Для последней покупки потребовался совет дяди Ашрафа. Со времени отъезда Нараяна городок вырос, и ателье «Музаффар» процветало. Ишвар снимал комнату неподалеку. Ашраф перевел его из ассистентов в партнеры. Братья договорились, что теперь отец может не работать: они сумеют обеспечить родителей.
– Вы замечательные сыновья, – растрогался Дукхи, когда Нараян рассказал ему об их решении. – Божье благословение.
Рупа достала рубашку и чоли, много лет назад сшитые сыновьями и теперь уже выцветшие.
– Помнишь?
– Я и не знал, что вы их сохранили.
– Ты и Ишвар были совсем маленькими, когда подарили нам эту одежду, – сказала Рупа и расплакалась. – И уже тогда сердце говорило мне, что в конце концов все будет хорошо. – Она объявила добрую весть подругам, те обнимали ее и дразнили, говоря, что скоро она станет богачкой и перестанет с ними якшаться.
– Но от одной вещи не уйти, – сказала Падма. – Пришло время их женить.
– Нужно искать подходящих невесток, – добавила Савитри.
– Не откладывай в долгий ящик, – посоветовала Пьяри.
– Не волнуйся. Поможем, чем можем, – сказала Амба.
Эти новости распространились по общине и за ее пределами. Достижения какого-то чамара вызвали злобу и возмущение среди представителей высших каст. Особенно злобствовал тхакур Дхарамси – он всегда возглавлял избирательную комиссию на выборах и приписывал голоса своей политической партии; так вот он при каждом удобном случае старался унизить портного.
– Тебя дожидается дохлая корова, – посылал он к Нараяну слугу. Нараян просто передавал этот заказ другим чамарам, которые с радостью брались за работу. В другой раз, когда в канализационной трубе на участке тхакура застряла коза, он послал за Нараяном, чтобы ее вызволить. Нараян вежливо отказался, сказав, что благодарит за предложение, только теперь он занимается другим делом.
Теперь деревенские чамары видели в нем выразителя своих интересов, негласного лидера. Дукхи не хвастался успехами сына, держался скромно, лишь изредка позволяя себе удовольствие поговорить с друзьями, когда они покуривали, сидя под деревом у реки. Постепенно его сын стал богаче многих деревенских жителей из высших каст. Нараян на свои деньги выкопал новый колодец в той части деревни, где жили неприкасаемые. Взяв в аренду землю, на которой стояли две хижины, он выстроил на их месте отличный дом – таких в деревне было всего семь. Дом был настолько большой, что в нем хватило места и для родителей, и для мастерской. «Да и для жены с детишками хватит», – любовно думала Рупа.
Родители предпочли бы первым женить старшего сына, но, когда они об этом заикнулись, Ишвар ясно дал понять, что женитьба его не интересует. К этому времени Рупа уже понимала, что заставить сыновей делать что-то насильно – пустое дело. «Усвоили городские привычки, – ворчала она. – Забыли наши – деревенские». И тогда она переключила внимание на Нараяна.
Навели справки, и оказалось, что в соседней деревне есть подходящая девушка. Назначили смотрины – семейство жениха должно было навестить семью невесты. Рупа проследила, чтобы Амба, Пьяри, Падма и Савитри поехали тоже. Подруги все равно что семья, упорствовала она. Ишвар ехать отказался, но прислал автобус «Лейленд» с двадцатью семью местами, чтобы поместилась вся компания.
Старенький автобус прибыл в деревню в девять часов утра и остановился в клубах пыли. Возможность прокатиться на автобусе под благовидным предлогом привлекла много желающих – гораздо больше, чем могло вместить скромное транспортное средство.
– Нараян – как сын мне, – утверждал один. – Ехать – мой долг. Разве я могу его покинуть в такой важный момент?
– Я не смогу смотреть людям в глаза, если меня не возьмут, – говорил другой, не принимая отказа. – Пожалуйста, возьмите меня!
– Я не пропустил ни одних смотрин в нашем сообществе, – хвастался третий. – Вам пригодится мой опыт.
Многие просто не сомневались, что им необходимо ехать, и лезли в автобус, не спросив разрешения ни у Дукхи, ни у Рупы. Когда через час надо было отъезжать, в автобус уже набилось тридцать восемь человек, и еще с десяток сидели, поджав ноги, на крыше. Шофер, знавший о несчастных случаях на сельских дорогах, где сучья деревьев опускаются низко, отказался ехать. «А ну, слезайте с крыши! Все слезайте!» – орал он на тех, кто безмятежно расположился в позе лотоса на крыше. В результате всех заставили слезть, и автобус двинулся в путь.
До нужного места они добрались через два с половиной часа. На родителей девушки, да и на всю деревню произвел большое впечатление автобус и многочисленность делегации. Тридцать восемь гостей стояли, не зная, что делать. В доме не хватало места для такого количества людей. После тягостных переживаний Дукхи отобрал семерых, в том числе своих лучших друзей – Чхоту и Дейарама. Падма и Савитри тоже удостоились войти внутрь, а Амбе, Пьяри и еще тридцати одному несчастному пришлось остаться снаружи и наблюдать за событиями через открытый вход.
А внутри счастливчики пили чай с родителями и рассказывали о путешествии.
– Дорога была очень красивая, – рассказывал Дукхи отцу девушки.
– Но вдруг автобус громко затарахтел и остановился, – вмешался Чхоту. – Завели его не сразу. Мы боялись опоздать.
Мало-помалу родители стали сравнивать родословные и рассказывать разные семейные истории. Рупа сдержанно рассказала матери девушки об успехах Нараяна:
– У него много клиентов. Все хотят шить одежду только у него. Как будто в округе нет других. Мой бедный сын работает с утра до вечера – все шьет и шьет. Но его новая, дорогая машина очень хорошая. На ней можно шить удивительные вещи.
Пришло время появиться невесте.
– Приди к нам, дочка, – как бы между делом позвала мать. – Принеси нашим гостям сладости.
С блюдом, полным ладду[49], вошла шестнадцатилетняя Радха. Разговор смолк. Все пялились на нее, пока она обходила гостей, скромно склонив голову и потупив глаза. Снаружи послышался шепот, все старались пролезть вперед, чтобы разглядеть невесту.
Когда девушка остановилась перед Нараяном, тот уставился на блюдо с ладду. Он слишком нервничал, чтобы поднять глаза, зная, что семья следит за его реакцией. Девушка уже обнесла почти всех. Если сейчас не посмотреть на нее, второго шанса не будет: она больше не вернется, и ему придется принимать решение вслепую. «Взгляни, взгляни», – убеждал он себя – и поднял глаза. Девушка склонилась перед матерью, и Нараян увидел ее профиль.
– Нет, дочка, – отказалась мать. – Мне не надо. – И после этих слов Радха удалилась.
Пора было ехать домой. На обратном пути тем, кому не удалось толком ничего увидеть или услышать, подробно рассказали обо всем. Теперь все были в курсе событий и могли принимать участие в деревенских пересудах. Особенно ценилось мнение старших.
– Она хорошего роста, и цвет кожи красивый.
– Да и семья, похоже, честная, трудолюбивая.
– Может, перед окончательным решением сравнить гороскопы?
– Никаких гороскопов! К чему это? Брахманской чепухой у нас не занимаются.
Нараян ничего не говорил, а только слушал эти разговоры. Его молчаливое согласие, к радости родителей, слилось с всеобщим одобрением и дружными аплодисментами.
Теперь предстояла подготовка к свадьбе. По настоянию Нараяна, от некоторых традиционных расходов отказались – он не хотел, чтобы семья Радхи пожизненно влезла в долги к ростовщикам. Он принял от них только шесть медных кувшинов: три с выпуклым дном и три – с плоским.
Рупа была в ярости.
– Разве ты что-нибудь смыслишь в такой сложной вещи, как приданое? Ты что, раньше женился?
Дукхи тоже разволновался.
– Шесть кувшинов – это мало. Нам положено больше.
– Когда в нашей касте женились с приданым? – спокойно произнес Нараян.
– В высших кастах так принято, значит и у нас можно.
Но Нараян стоял на своем, и Ишвар его поддержал.
– Научились городским штучкам, – ворчала расстроенная мать. – Забыли наши обычаи.
В последний момент случилась накладка. За два дня до свадьбы деревенские музыканты под нажимом тхакура Дхарамси и других отказались играть на празднике. Они были настолько запуганы, что даже не встретились с семьей, чтобы обсудить проблему. Тогда Ишвар нашел замену в городе. Нараян согласился оплатить и доставку музыкантов, и их работу. «Чтоб позлить местную элиту, – решил он, – цена не так уж и велика».
Городские музыканты знали не все местные свадебные песни. Это встревожило гостей постарше – странные гимны и песни не подходили для свадьбы.
– Особенно для зачатия детей, – сказала одна старуха, которая принимала роды, пока не состарилась. – Без правильной подготовки материнское чрево не готово к деторождению.
– Так и есть, – поддержала ее другая. – И я тому свидетель. Когда поют не так, как принято, мужа и жену ждут одни неприятности.
Влияние песен взволнованно обсуждалось, шли споры о том, что может избавить от возможного несчастья или хотя бы смягчить его последствия. Пожилые люди неодобрительно посматривали на тех, кто получал удовольствие от непривычной, чужой музыки и танцев.
Праздник длился три дня, и чамары никогда так вкусно не ели, как в это время. Почетные гости, Ашраф с семьей, остановились в доме Нараяна, где о них заботились как о близких людях. Это не всем понравилось. Шептались, что приезд мусульман не к добру, но недовольных было немного, и шептались все больше по углам. А на третий вечер, к утешению старшего поколения, музыканты уже разучили большинство местных песен.
У Радхи и Нараяна родился сын, которого назвали Омпракаш. Люди приходили, пели и радовались вместе с родителями этому счастливому событию. Гордый дед лично отнес сладости в каждый дом.
В конце недели Чхоту, друг Дукхи, пришел вместе с женой взглянуть на новорожденного. Он отвел в сторону Дукхи и Нараяна и прошептал: «“Высшие” выбросили ваши сладости в помойку».
Сомневаться в правоте его слов не приходилось: Чхоту вывозил мусор из многих подобных домов. Известие было неприятным, но Нараян только рассмеялся: «Зато больше достанется тем, кто найдет эти коробки».
Поток гостей не ослабевал, все умилялись малышу – такой здоровенький, даром что из чамаров, и все время улыбается.
– Он не кричит, даже когда голодный, – любила похвастаться Радха. – Так немного похнычет, но тут же замолкает, когда дашь грудь.
После Омпракаша родилось еще трое дочерей. Двое выжили. Их назвали Лила и Рекха. Сладости уже не раздавали.
Нараян стал учить сына читать и писать, совмещая занятия с шитьем. Сам он сидел за швейной машиной, а сын рядом с грифельной доской и мелом. К пяти годам Омпракаш умел пришивать пуговицы, имитируя манеру отца – облизывал нитку и вдевал ее в игольное ушко, или мастерски втыкал иголку в ткань.
– Он весь день с отцом – как пришитый, – удовлетворенно ворчала Радха, глядя на обожаемых мужа и сына.
Ее свекровь наслаждалась, наблюдая эту картину.
– За дочерей отвечает мать, а сыновей воспитывают отцы, – заявила Рупа с таким видом, будто на нее снизошло откровение. Радха так к этому и отнеслась и серьезно закивала.
Через неделю после того, как Омпракашу исполнилось пять, Нараян взял его с собой в дубильню, где трудились чамары. После возвращения в деревню он периодически принимал участие в их работе на самых разных стадиях – свежевания, выдержки, дубления или окрашивания. А теперь он на практике показал сыну, как это делается.
Но Омпракаш старался держаться в стороне. Нараяну это не понравилось, и он настоял, чтобы сын запачкал руки.
– Фи! Здесь воняет! – завизжал Омпракаш.
– Да, я знаю. И все-таки это надо сделать. – Нараян схватил мальчика за руки и окунул их по локоть в дубильный чан. Ему было стыдно перед другими чамарами за поведение сына.
– Я не буду этого делать! Я хочу домой! Папа, пожалуйста, уведи меня!
– Плачь не плачь, но ты освоишь это ремесло, – решительно произнес Нараян.
Омпракаш рыдал, вопил, бился в конвульсиях, стараясь выдернуть руки.
– Если будешь сопротивляться, я запихну тебя в чан с головой, – пригрозил отец, раз за разом опуская его руки в чан.
Присутствующие пытались остановить Нараяна: мальчик так истерически визжал, что с ним мог случиться припадок. «Это все-таки его первый день, – говорили они. – Дальше пойдет лучше». Но Нараян не отступал, и они еще час провели в дубильне.
Омпракаш не переставал плакать до самого дома. На крыльце Радха натирала свекрови голову кокосовым маслом. Обе женщины бросились утешать внука и впопыхах опрокинули бутылочку. Рупа порывалась обнять мальчика, но его испугали жидкие, засаленные космы, закрывающие ее лоб. Он никогда не видел, чтобы бабушка так ужасно выглядела.
– Что случилось? Что сделали с моим веселым славным мальчиком?
Нараян рассказал, как они провели утро, и Дукхи только рассмеялся. Зато Радха от рассказа пришла в ярость.
– Зачем мучить мальчика? Ему нет необходимости заниматься грязной работой.
– Грязной работой! И это говоришь ты, дочь чамара? Говоришь – грязная работа?
Радху испугал этот взрыв негодования. Нараян впервые кричал на нее.
– Но почему он…
– Наш сын никогда не поймет, кто он, если не узнает, чем занимались его предки. Раз в неделю он будет ходить со мной! Нравится ему – или нет!
Радха бросила умоляющий взгляд на свекра и принялась вытирать разлившееся кокосовое масло. Дукхи кивком дал понять, что понял ее. Позже, оставшись с Нараяном наедине, он сказал:
– Я согласен с тобой, сын. Но что бы мы ни думали, раз в неделю – это всего лишь игра. Омпракаш никогда не поймет того, что испытали мы. И слава богу.
Остаток дня мальчик провел в кухне и, хныча, прижимался к матери. Та поглаживала его по голове, не отрываясь от готовки. «Пожалуйста, побудьте со мной, – со счастливым видом попросила она свекровь. – Мне еще нужно нарезать шпинат и приготовить чапати. Не представляю, когда закончу».
Рупа наморщила лоб.
– Когда сыновьям плохо, они вспоминают о матери.
Вечером, когда отец с закрытыми глазами отдыхал на крыльце, Омпракаш подкрался и стал массировать ему ступни, как – он видел – делала мать. Нараян вздрогнул и открыл глаза. Он увидел у своих ног сына, улыбнулся и протянул к нему руки.
Омпракаш бросился в объятия отца, обхватил ручонками его шею, и так они некоторое время сидели обнявшись, не произнося ни слова. Нараян разомкнул пальцы сына, понюхал их, а затем протянул ему свои.
– Видишь? Мы одинаково пахнем. Это честный запах.
Сын понимающе кивнул.
– Папа, а можно я еще разомну тебе ноги?
– Можно.
Нараян с нежностью смотрел на сына, который разминал ему пятки, растирал ступни, массировал каждый палец по отдельности, подражая методичной манере Радхи. Рупа и Радха стояли незаметно в дверях, радостно улыбаясь друг другу.
Еженедельные уроки по кожевенному делу продолжались еще три года. Омпракаша научили обрабатывать кожу солью, собирать плоды миробалана и делать из него раствор для дубления. Он научился изготовлять красители и наносить их на кожу. Это была самая неприятная часть работы – его сразу начинало тошнить.
Эти мучения закончились, когда Омпракашу исполнилось восемь лет. Его отправили к дяде Ишвару в ателье «Музаффар» для совершенствования в портняжном ремесле. Кроме того, в городской школе могли учиться дети и низших каст, а в деревне еще держались ограничения.
* * *
Радха и Нараян не испытывали того одиночества, что выпало на долю Рупы и Дукхи, когда их сыновья проходили обучение у дяди Ашрафа. Новая дорога и маршрутные автобусы сократили разрыв между городом и деревней. Им легче было коротать время между частыми посещениями Омпракаша еще и потому, что в доме остались две маленькие дочки.