Хроники - Вебер Виктор Анатольевич


Дон Нигро

Хроники[1]

Действующие лица

ДОРОТИ АРМИТЕЙДЖ

ДЖЕССИ АРМИТЕЙДЖ – ее младшая сестра

ЭЛИСОН РОУЗ-АРМИТЕЙДЖ – их мать

МЭТТ АРМИТЕЙДЖ – их отец

САРА ПРИЧАРД – их домоправительница

ЛИЗЗИ ХОПКИНС – старшая дочь МЭТТА и ЭЛИСОН

ДЭВИД АРМИТЕЙДЖ – сын МЭТТА

ДЖОН РОУЗ – сын ЭЛИСОН

ДЖОН РИС ПЕНДРАГОН

Декорация

Дом Пендрагонов, громадный старинный готический особняк, построенный у административной границы Армитейджа, маленького города в холмистой части восточного Огайо, в канун Рождества 1920 г., а в картинах 2,4 и 6, соответственно, в 1892, 1894 и в 1901 гг. Декорация следующая: по центру гостиная с диваном, баром в глубине сцене, торшером, другой мебелью, если необходимо; в глубине сцены справа лестница на верхние этажи дома; в заднике под лестницей дверь, ведущая в другие комнаты дома. В левой части сцены, на две ступени выше, видна часть библиотеки с письменным столом, кожаными креслами, старыми книгами. Проход на кухню за библиотекой, а также в столовую, дверь в которую слева по центру. Справа крыльцо, парадная дверь и прихожая. Мебель и бутафория реальные, но это не настоящее представление о расположении комнат в доме. Сцена в яблоневом саду должна играться на дорожке вдоль ближней к авансцене части декорации, тогда как дальняя часть сцены затемняется. И хотя снаружи дом ветшает, да и мебель старая, в комнатах, где живут, Сара поддерживает чистоту и уют. Жить в этом доме приятно, но в нем также обитают призраки.

Действие первое

Картина 1: Гостиная, 1920 г.

Картина 2: Яблоневый сад, 1892 г.

Картина 3: Гостиная, 1920 г.

Картина 4: Библиотека, 1894 г.

Картина 5: Гостиная, 1920 г.

Картина 6: Гостиная, 1901 г.

Картина 7: Гостиная, 1920 г.

Действие второе

Картина 8: Гостиная, 1920 г.

Картина 9: Библиотека, 1920 г.

Картина 10: Гостиная, 1920 г.

Действие первое

Картина 1

(Свет зажигается в гостиной особняка Пендрагонов в Армитейдже, штат Огайо, накануне рождества 1920 г. Двадцатичетырехлетняя ДОРОТИ, симпатичная молодая женщина со сверкающими глазами, обращается к зрителям).


ДОРОТИ. Канун Рождества. За окном намеки на снег. Мама сегодня такая странная, более странная, чем обычно. Она нервничает, потому что Джон Роуз и Дейви дома, впервые после войны, и вернулись они совсем другими, хотя Джон Роуз всегда был немного ку-ку: он же актер. И папа умирает. Все это знают, но никто ничего не говорит. Папа и мама практически не разговаривают друг с дружкой. А ведь я помню, когда такого не было. Не знаю, что произошло между ними. Наблюдать за папой и мамой – все равно, что читать детективную историю, из которой вырвана каждая вторая глава. Лиззи все еще скорбит о ребенке, которого потеряла. Клетис целует Молли в кладовой всякий раз, когда улучает такую возможность. Молли милашка, мама прекрасна, словно сошла с открытки, а теперь Джесси внезапно расцвела, словно японский сад. Я смирилась с тем, что служу фоном, наравне с мебелью. Ох, землетрясение приближается. Чувствуете, как трясется пол? Джесси уже рядом.

ДЖЕССИ (врывается из прихожей, ей восемнадцать, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, очаровательная). Джон Роуз? Где, черт побери, этот Джон Роуз? (Пробегает по гостиной, подскакивает к ДОРОТИ сзади, разворачивает лицом к себе, спрашивает). Дороти, Джон Роуз проходил через эту комнату?

