Я взяла протянутые мне ручку и долговую квитанцию, бегло просмотрела ее и, прислонив листок к стене, поставила внизу подпись.
– Можно задать вопрос, господин Ренар? – спросила я, возвращая документ.
– Пожалуйста.
– Как вы полагаете, если я не смогла внести столько ежемесячных платежей, каким образом мне удастся собрать сразу пять тысяч двести двадцать пять евро?
Пожав плечами, он изобразил сострадательную улыбку.
– Простите, поначалу кредиторы проявили терпение, но, признайте, вы же не выполняете своих обязательств!
– Обещаю сделать все, что в моих силах. Я буду вносить по сто десять евро в месяц для погашения кредита, как это и делала всегда, за исключением трех раз, и то только потому, что не смогла. Да поймите вы, я действительно не смогла. Какое право они имеют требовать теперь от меня выплаты всей суммы целиком?
– Имеют. «Цефитис» предложил вам график выплат, чтобы наверстать упущенное, и вы следовали ему, но только поначалу. Я как раз и собирался вам предложить новую сделку, но… вы мне не ответили. К сожалению, сейчас уже слишком поздно что-то предпринимать.
Мне так хотелось протестовать, умолять, поклясться, что я – честный человек и пыталась изо всех сил уложиться в этот чертов график, но как можно было объяснить и коллектору, и кредиторам, что все, заработанное мной, тут же уходит на латание всевозможных дыр, и если порой мне удается вынырнуть на секунду из бесконечных волн моих долгов, то только на секунду, а уже в следующую я опять глотаю воду, накрытая новой волной, хочу я этого или нет. То карданный вал машины ломается, то стиралка выходит из строя, то нужно оплачивать школьную поездку Лили, то Хлое требуется купить бóльший размер лифчика. И если кто-то любит сюрпризы, то лично я предпочитаю никогда их не знать. У меня возникло безумное желание сказать этому человеку, что деньги я трачу не на себя, чтобы пожариться недельку-другую на солнышке где-нибудь на курорте, и уж точно не на драгоценности.
И если бы я не была настолько загнана в угол, то никогда не взяла бы кредит под чудовищные проценты. Мне захотелось разом выложить все это ему, но единственное, на что я оказалась способна, – это испустить жалобный вздох и разразиться рыданиями.
Представителю коллекторского агентства стало неудобно, а мне – еще хуже, оттого что я вынудила его испытывать неловкость. Пока я пыталась овладеть собой, он закашлялся, протянул было руку, чтобы тронуть меня за плечо, но, видимо сообразив, что он мне не друг и не знакомый, отдернул ее и стал рассеянно перебирать документы в папке.
– Извините, если я вас так расстроил, – только и сказал он.
– А если я не смогу заплатить, что произойдет?
Он вздохнул.
– Мы будем вынуждены обратиться в суд, чтобы добиться погашения долга всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. Положитесь на мой опыт, именно так и бывает.
– Конфискация имущества?
– Возможно.
– Ну, так вот оно – решение! Моей машине скоро стукнет двадцать, окна в ней не открываются, и третья скорость не работает, есть прекрасная возможность получить за нее тридцать евро, значит, останется пять тысяч сто девяносто пять, всего-то. Или я могу подселить кого-нибудь в мою четырехкомнатную квартиру в доме экономкласса, к тому же с очень оригинальным лифтом, это также позволит мне выручить…
Не успела я закончить фразу, как дверь в гостиную открылась и показалась Лили с ободком молока вокруг губ. Увидев мои слезы, она насупилась.
– Что с тобой, мама?
– Да так, ничего, – ответила я, вытирая слезы ладонью.
Дочка подбородком указала на коллектора. Несомненно, она подслушивала.
– А плачешь почему? Это из-за господина Вóрона?[3]
– Господина Ренара, – поправил тот девочку. – Я как раз собирался уходить, хорошего вам дня.
Он открыл дверь, бросил на меня последний взгляд и устремился вниз по лестнице. Пока я еще не закрыла дверь, Лили, просунув голову в проем, пустила ему на прощание:
– Оперение у вас ничего, вот только от клюва несет хуже, чем от сыра!
Она быстро надела куртку, нацепила рюкзак и исчезла вслед за ним.
