Нельзя сказать, что я часто вступал в разговоры с падре Бонифациием; мы с ним все же были из разных веков. В начале седьмого века христианская церковь была единой, не делящейся на ортодоксальную и католическую, а уж о протестантских сектах никто и слыхом не слыхивал. История же кельтов меня интересовала мало; я знал, что эти люди проиграли свою войну с саксами и либо умерли, либо безвозвратно слились с победителями – и мне этого было достаточно. У нас во Франции было так же. Дворяне – это потомки франков-победителей, а простонародье происходит от побежденных галлов. История жестокая штука: если ты ослаб, то покорись тому, кто сильнее. Русские вожди нашего племени тоже сумеют без остатка переварить этих людей, так что уже через одно или два поколения их потомки и думать забудут о том, что когда-то их предки были думнониями из какого-то там клана Рохан.
Конечно, я заметил, что в меня по уши втрескалась знатная кельтская девушка по имени Шайлих. Девица хоть и крайне молода, но достаточно хороша собой, и в то же время мила и ненавязчива. К тому же она дочь лорда, а не какого-нибудь поселянина, что делает ее вполне подходящей кандидатурой в мои жены. Мы даже перебросились парой слов при посредстве того же падре Бонифация. Я задал прямой вопрос и в ответ получил скромный, но вполне определенный ответ. Вот бы сделать ее своей старшей женой вместо одной из двух моих соотечественниц, которые так и совали мне в нос своим женским естеством… Естество я нашел в другом месте, а их оставил не солоно хлебавши. Правда, о том, чтобы взять Шайлих в жены и о ее будущем статусе нужно говорить не с мужчинами, а с госпожой Мариной, так что это дело откладывается до возвращения к главному поселению, когда мы сможем заявить, что желаем вступить в брак по взаимному согласию. Моим темненьким женам новая кандидатка тоже понравилась и они сказали, что согласны взять ее в свою компанию и окружить всяческой заботой…
А кстати, они у меня тут же, на вахте. Мадам Алитина стоит впередсмотрящей на носу, а мадам Салитина и малышка Зася драят палубу, зачерпывая за бортом морскую воду деревянным ведром. Я не то чтобы надзираю за своими женами (они молодцы и делают все тщательно, не нуждаясь в понуканиях) – я их, как говорят русские, морально поддерживаю, а еще любуюсь на их стройные фигуры, пока они не понесли от меня первых детишек. Тут это просто: раз-два и готово. Вот об этих моих темных женах и задал свой первый вопрос падре Бонифаций, когда подошел ко мне, увидев, что я прохлаждаюсь без дела.
– Мой добрый друг Виктор, – издалека вкрадчиво начал он, – скажите, а почему все матросы на вашем корабле имеют кожу темного цвета? Я понимаю, что мужчин в эти времена не хватает, ведь они очень часто гибнут на войне и на охоте, но все равно, насколько я понимаю, в принявшем вас племени есть и белокожие дикарки…
– Знаете что, падре, – ответил я, – начать разговор следует с того, что в нашем племени нет дикарей и дикарок. У нас есть цивилизованные люди и те, кто стремятся таковыми стать; все дикари у нас снаружи, за пределом того круга, который называется «свои». И это было первым, что мне объяснили, когда я попал в общество созданное русскими вождями. Тут все, как когда-то сказал Христос: что нет ни эллина, ни иудея, и все между собой изначально равны: и темные, и светлые, и русские, и французы, прибывшие из двадцать первого века, и я, несчастный французский дворянин, попавший в этот Каменный век к началу начал из века восемнадцатого. У людей тут различаются только способности и заслуги. Лично я по итогам своей деятельности надеюсь быть оцененным достаточно высоко.