ДОРОТИ (качает головой, издает горловые звуки, только так она может говорить с остальными, указывает на лестницу). Уг-г-г-г-г-г!

ДЖЕССИ. Дороти, я думаю, этот человек до смерти меня боится. Что с ним такое? Он целый год провел под пулями немцев, получил за это медаль, и прячется от своей младшей сестры. Ты понимаешь, как такое может быть?

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ДЖЕССИ. Я тоже. Готова спорить, он поднялся на самый верх и спрятался на чердаке. Джон Роуз, немедленно спускайся, а не то я расскажу маме, что ты выделывал с той французской актрисой.

(ДЖЕССИ взлетает по лестнице, исчезает).

ДОРОТИ. Такая она, Джесси. Я всегда знаю о ее появлении, потому что пол дрожит, словно земля, по которой несется табун. У Джесси самое доброе на свете сердце, но, Господи, какой напор! Мне так хочется поговорить с ней. Наверное, я могла бы все написать, но ее не удержать на одном месте достаточно долго, чтобы она прочитала хотя бы пару строк. В школе для глухих в Колумбусе я овладела языком знаков, но здесь, дома, приходится общаться на более примитивном уровне. Я пыталась их обучить, но выглядели они такими глупыми, что я быстро поняла – бесполезно. Слуха я лишилась в 1903-м году, после тяжелой болезни с высоченной температурой. Мне было почти семь лет, я уже хорошо говорила, но со временем поняла по их лицам, что звуки, которые я издаю, совсем не те, что я думаю, вот и махнула на это рукой. Однако, старалась играть на пианино. В шесть лет я уже играла Шопена. Сара думала, что я стану вундеркиндом. Теперь, когда я сажусь за пианино, комната пустеет, будто кто-то принес в коробке скунса. Наверное, не получается у меня уже играть по нотам, но мне нравится запах старого пианино и ощущения от прикосновения пальцев к пожелтевших клавишам. А музыка звучит у меня в голове. Джесси всегда остается и слушает. Только тогда и может усидеть на одном месте. Она говорит, что я играю призрачные вальсы. Я люблю Джесси. Иногда думаю, что ссора папы и мамы как-то связана с Джесси. Мама уже была замужем и родила Джона Роуза. И папа был женат, от первого брака у него Дейви. Муж мамы и жена папы умерли молодыми, мама унаследовала дом, а папа был семейным адвокатом. Поженились они в одна тысяча восемьсот девяносто втором году. Иногда я пытаюсь представить себе, как они тогда выглядели. Не получается. Время такое коварное. Не могу разгадать эту загадку.

Картина 2

(Поют птицы. Мэтт, ему сорок два года и Элисон, ей 24, прогуливаются в яблоневом саду).


ЭЛИСОН. Иногда я сожалею о том, что мы осушили пруд. Просто не понимаю, почему мне недостает водоема, в котором утопились несколько членов моей семьи, но недостает. А тебе?

МЭТТ. Меня мало волнует то, чего уже нет. Что ушло, то ушло.

ЭЛИСОН. Тебе недостает твоей жены.

МЭТТ. Это да. Но особого смысла в этом нет, правильно?

ЭЛИСОН. Ты отгораживаешься от всех, когда скорбишь, Мэтт. Это вредно для здоровья. Мне бы хотелось, чтобы ты иногда позволял заглянуть в свою душу. Или ты мне не доверяешь?

МЭТТ. Просто такая у меня натура.

ЭЛИСОН. Ты был таким не всегда. Я тоже скорблю, ты знаешь. Такое ощущение, что все разваливается. Деньги заканчиваются. Я не знаю, что и делать.

МЭТТ. Состояние твоей семьи медленно, но устойчиво уменьшалось последние тридцать лет. Ты унаследовала то, что другие не успели потратить. Я делаю для тебя все, что могу.

ЭЛИСОН. Я ни в чем тебя не виню. Ты просто чудо. Но это так раздражает, торчать здесь днями и ночами только с Сарой и этим моим демоническим мальчишкой. И что останется Джонни в наследство? Гора долгов и готовый обрушиться дом? И что не так с этим мальчиком?

МЭТТ. Ему четыре года, и это все, что с ним не так.

ЭЛИСОН. Твой сын так себя не ведет, и я уверена, никогда не вел. Дейви всегда был хорошим мальчиком, постоянно что-то читал. А Джонни – сущий дьяволенок. Подкладывает лягушек в постель Сары. Забирается на крышу и не хочет слезать. Прячется в подвале, и на его поиски уходят часы. Что это за поведение? Я тревожусь, а вдруг это какая-то наследственная болезнь? Его семья на протяжении многих поколений грешила кровосмесительством. Боюсь, в конце концов, последствия проявились.

МЭТТ. Джонни – отличный малыш. Очень активный, ничего больше. Ему нужен отец.

ЭЛИСОН. Что ж, место свободно, если ты хочешь его занять. Он тебя обожает. Даже иногда слушает. Он хочет, чтобы ты был его отцом. И, если честно, иногда я тоже хочу. Может, нам стоит пожениться и закрыть эту тему? (Пауза). Шучу. Хотя идея выйти за тебя для меня не шутка. Совсем это не смешно. Я вполне представляю тебя своим мужем. В каком-то смысле ребенок так тянется к взрослому. Да и не такой ты старый. Тебе только сорок шесть?

МЭТТ. Сорок два.

ЭЛИСОН. Что-то я увлеклась. Давай забудем о сказанном и начнем разговор заново. Готов? Иногда я сожалею о том, что мы осушили этот пруд. Если он был, бы прыгнула в него и утопилась.

МЭТТ. Не самая плохая идея.

ЭЛИСОН. Ты хочешь. чтобы я утопилась?

МЭТТ. Нас, насчет нашей женитьбы. Возможно, это наилучшее решение для нас обоих. У меня есть какие-то деньги. Если мы с Дейвом переедем сюда, дом в город можно будет сдавать, что тоже принесет какие-то деньги, наряду с адвокатской практикой.

ЭЛИСОН. Мне не нужны твои деньги, Мэтт.

МЭТТ. Мои деньги, твоя собственность. Очень благоразумно.

ЭЛИСОН. Но мы говорим не о финансах.

МЭТТ. Тогда о чем?

ЭЛИСОН. Неважно. Забудь.

МЭТТ. То есть ты не хочешь выходить за меня?

ЭЛИСОН. Я этого не говорила.

МЭТТ. Значит, ты хочешь выйти за меня?

ЭЛИСОН. Ты делаешь мне предложение?

МЭТТ. Да. Делаю. Ты этого хотела, так? Ты хотела, чтобы я сделал тебе предложение, и ты смогла ответить отказом.

ЭЛИСОН. Я тебе не отказывала.

МЭТТ. Но и «да» я от тебя не слышал.

ЭЛИСОН. Ты уверен, что готов вновь жениться?

МЭТТ. Вполне.

ЭЛИСОН. А как же Дейви?

МЭТТ. Дейви нужна мать в той же степени, в какой Джону нужен отец.

ЭЛИСОН. Я думаю, Дейви все еще в трауре.

МЭТТ. Настроение у него улучшится, если ты будешь рядом.

ЭЛИСОН. Я думаю, ты все еще в трауре.

МЭТТ. Значит, мне необходимо с ним покончить.

ЭЛИСОН. Мэтт, не уверена, что я смогу… что я считаю это правильным – быть с тобой. Не в смысле жить с тобой, но вступить в брак. Я не уверена, что смогу пойти на это, во всяком случае, прямо сейчас. Мои чувства к тебе такие сложные. Я же вижу в тебе отца, каким ты был для меня всю жизнь. Я просто… думаю, мне нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью, что мы с тобой…

МЭТТ. Так давай забудем об этом.

ЭЛИСОН. Ничего я не хочу забывать. Я не говорю, что пожениться – это не для нас. Просто не могу тебе обещать, насколько близкими будут наши отношения.

МЭТТ. Дело в Рисе, так?

ЭЛИСОН. Причем тут Рис? Я ничего не сказала о Рисе.

МЭТТ. Зачем? И так все понятно.

ЭЛИСОН. Рис тут совершенно не причем.

МЭТТ. Ты все еще его ждешь.

ЭЛИСОН. Я никогда не смогу выйти за Риса, и ты это знаешь.

МЭТТ. Но ты все равно его ждешь.

ЭЛИСОН. Если ты хочешь жениться на мне – ответ «да», я выйду за тебя, и мы должны сыграть свадьбу как можно быстрее, раз решили пожениться. Вы будете жить с нами, и я буду счастлива. Дом необходимо наполнить жизнью. Я думаю, в итоге это будет хорошо для всех. Я просто не могу обещать тебе что-либо насчет наших с тобой отношений.

(Пауза).


МЭТТ. Полагаю, я готов рискнуть.

ЭЛИСОН. Ты действительно пойдешь на это? Ради меня?

МЭТТ. Не ради тебя.

ЭЛИСОН. То есть ты сделаешь это ради Дейви?

МЭТТ. И не ради него.

(Они смотрят друг на друга).

ЭЛИСОН. Я действительно люблю тебя, Мэтт. Ты это знаешь, так?

МЭТТ. Готов поверить тебе на слово.

ЭЛИСОН. Хорошо. (Они стоят, не прикасаясь друг к дружке). Разве не странно, как все обернулось?

МЭТТ. И становится только страньше и страньше.

ЭЛИСОН. Ты можешь прикоснуться ко мне, знаешь ли.

(В тот момент, когда ЭЛИСОН протягивает руку к его лицу, появляется САРА. Ей двадцать два года).

САРА. Твой сын только что поджег кота.

ЭЛИСОН. Господи!

САРА. Можешь не волноваться. Я полила его из садового шланга. Кота, конечно. Твоего сына я собиралась как следует высечь, но он настаивает, что сделать это должна ты, не знаю по какой причине.

ЭЛИСОН. Сара, ты же не оставила кота наедине с ним?

САРА. Кот сидит на буфете с посудой, дымится и с него капает вода. Джон забаррикадировался в кладовой. Он может продержаться там не один месяц, питаясь консервированными персиками.

ЭЛИСОН. Я пойду и поговорю с ним.

САРА. Поговорить мало. Будь моя воля, я бы продала его цыганам.

ЭЛИСОН. Мы никому его не продадим. Хотя я не стала бы возражать, если бы имела возможность время от времени отдавать его в аренду на несколько дней. Надеюсь, он будет вести себя лучше после того, как мы поженимся.

(ЭЛИСОН уходит в дом. САРА и МЭТТ смотрят друг на дружку).

САРА. После того, как кто поженится?

МЭТТ. Мы с Элисон женимся.

САРА. И кого вы подобрали в спутники жизни?

МЭТТ. Друг дружку.

САРА. Наверное, этого следовало ожидать.

МЭТТ. Как я понимаю, ты не одобряешь?

САРА. С каких это пор кому-то из вас требовалось мое одобрение? Я всего лишь наемная «рабочая лошадка».

МЭТТ. Ты расстроена.

САРА. Нет, я в экстазе. Так рада за вас. Она получит ваши деньги, вы – ее тело. По мне, весьма удачная сделка.

МЭТТ. Тебе не нравится, что я буду здесь жить?

САРА. Мне нравится, что вы будете здесь жить. И я надеюсь, что вы проживете дольше, чем ее первый муж.

МЭТТ. И как мне тебя понимать?

САРА. Просто. Пожалуйста, не ползите ко мне, истекая кровью, после того, как она освежует вас с улыбкой на лице.