Хроники Хлои
Четверг – лучший день для прогуливания занятий. Лили возвращается из коллежа лишь в пять часов, а мама в обед не приходит: она навещает бабушку. Так что квартира в моем полном распоряжении, я больше ничья дочка или сестра. Могу делать, что хочу, и принимать у себя, кого хочу.
Вот уже шесть дней мы встречаемся с Кевином. Мне кажется, я в него влюблена. Он такой милый! Работает Кевин в пекарне, в нижней части города. Всегда, когда на обратном пути из лицея я захожу туда за хлебом, он выглядит очень счастливым. Не слишком-то он красив, но с некоторых пор я держусь подальше от привлекательных парней.
У нас все началось в прошлую пятницу. Как обычно я попросила багет и увидела его в глубине пекарни – он ставил в печь поддон с выпечкой. Он мне улыбнулся и попросил немного подождать на улице. Через несколько минут он вышел с зажатой в губах сигаретой.
– Привет, я Кевин.
– А я Хлоя.
Щеки у него были припорошены мукой, а глаза – редкой голубизны.
– Ты рядом живешь?
– Да, в корпусе C.
– Мне приятно тебя видеть у нас по вечерам.
Я опустила голову, почувствовав, как у меня краснеют щеки. Комплименты всегда приводили меня в смущение, словно незаслуженно щедрый подарок.
Он чуть дотронулся до моего подбородка и очень нежно приподнял мне лицо.
– Я кончаю работу в восемь, придешь?
Ближе к восьми я приняла душ, как следует причесалась и накрасилась. Перепробовав три наряда, оставив Лили наедине с телевизором и предварительно взяв с нее слово, что маме ничего не будет сказано, вскоре я уже пришла к пекарне.
В одиннадцать, незадолго до возвращения мамы, я успела скользнуть в постель и теперь заново пересматривала фильм сегодняшнего вечера. Вспоминала бутерброды, приготовленные Кевином, скамейку возле пруда, его бедро, прижатое к моему бедру, его губы на моих губах, голос, который шептал мне, что я красивая, его ледяные руки, забиравшиеся под мой свитер, его торс, притиснутый к моему животу. Когда он предложил мне пойти с ним в машину, я твердо отказалась и сразу почувствовала его разочарование. Он достал сигареты и молча закурил, брови его были сдвинуты. Тогда я прижалась к нему всем телом и запустила руку под его брючный ремень, после чего весь остаток вечера он был со мной очень нежен.
Сегодня утром, когда я сказала ему, что у меня весь день будет свободна квартира, он сразу же согласился прийти. Я дала ему код домофона, и ровно в два он уже был у меня. На этот раз никакой муки на его щеках я не обнаружила – сегодня у него был выходной. Он протянул мне небольшой пакетик, в котором оказались шукеты[4].
Мы уселись на диване в гостиной, я поставила в телефоне романтический плей-лист и, положив голову Кевину на плечо, взяла его за руку. Он стал гладить мне ладонь своим большим пальцем. Кевин был таким нежным, ласковым, совсем непохожим на парней, которых я знала раньше. Их обычно интересовало только одно, они брали, ничего не давая взамен. Этот жест, показавшийся мне целомудренным, палец, что, едва касаясь, ласкал мою ладонь, – возможно, все это были хорошие знаки, и он и есть тот самый, единственный, которого я заинтересовала по-настоящему. Может, ему суждено до краев наполнить меня любовью и нежностью и нам с ним предстоит строить планы на будущее, может, я буду действительно для него что-то значить! Но ведь и я должна со своей стороны дать ему понять, что он тоже мне небезразличен. Вряд ли у него было полно возможностей для интрижек при суровой работе в пекарне, от звонка до звонка. Повернувшись к нему, я подставила губы для поцелуя. Неожиданно он встал, и мне поневоле тоже пришлось встать. Уперев руки в бока, он проговорил:
– Может, покажешь мне свою комнату?
Лили
16 марта
Дорогой Марсель!
Надеюсь, ты в порядке и не очень злишься, что я спрятала тебя за радиатором. Мне кажется, мама давно все наши батареи отключила.