– Да, – кивнул отец Бонифаций, – я уже знаю, что князь Сергий ап Петр очень хороший христианин и создал почти идеальную общину, правда, пока не называя ее христианской. Но сейчас речь не о нем, а о ваших темнокожих спутницах, которые исполняют на этом корабле обязанности матросов…
– Дело в том, – сказал я, – что я сам знаю о них очень мало, так как являюсь членом этого племени совсем недавно. Госпожа Люсия, ну вы ее знаете, говорит, что эта народность приплыла в эти края на лодках прямо из самой Африки, минуя обычный путь распространения человеческих народов через Константинополь и Балканы. Они ловкие охотники на морского зверя и опытные морские путешественники, которые впали в грех людоедства, когда популяции тюленей и морской птицы на доступных им берегах пришли к истощению. У них даже нормальных копий не было, одни только дубины, поэтому люди показались им такой же доступной добычей, как и тюлени. Тогда соседи объединились и выгнали их из тех мест, где темнокожее племя обитало прежде, и оно стало странствовать, достранствовавшись до встречи с только что прибывшими из двадцать первого века русскими вождями. Перебив всех мужчин-людоедов, русские предложили несчастным темнокожим женщинам либо пройти тяжелый обряд очищения от скверны, либо остаться связанными, на произвол судьбы и хищных зверей. Говорят, что отказавшихся от очищения не было вовсе. Именно тогда из разнородных частей на свет появилось племя Огня, представителей которого вы видите сейчас перед собой. Так вот, когда вождь Петрович весной этого года стал снова собираться в плавание, выяснилось, что наших местных светлых жен, стоит им попасть на палубу плывущего корабля, начинает преследовать морская болезнь, а вот темные женщины, чьи предки проводили в лодках большую часть жизни, оказались прекрасными матросами, всегда бодрыми, сильными и готовыми сражаться с любым штормом… Посмотрите на мадам Алуанну, которая стоит сейчас на штурвале. Это не только старшая темная жена нашего вождя и просто красивая женщина, но еще и опытный моряк, а также авторитетный помощник капитана, которого все прочие темнокожие жены-матросы слушаются просто безукоризненно. Именно поэтому на ее бедре висит короткий меч, который указывает на то, что эта женщина вождя пригодна не только для постели, но еще и для многих великих дел. Надеюсь, падре Бонифаций, я достаточно подробно ответил на ваш вопрос?
– О, да, мой добрый друг Виктор, – сказал он, – вы были достаточно обстоятельны и дали моему уму достаточно пищи для размышлений. Это путешествие становится все более и более интересным… А теперь позвольте вас оставить, мне нужно немного подумать.
25 июня 2-го года Миссии. Вечер. Понедельник. Устье Гаронны, коч «Отважный».
Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан.
Три дня и две ночи продолжалось наше плавание по бескрайним морским просторам. Все же мы, бритты, в отличие от саксов или ютов, совсем не морские люди и тяжело переносим качку и прочие безобразия морского путешествия. Правда, за эти дни не было ни шторма, ни даже сколь-нибудь ненастной погоды, поэтому корабль, поймав парусами ровный умеренно свежий ветер, стремительно резал волну своим острым носом. Все, включая князя Сергия ап Петра, были довольны таким обстоятельством и наслаждались путешествием. Я много раз видела, как он стоял за этим колесом с ручками, называемым штурвалом, и наслаждался ветром, морем и ощущением послушного его рукам корабля. И только нас, думнониев, за исключением отца Бонифация, от качки мутило так, что мы почти не могли есть.
Особенно страдала во время этого путешествия дочь Виллема-воина Фианна. То есть она страдала не только от качки, но и от того, что слышала, как страдает в своем заточении мой сын Эмрис – его стоны и молитвы к Господу доносились из маленькой комнатушки на корме корабля, иначе еще называемой «собачьим ящиком». Между прочим, как раз под этим местом расположено обиталище того зверя, который своим рычанием движет корабль, когда этого нельзя делать при помощи ветра. И в те моменты, когда этот ужас просыпается по приказу князя Сергия ап Петра, моему сыну приходится хуже всего, потому что тогда к качке добавляется мелкая противная дрожь во всем теле.
Я уже обращалась по этому поводу к отцу Бонифацию, прося смягчить участь моего ребенка, но тот только строго посмотрел в мою сторону и сказал, что этими мучениями мой сын искупает то, что я, как мать, не смогла дать ему правильного воспитания. Что этот мир крайне суров к избалованным засранцам, и если прямо сейчас не преподать Эмрису надлежащих жизненных уроков, судьба его будет печальной. Князь Сергий ап Петр суров, но справедлив, добавил он, и если мой сын сумеет перенести выпавшие на его долю испытания, в дальнейшем никто и не вспомнит, что он когда-то грешил мыслию и только чудо не позволило ему перейти от слов к делу.