МЭТТ. Сара, у меня и в мыслях не было тебя расстраивать.

САРА. Что ж, поезд уже ушел, так?

(Сара уходит в дом. МЭТТ какое-то время стоит, вздыхает, следует за ней. Падающий на него свет гаснет, одновременно зажигаясь в гостиной, где стоит ДОРОТИ).

Картина 3

(ДОРОТИ в гостиной, 1920 г.)


ДОРОТИ. Едва ли переселение папы и Дейви в наш дом воспринималось праздником. Джон Роуз наверняка счел происходящее нашествием марсиан и постарался задать всем перца. Дейви принял случившееся более сдержанно. Он полюбил этот старый, населенный призраками дом, особенно нравились ему библиотека и сад. И Дейви не обижался на Джона Роуза, даже когда тот бросался через обеденный стол картофельным пюре. Для Сары это стало кошмаром, тут у меня сомнений нет. А мама держалась отстраненно, словно ее все это и не касалась, только усиливая напряженность. Я слышу целенаправленные шаги. Это Лиззи. У глухого человека, живущего в старом доме, есть одно серьезное преимущество: по вибрациям пола он может понять, кто идет. Лиззи – она приходит только по делу. То ли без меня не могут обойтись в каком-то другом месте, то ли я совершила преступление, карающееся смертной казнью. Не волнуйтесь, она сейчас все скажет.

(ЛИЗЗИ выходит из кухни. Ей 25 лет, она выше Дороти, властная и решительная).

ЛИЗЗИ. Дороти, ты могла бы хоть раз в сто лет появиться на кухне, чтобы создать видимость, будто что-то делаешь. И куда опять унеслась эта чертовка Джесси?

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Не пререкайся. Просто иди на кухню и помоги Саре с обедом.

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Мне без разницы, твоя сегодня очередь или нет. Пара-тройка почищенных картофелин не повредят твоей карьере пианистки. Ну почему ты всегда такая упертая?

ДОРОТИ. Уг-г-г-г-г-г!

ЛИЗЗИ. Не хочу я выслушивать твои глупые отговорки. Просто пойди на кухню и помоги нам. Даже Молли помогает. (Из кухни доносится громкий грохот). Господи! Эта Молли не может войти в комнату, не свалив с полок половину тарелок. (Кричит в сторону кухни). Молли, смотри, что делаешь. Из-за тебя Сару хватит удар. (Смотрит на ДОРОТИ). Пошли.

ДОРОТИ (складывает руки на груди, упрямо). Уг-г-г-г-г-г!

(Вновь грохот на кухне).

ЛИЗЗИ. Молли, ничего не трогай, пока я не приду, хорошо? (Опять грохот). Черт! Ты мне за это ответишь, Дороти!

(ДОРОТИ улыбается, одержав победу в отдельно взятом сражении. ЛИЗЗИ уходит на кухню, в крайнем раздражении).

ДОРОТИ. Я не увиливаю от работы, но если я хоть раз прогнусь перед Лиззи, она меня просто затопчет. Наверное, винить ее не приходится. Она совсем рехнулась после смерти ее ребенка, но у меня тоже есть принципы. Лиззи из нас, девочек, самая старшая, родилась в 1895-м году. Затем я, Молли и, наконец, Джесси. То есть тогда папа и мама, похоже, жили душа в душу. Я знаю, помню, как они любили друг дружку, когда я была маленькой девочкой. А может, я все это выдумала? Память – она такое вытворяет. Я могу спросить Сару, да только она говорить об этом не станет. Я часто задавалась вопросом, а каково все это для Сары, такой же парии, как и я, живущей в семье, но не являющейся ее частью. Прошлое – место темное. Мы видим его в крошечных вспышках света, но темнота вновь и вновь проглатывает большую его часть. Если бы я могла говорить, задала бы миллион вопросов. Но спрашивать Сару бесполезно. Сара никогда ничего не скажет.

Дальше