Ковров расположен в 31 версте к югу от Дорожаево по дороге во Владимир (до него еще 55,5 версты). Чихачёвы регулярно останавливались в Коврове по пути во Владимир и обратно (иногда навещая друга и религиозного наставника отца Силу), ездили туда на ярмарку и базар. Благодаря современному ковровскому краеведу Н. В. Фролову нам кое-что известно о том, что город представлял собой в первой половине XIX века, когда часто упоминался в бумагах Чихачёвых. Согласно Фролову, «старинное село Коврово было преобразовано в уездный город в 1778 г. по указу императрицы Екатерины II. При императоре Павле I Ковров был сделан заштатным городом… но в 1804 г. формально восстановлен в статусе уездного центра», на этот раз уже окончательно[39]. Вполне понятно, почему статус Коврова был в глазах властей сомнительным, вне зависимости от склонности императора Павла I отменять все решения матери: например, в 1808 году в Коврове было всего 853 жителя. В 1817 году, когда он уже давно стал уездным городом, там все еще насчитывалось лишь 117 домов, три каменных здания и четыре улицы. К 1849 году население выросло до 1844 человек, и к 1852 году в городе был 231 дом, десять каменных зданий и шесть улиц. По сравнению с другими городами губернии он все еще был очень мал – меньше одной шестой Мурома, – но «по числу торговых лавок Ковров вплоть до 1840 г. занимал третье место в губернии, уступая лишь тому же Мурому, да еще Переславлю-Залесскому»[40].
Наличие этих лавок было важно для Чихачёвых. То, что они жили в сравнительно густонаселенной области между Шуей и Ковровом и недалеко от Суздаля и Владимира, означало, что они не были изолированы от других помещиков и могли покупать предметы первой необходимости или обращаться за медицинской помощью: для этого нужна была лишь сравнительно недолгая поездка в экипаже. Разумеется, из‐за плохого состояния дорог поездки оказывались более долгими, чем могли бы быть. Чаще и с большей легкостью Чихачёвы путешествовали летом, когда дороги были сухи (хоть и пыльны), или зимой, на санях по утрамбованному снегу. Летом поездка в Шую в повозке занимала примерно два часа. В непосредственной близости от Дорожаево проживало несколько помещичьих семейств, но самый близкий друг Чихачёвых – брат Натальи Яков – жил в двадцати часах езды в Берёзовике, в окружении других дружественно настроенных семейств, так что, когда Чихачёвы совершали путешествие (что случалось часто), они посещали семьи в городе Тейково или в Губачёво, имении семейства Иконниковых (кузенов Андрея). До Владимира Чихачёвым приходилось добираться двадцать четыре часа, причем нужно было один раз ненадолго останавливаться, чтобы накормить лошадей, а также где-нибудь переночевать. Путешествие из Дорожаево в Москву занимало в два раза больше времени, с двумя остановками, чтобы переночевать и накормить лошадей.
С точки зрения культурной жизни Ковров был довольно типичным маленьким городком центральной части России. Фролов приводит яркое описание из дневника князя Ивана Михайловича Долгорукова, владимирского губернатора с 1802 по 1812 год, упоминающего о том, что в 1813 году он проезжал через Ковров. По прибытии в город князь Долгоруков был приглашен для трапезы в «городской дом» местного купца, где его приветствовали «все» городские «чиновники». Хотя чиновники были вежливы, губернатор жаловался, что «у каждого из них не то было на языке, что на уме». Он описывает «прекрасное» расположение города на горе, «подошву которой моет Клязьма». Город разбит «довольно правильно, но строение вообще весьма бедное». Князь пишет, что «длинный гостиный ряд каменный» и каменный корпус «для Присутственных Мест» были построены в бытность его губернатором, и хвалит себя за речь, произнесенную на открытии правительственного здания. Затем он упоминает «весьма новый» обычай, побуждавший представителей разных сословий произносить речи на городских торжествах: обычай, который тогда уже вновь начал забываться. В завершение визита губернатор был сопровожден городскими судьями на окраину города. Он провел ночь в «Воскресенском, селе разных помещиков» в 25 верстах от Коврова[41]. Хотя в окрестностях было несколько сел с таким распространенным названием, Чихачёвы входили в число владельцев одного из них.
Поселения, расположенные на сельскохозяйственных территориях Ковровского уезда, были меньше обычных русских деревень: в среднем в 1850‐х годах они состояли приблизительно из двадцати пяти домов. Как и вся Владимирская губерния, Ковровский уезд также славился торговцами-разносчиками, которых здесь называли офенями: они продавали продукты местных промыслов и считались очень хитрыми, поскольку создали свой собственный искусственный язык, призванный сохранить секреты ремесла от посторонних[42]. Суздаль, часто упоминающийся в архиве Чихачёвых, был значительно больше скромного Коврова. Хотя в то время он и уступал размерами Владимиру и не имел политического веса губернского города, но, будучи расположенным в 68 верстах от Дорожаево на реке Нерли, Суздаль был динамичным центром религиозной жизни. Украшенный четырьмя монастырями и древним кремлем, этот город был известен торговлей и двумя ежегодными ярмарками.
По сравнению с Шуей, Ковровом или даже Суздалем Владимир, являясь столицей губернии, был крупным городом, расположенным на вершине длинного, узкого холма над рекой Клязьмой. С запада Владимир украшали Золотые ворота, возведенные в XII веке, а с востока – имеющее большое историческое и архитектурное значение Дмитриевский и Свято-Успенский соборы. Соборы эти находятся около здания Дворянского собрания, где Андрей регулярно останавливался при посещении губернской столицы. Владимир был назван в честь своего основателя, князя Владимира Мономаха, и впервые упоминается в летописях 1108 года. К 1157 году Владимиру перешла от Суздаля роль административного центра северо-восточной Руси. К началу XIII века великое Владимиро-Суздальское княжество стало самым могущественным русским княжеством, но после нашествия монголов Владимир утратил свое значение, уступив набирающей силы Москве.
Хотя основой экономики Российской империи было сельское хозяйство, эта центральная область, сердце страны, была известна скудными почвами и низкими урожаями (особенно в сравнении с черноземами южных губерний). В частности, во Владимирской губернии участки вполне плодородной земли перемежались с малопригодными для земледелия. Имения Чихачёвых располагались как раз в таких районах.
Неудивительно, что с XVIII века губерния могла похвастаться необычно высокой концентрацией мелких промышленных предприятий. Многие крепостные были заняты сезонной работой на небольших фабриках-мастерских (в те времена каждая из таких мастерских требовала труда лишь нескольких человек), ежегодно или раз в полгода выплачивая своим владельцам натуральный или денежный оброк вместо отработки барщины на господской земле. Значительная часть земель здесь была занята пастбищами для овец и полями для выращивания льна, из которого изготавливались ткани на небольших предприятиях, принадлежавших дворянам и купцам. В имениях Чихачёвых культивировали несколько сортов зерновых и лён, как для личного потребления, так и на продажу. Однако большая часть их крепостных состояла на натуральном или денежном оброке или, возможно, сочетала денежный оброк с натуральным в соответствии с местной традицией.
В сравнении с другими губерниями экономическое положение Владимирской было не особенно привлекательным, и этот недостаток лишь отчасти компенсировался центральным географическим положением. Описывая визит в отдаленные владения семьи в Симбирской губернии в 1861 году для осуществления выкупной сделки с крестьянами, Алексей сообщал родителям, что симбирские земли могли бы быть «очень выгодн[ы]» и, учитывая вероятные потери от освобождения крестьян, казались ему «одной надеждой» семьи, поскольку «от земли Владимирской губернии доходу ожидать нечего при всем искреннем желании, потому что в других отношениях нашу клюквенную губернию с здешней и сравнивать нечего; здесь сторона не просвещенная – черная и при барских домах Рет[ирады] не имеется прогуливаться в чистое поле, мое почтение – очень не удобно»[43].
Андрей и Наталья вместе владели приблизительно 240–350 «душами» мужского пола, которые юридически были почти поровну поделены между мужем и женою[44]. Эти крепостные жили в деревнях Владимирской губернии, а также в нескольких отдельных деревнях Ярославской и Симбирской губерний. Населенные земли составляли лишь приблизительно половину совокупной собственности Чихачёвых. В нее входили также леса и пустоши, частью которых Чихачёвы владели совместно с другими землевладельцами – эти леса и поля были разбросаны по всему региону. Недатированная опись пустошей во владениях Андрея показывает, что, например, в Дорожаево из тридцати трех целых и одной трети земельных участков Андрей владел четырнадцатью целыми и тремя двенадцатыми, остальные же принадлежали княгине Долгоруковой, а также дворянам Розенмееру, Каблуковой и Свободевым. Каждый участок насчитывал семь десятин[45]. Лишь в двух деревнях Чихачёвых, в Дорожаево и Бордуках, имелись небольшие господские дома. Дома эти оставались деревянными до тех пор, пока в 1843 году не завершилось строительство каменного дома в Дорожаево. К 1863 году в Дорожаево проживало 142 человека в шестнадцати дворах. В том же году население Коврова составляло более двух тысяч человек, Суздаля – более шести тысяч (причем в городе было двадцать пять церквей и четыре монастыря), Шуи – более восьми тысяч (и всего шесть церквей), а во Владимире проживало больше тринадцати тысяч человек и было двадцать шесть церквей[46].