Но теперь, хотя испытания Эмриса продолжаются, наши страдания почти закончились. Вечером, когда солнце только начало клониться к закату, корабль вошел в устье большой реки и повернул к ее левому берегу – там, за длинным песчаным мысом, пряталась уютная бухточка, а рядом с ней уютно расположились несколько плетеных из прутьев домиков, напомнивших мне пчелиные улья. Оказалось, что причалить с внешней стороны мыса невозможно. Как сказал Виктор отцу Бонифацию, там в берег бьют длинные тяжелые волны, хорошо разогнавшиеся на морском просторе, и любой корабль, который попробует причалить с той стороны, выбросит на сушу либо разобьет в щепки. И в самом деле, даже издали, со стороны моря, эти длинные пенистые волны, похожие на ряды воинов, идущих на штурм укрепленного лагеря, внушали почтение и определенное опасение, а тут, в бухте, под прикрытием песчаной косы, было тихо и уютно.
Не успел наш корабль подойти к берегу, как навстречу высыпали встречающие. Возглавлял их молодой воин – по внешнему виду такой же, как и Виктор с Гугом. Невысокого роста, широкоплечий и светловолосый, он напоминал типичного сакса… Но я успокоила себя, что саксов в этих краях нет и быть не может. Помимо воина, на берег вышла его старшая жена с маленьким ребенком на руках и десятка два молодых белокожих дикарок, которых уж точно нельзя было спутать ни с одним из известных мне народов. И хоть женщина с ребенком была одета почти так же, как леди Ляля и леди Люсия, посмотрев ей в лицо, и решила, что не буду торопиться называть ее леди. Быть может, потом, когда она станет соответствовать своему месту в обществе, но не сейчас…
Когда корабль мягко ткнулся носом в песчаный берег и с его борта опустились сходни, Сергий ап Петр объявил, что стоянка продлится до завтрашнего утра, а стало быть, всех, кто желает размять ноги на твердой земле, просят сойти на берег. А берег тут был далеко – не чета берегу Нерожденных Душ в Корнуолле. Здесь не было никаких пустошей, пронизывающего холодного ветра, песка, вечно скрипящего на зубах, и прочих мерзостей. Тут все напоминало привычный мир: деревья, кусты и пышная трава по кромке берега. И солнце тут светило гораздо ласковее… Одним словом, все было более чем хорошо.
Но когда я попыталась сойти на берег по сходням, у меня закружилась голова и я остановилась в растерянности, ожидая, когда пройдет приступ внезапной слабости. И тут… сильная мужская рука взяла меня за локоть, придав уверенности, которая и помогла мне сделать несколько шагов, необходимых, чтобы сойти на твердую землю. Конечно же, это был сам князь Сергий ап Петр, собственной персоной, и леди Ляля смотрела на своего мужа с одобряющим видом, словно считала, что он все сделал правильно и его не за что осуждать…
А потом я вспомнила, о чем через падре Бонифация рассказывал Виктор. Тут так принято, что если мужчина оказывает знаки внимания другой женщине, а его жена при этом не ревнует, то это значит, что эта посторонняя женщина на самом деле никакая не посторонняя, а просто еще одна будущая жена, но только об этом пока не объявили вслух. И тут я испугалась. Неужели чувства, которые я старательно таила и таю внутри себя, так очевидны окружающему миру, что их замечает даже главная жена предмета моей тайной влюбленности? Стыд-то какой… Да я и сама-то себе стыжусь признаться в том, что князь Сергий ап Петр все больше и больше занимает мои мысли, что я как можно больше времени стремлюсь находиться подле этого человека, видеть его, слышать голос, пусть даже не понимая слов. Я нормальная женщина, которая хочет сердечной привязанности, тепла домашнего очага, уюта и мужской ласки. А еще я хочу детей в доме, топота маленьких ног и того, чтобы эти дети не выросли кончеными засранцами, как мой сынок Эмрис.
Пока я, краснея, переживала все эти чувства, надеясь, что никто ничего не понял, следом за нами на берег сошел Виктор, который галантно, кончиками пальцев, вел за собой раскрасневшихся Шайлих и ее подружку Фианну. При этом все цветы в округе в его глазах цвели только для Шайлих, а Фианне он помог только потому, что нельзя оказать услугу одной из подружек и не оказать ее другой. Остальные девицы, происхождением попроще и возрастом помоложе, возбужденно разговаривая и оглядываясь по сторонам, ссыпались на берег сами.
Но тут началось нечто непотребное и невероятное… Леди Ляля отдала ребенка мужу и, ни слова не говоря, принялась стремительно раздеваться догола, как будто одежда жгла ей кожу. При этом она не теряла какого-то врожденного достоинства. Оглянувшись по сторонам, я увидела, что ее примеру последовали почто все присутствующие на берегу девицы: и те, что прибыли с нами, и те, что встретили нас здесь. И даже более того, было видно, что если бы не ребенок на руках, сам Сергий ап Петр подхватил бы инициативу примеру своей супруги. По крайней мере, Виктор торопливо раздевался вместе с остальными. Еще мгновенье – и леди Ляля, а также прочие окружающие ее девицы с визгом кинулись в воду рядом с кораблем и принялись с шумом и визгом плавать, нырять и плескаться в теплой прибрежной воде. Вот одна из темнокожих девок, (кажется, младшая жена князя), торопливо поплескавшись вместе со всеми, выскочила на берег, и, как есть, – голенькая, с каплями воды, застывшими на смуглой гладкой коже, – подбежала к Сергию ап Петру и взяла у него из рук малыша. По-моему, ребенок даже не проснулся, а князь стал сдирать с себя одежду теми же стремительными движениями, какими незадолго до этого разоблачались его подданные. Я смотрела на него искоса, чуть опустив ресницы, а потом и вовсе отвернулась в сторону – когда, скинув штаны, он с воинственным трубным кличем кинулся в воду.
– Что это такое?! – прошептала я, обращаясь к отцу Бонифацию. – Неужели эти люди внезапно сошли с ума?!
– Да нет же, леди Гвендаллион, – ответил тот, – вы просто невнимательно слушали рассказы нашего доброго друга Виктора. То, что вы наблюдаете – это так называемый ритуал совместного вечернего купания. Практикуется только летом, когда тепло и нет риска заморозить в холодной воде самые важные мужские и женские органы. Обратите внимание: люди только купаются вместе, и ничего больше. Конечно, по меркам нашей христианской церкви все это ужасный грех, но не стоит забывать, что сейчас еще идет шестой день творения, а следовательно, местные люди еще безгрешны и одежды свои носят не из стыда, а лишь для прикрытия тела от холода.
– Но мы-то, отче, христиане, а потому не безгрешны… – пролепетала сказала я, – мне ужасно стыдно смотреть на это купание, но я не могу отвести от него глаз…
Не знаю, что собирался ответить отец Бонифаций, но тут леди Ляля и несколько темнокожих красоток, остановившись по пояс в воде, принялись что-то кричать тонкими птичьими голосами и махать руками, явно приглашая нас присоединиться к их забаве. Они выглядели как русалки-ундины, которые своими прелестями заманивают случайных прохожих в глубокие омуты. Было в этом что-то колдовское и притягательное. Я-то смогла удержать себя силой воли, хотя руки уже тянулись к подолу, чтобы скинуть платье через голову, а ноги уже были готовы бежать туда, где творится колдовской ритуал, а вот молоденькие девчонки не выдержали, и в их числе моя Шайлих… Да и как она могла устоять, когда сам Виктор, красивый как римский бог Аполлон, улыбался ей и махал рукой, приглашая присоединиться к забаве? Она, моя доченька, первой развязала пояс и потянула через голову грубое шерстяное платье, обнажая белое, как сметана, тело, кожа которого никогда не видела солнца. И лишь потом за ней эти движения повторили другие девицы. Торопливо они сбросили одежду и бросились к воде, откуда им призывно махали руками коварные ундины.