У меня, раз уж ты спрашиваешь, дела так себе. В начале года у меня не было проблем с Манон и Жюльеттой. Все любят их уже только за то, что они двойняшки (что называется, два по цене одного). Кроме того, их отец – двоюродный брат соседки парикмахера матери Кева Адамса[5], а все обожают Кева Адамса, кроме умников, изучающих греческий и латынь, но кому хочется, чтобы его любили зануды, которым интересны греческий и латынь?
Поначалу я к ним относилась с полнейшим равнодушием, не то чтобы я их любила, но и не то чтобы нет. Все изменилось, когда они впервые обнаружили мое существование. Все это случилось из-за того, что я выдвинула свою кандидатуру, когда выбирали старосту класса, ведь меня никто не предупредил, что Манон хотела быть единственной кандидаткой. За меня подали всего один голос, и это была Клелия (спасибо ей), так что я не поняла, когда именно близнецы начали злиться. Хорошо, что они явно не семи пядей во лбу и дело ограничилось подножками да швырянием хлебных шариков в столовке, и все же я предпочитала не попадаться им на глаза.
На рождественские каникулы я рассказала обо всем сестре, не для того, чтобы наябедничать (никакая я не ябеда), а потому что она все равно об этом узнала от брата Нахима (вот уж кто ябеда из ябед). Я заставила ее поклясться жизнью Гран Кор Малада[6], никому ничего не говорить, она обещать обещала, но прищучила двойняшек на выходе из коллежа, так что плакал он, несчастный Гран Кор Малад.
Она сказала им, что здоровье у меня хрупкое, что я очень ранимая и они сами должны понимать, что любая старшая сестра встанет на защиту младшей… Они покраснели как раки, втянули опущенные головы в шарфы, Жюльетта пообещала больше меня не трогать, а Манон сказала, что она очень сожалеет. На следующий день весь класс уже обзывал меня ябедой (а я совсем не ябеда и никогда ею не была). Клянусь, в первый и последний раз я доверилась моей сестрице.
Прости, Марсель, я ходила поменять ручку, эта больше не пишет. В любом случае мне пора идти, начинается «Таласса»[7].
Последние несколько недель близнецы вели себя совершенно спокойно, а почему – я не спрашивала. Только до сегодняшнего утра. На уроке химии классу надо было разбиться по двое, чтобы делать опыт, и Матис вдруг сел рядом со мной вместо Клелии. Дело в том, что Матис – парень Манон, кто этого не знает? Все переменки они проводят вместе, слившись губами, словно два голубых сомика-анциструса. Короче, я оглянулась и увидела, что Манон просто испепеляла меня взглядом. Я улыбнулась ей: дескать, не волнуйся, не съем, но, судя по тому, как она подняла средний палец, я поняла, что она восприняла мою улыбку как угрозу.
Когда во время перемены мы с Клелией уселись прямо на полу под навесом школьной площадки, к нам подошли близнецы и спросили, в чем моя проблема? Я ответила, что у меня нет проблем, поскольку и правда проблем не было. Тогда Манон сказала, что у нее, наоборот, как раз есть проблема, и имя ей Лили. Я ответила, что очень смешно, что у меня то же имя, что и у ее проблемы. Тогда она сдвинула брови, а я принялась объяснять, что мне плевать на Матиса, что у меня совсем другие цели, чем найти себе пару в третьем классе[8], и что самое главное – от этого парня так несет, что можно подумать, он завтракает исключительно пирогами с рокфором, и поэтому она может успокоиться. Жюльетта в это время хмыкнула, и Манон приказала ей «заткнуть пасть». Затем она тоже присела и приблизилась ко мне так, что я почувствовала в ее дыхании все тот же рокфор, будто он внедрился в ее рот вместе со слюной хахаля, и прошептала мне в ухо, что я всего лишь маленькая шлюшка, такая же, как моя сестра.
Уж не знаю, что на меня нашло, может, это из-за передач о ламах, которые я смотрела в эти выходные, только я плюнула ей прямо в рожу. Жюльетта схватила меня за волосы, Клелия вцепилась в волосы Жюльетты, Манон – в шевелюру Клелии, а я ухватила за волосы Манон. Так мы и стояли неподвижно, пока не прозвенел звонок и нам не пришлось отправиться на урок географии.
