Саня пребывает совершенно бесплатно неделю за неделей, уход тоже казённый, постельное бельё меняют, а дома, в довершение ко всем радостям, пенсия инвалидная потихоньку капает в помощь жене и детям. Раньше не видел ни днём, ни ночью. Существовал в полном и безнадежном мраке. Теперь хоть ночью светло, как днём делается.
И вот видит опять Саня перед своим носом щучку средних размеров, что стоит в самой струе, богатой кислородом, чуть-чуть пошевеливая рыльцем да жабрами. На рыбалке человек весь процесс сверху наблюдает, с берега или лодки, по зиме со льда. Оно, конечно, захватывающее зрелище, особенно когда маленький стаканчик для разогрева прихватишь с приятелем, после того как пробуришь с десяток лунок, выставишь снасти и ждёшь первой поклёвки. Однако изнутри подводный мир даже без стаканчика много интереснее!