Вторая усадьба Чихачёвых с господским домом – Бордуки – изначально граничила с главным имением Чернавиных – Берёзовиком; в собственность Чихачёвых она перешла в составе приданого Натальи. Усадьбы разделяла небольшая, но красивая река Вязьма, и добраться друг до друга можно было по почтовому тракту, соединявшему Суздаль и Шую. В 1863 году в Берёзовике, находившемся в тот момент во владении сына Андрея и Натальи Алексея, было тридцать два двора, где проживало 92 мужчины и 108 женщин, и две церкви (одна из них, по-видимому, располагалась в Бордуках, которые были объединены с Берёзовиком при наследовании Алексеем двух имений)[47]. До наших дней в Берёзовике сохранилась кирпичная церковь, но от обоих господских домов не осталось ни следа. Дом Чернавиных был построен отцом Натальи и Якова Иваном Яковлевичем Чернавиным в 1809–1810 годах. Судя по его поэтажному плану, у здания был главный фасад с колоннами и балкон с видом на реку на противоположной стороне. На первом этаже располагались столовая, кабинет, бильярдная, бальный зал, спальня и гостиная, а также чуланы, комнаты прислуги, большой коридор и вестибюль. На втором этаже находились две неотапливаемые комнаты и коридор без окон.
Это описание показывает, что дом Чернавиных был сопоставим по размерам с домом, который Андрей и Наталья в конце концов построили в Дорожаево. Оба дома, вне всякого сомнения, в два или три раза превосходили размерами самый большой крестьянский дом в деревне, но их никак нельзя было назвать большими зданиями. Тем не менее там было все необходимое для комфортной деревенской жизни. В годы, предшествовавшие началу постройки дома, Андрей записал некоторые свои планы в книжке с «почтовыми сношениями», которую вел для своего зятя Якова, и сопроводил их набросками. Рядом с планом первого этажа (где должен был располагаться полукруглый зал, ставший в построенном доме вестибюлем) он перечислил свои требования:
Ежели я доживу до возможности выстроить в Дорожаеве дом, то 1.) чтоб непременно каменный, железом крытый. Это для потомства, которое потому Дорожаевым дорожить должно, что оно какому-то моему предку Всемилостивейше ‹…› жаловано. 2.) Дом этот должен быть сколь возможно уютен, чтобы не было чувствительного недостатку поместить на ночлег человек пяток гостей; – и чтобы не возбудить излишнею величиною суэтного в потомках желания к роскоши, несоразмерности. 3.) Не забыть о буфете, как сие случилось в Бордуках. 4.) Ретирадные для обоих полов места теплые. 5.) Свод прочный для хранения бумаг. 6.) Так расположить, что ежели какому детике
На сопутствующем этой записи рисунке Андрея изображены четыре большие комнаты в дополнение к полукруглой «зале, гостиной и всяческой» – комнаты для него самого, его жены, горничных и прихожая. В построенном доме была также бильярдная. Андрей часто упоминает о своем и своей жены «ермитаже»: это слово, по-видимому, было для него синонимом «его собственной» и «жениной» комнат[49]. На плане «своего» эрмитажа Андрей нарисовал два длинных «турецких дивана» с маленькими столиками, каменную печь, стеллаж для трубок, табуреты и стулья, два угла, отделенные ширмами (один для вещей гостей и другой, где гости могли бы переодеться, а также хранились бы книги и бумаги), и указал, что пол должен быть покрашен. По стенам следовало развесить «гравированные картины и портреты знаменитых людей», а по вечерам комнату должны были освещать лампы[50]. В 1850 году, поселившись в новом доме, Андрей нарисовал план своего кабинета, признавшись, что постоянно переставляет там мебель (он отметил на плане те места, где стояли разные предметы обстановки, и те, куда они были переставлены). В комнате были диван и письменный стол, полки для книг и бумаг, двери в бильярдную, альков («впадина») с конторкой для письма на бюро, дверь в коридор, печь, встроенная в общую с коридором стену, которую можно было топить, не входя в комнату, и зеркало[51]. Желание Андрея устроить оранжерею не было подражанием иностранной моде – как сообщалось в военно-статистическом обозрении Владимирской губернии в 1852 году, «так как топливо в губернии вообще дешево, то при каждом, несколько замечательном саде, устроены оранжереи, где растут ананасы, персики, виноград, апельсины, лимоны, зимняя клубника и земляника»[52]. Короче говоря, дом Чихачёвых был удобным и прекрасно отвечал всем потребностям семьи, но не был роскошным.
Помимо удивительно подробного описания планировки, из статьи «О комнатном воздухе», опубликованной Андреем в 1845 году в «Земледельческой газете», мы даже знаем кое-что об атмосфере внутри дома Чихачёвых. Андрей объяснял, что он сам и его семья годами страдали из‐за спертого, нечистого воздуха, пытаясь решить проблему с помощью ладана или ароматических смесей (попурри) до тех пор, пока с ними не стала жить немецкая гувернантка их дочери. К их изумлению, немка открывала все окна своей комнаты для проветривания каждый день, даже зимой. Однако вскоре, как описал Андрей, Чихачёвы поняли, что благотворное влияние, произведенное свежим воздухом на самочувствие членов семьи, а также приятность пребывания внутри дома, безусловно, стоили таких решительных мер, и переняли немецкую привычку (однако всегда запираясь во время проветривания в другой, теплой комнате)[53].