Я так и не поняла, что она хотела сказать насчет Хлои. У меня только что был подходящий случай убедиться, что моя сестра – порядочная дрянь, но уж никак не шлюха.
Целую тебя, Марсель, хорошего вечера!
Лили
P.S.: Честное слово, никакая я не ябеда.
Анна
– Мама, ну зеленый же! – воскликнула Лили.
Я тронулась первой, улыбнувшись дочери в зеркало заднего вида, а затем вновь погрузилась в свои мысли.
Подсчеты сделаны. Чтобы расплатиться со всеми моими долгами, мне необходимы 12 689 евро. Я чуть не заплакала. За последние несколько месяцев, когда я окончательно поняла, что никогда не справлюсь с долгами, в то время как мой желудок потихоньку готовил мне сюрприз в виде язвы, а сны наполнились кошмарами, я начала превращаться в страуса. Что толку бороться с врагом, если знаешь, что он все равно тебя нокаутирует?
Я перестала думать о том дне, когда, чтобы выплатить кредит, который мы брали на двоих с мужем, а ежемесячные платежи мне стало невозможно платить в одиночку, я взяла новый заем с такими высокими процентами, что они превышали сумму самого займа. И тогда я перестала контролировать свой банковский счет, ведь каждая невыплата, каждый мой отказ сопровождались непомерными поборами. Я больше не открывала присылаемые мне письма. Игнорировала вызовы неизвестных номеров. Так я жила несколько месяцев, обезболивая таким образом эту часть своей жизни. Но пришло отрезвление, и оно оказалось очень болезненным. И стоило 12 689 евро.
– Мы приехали! – завопила Лили.
Я припарковала машину перед домом отца, пока дворники отчаянно сражались с ливнем. На пассажирском сиденье Хлоя не отрывала глаз от телефона, все время, с тех пор как мы выехали.
– Хлоя, мы на месте.
– Хорошо.
– Постарайся, пожалуйста, быть полюбезнее с дедушкой, он всегда так рад вас видеть!
Она подняла плечи и сняла ремень безопасности. Подбородок ее дрожал.
– Да что с тобой, моя птичка?
– Со мной ничего, – ответила она, с заметным усилием скрывая подступившие слезы.
Я погладила ее по щеке:
– Точно, ничего?
– Мама, перестань, говорю же тебе, что со мной все в порядке.
Она вышла из машины, хлопнув дверью, и стала догонять сестру, прикрывая волосы от дождя сумкой.
Отец и моя мачеха, Жанетта, поцеловали нас четырежды каждую, как видно опасаясь, что с первого раза мы не поймем. Они улыбались так широко, что мы видели их зубы мудрости.
– Мы так вас ждали! У нас есть кое-что вам показать! – с жаром пояснил отец.
Стоя рядом с ним, Жанетта захлопала в ладоши. В последний раз я видела их в таком состоянии в день, когда они сделали татуировки своих милых прозвищ на месте сердца, соответственно: «Папуля» и «Куколка».
Отец открыл оконную дверь и увлек нас за собой в сад.
– А ну, живо за мной!
– Дедуль, ведь дождь хлещет! – запротестовала Хлоя.
– Всего-то капает, а не хлещет, – возразила Жанетта, выталкивая нас наружу.
Когда мы обогнули дом, отец сделал знак остановиться.
– Готовы?
– Да! – воскликнула Лили.
– Постой! – вмешалась Жанетта. – Пусть угадают.
Он согласился, сгорая от нетерпения. Ничего не попишешь: Папуля и Куколка – настоящие игроки.
– Вы купили собаку? – предположила Хлоя, на грани депрессии.
– Неужели тигра? – осторожно выдвинула версию Лили.
– Новую машину? – спросила я.
– Горячо, Анна! – ответила Жанетта. – Только больше, чем просто машину!
– Космический корабль? – разыгралось воображение у Лили.
– Неужели трейлер?
Отец хитро на нас посмотрел. Наконец он разрешил нам пройти вперед, потом широко раскинул руки:
– Тадааааам!
За ним действительно стоял внушительного вида белый трейлер. Отец обнял за плечи Жанетту, и она замурлыкала: