У въездных ворот управления стояли часовые. Выйдя из машины мы с Тиссеном и Функом, подошли к воротам.
– Нам нужен начальник СД, – потребовал я.
– Сейчас вызову дежурного, – ответил часовой, и не торопясь вошел в сторожевую будку с телефоном. Переговорив по аппарату часовой занял свое место. Через пару минут появился высокий и плотный лейтенант с повязкой дежурного.
– Чем могу быть полезен, господа офицеры?
– У нас срочное дело к полковнику Штиглицу, – заявил я, предъявляя удостоверение.
– Извините, господин капитан, но вы ошибаетесь! – иронически заметил дежурный, возвращая мне удостоверение, – наш начальник еще не получил полковника! Представление только недавно ушло в Берлин. Многие сотрудники льстиво его уже величают полковником. Сейчас я доложу о Вас подполковнику, – он уже на работе. Следуйте за мной, господа.
Мы все трое прошли во двор вслед за дежурным офицером. Я посмотрел на сосредоточенные лица своих офицеров, и понял о чем они думают. Мы все знали, что между абвером и СД существует жесткая конкуренция. Ведь Канарис и Гейдрих просто ненавидят друг друга. После Сталинграда мнение о вездесущности и эффективности абвера у высшего руководства рейха померкло. Гитлер обвинял Канариса во многих провалах ключевых войсковых операций. Позже, он вообще приказал его повесить за измену. Вспомнив наше затянувшееся ночное совещание, я настроился на бой. Главное, – я знал, что морально – христианская и законная сила государства, даже фашистского, – на нашей стороне. Психологи, которые работали с нами в Москве, не раз подчеркивали, что смелые и решительные действия приводят к успеху. Важно – заставить признать начальника СД факты фальсификации арестов и расстрелы невинных людей. Тиссен, как бы проявляя спокойную беспечность, сломал веточку с давно выгоревшей кистью сирени и показал ее Функу.
– Смотри, Вальтер, какая здесь стоит жара! – Тиссен растер сухие цветки, понюхал сам и поднес к носу Функа.
– Запах сохранился! Можно духи делать! – заметил Вальтер.
Возвратился дежурный, и приветливо улыбаясь, насмешливо предостерег:
– Господа! Подполковник ожидает вас! Правда, он сегодня что-то нервный. Не ночевал дома. Машина с периферии не пришла. Вы на это не обращайте внимания, шеф у нас обычно уравновешенный.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж вместе с дежурным, Тиссен жестом обратил мое внимание на большое окно. В нем я увидел, как к противоположной стороне улицы подъехали наши машины. Это придало мне еще большей уверенности и нахальства. Лейтенант провел нас в приемную, и передав караульному фельдфебелю, ушел. Фельдфебель зашел в кабинет и вышел через несколько секунд. Он сказал, что зайти к начальнику можно только двоим, и предложил Функу остаться в приемной. Функ расположился у окна, из которого он мог видеть наши машины.
Мы с Тиссеном вошли в просторный кабинет. С левой стороны, возле двух полуоткрытых окон стояло несколько стульев. У стены напротив находился диван, перед которым на круглом столике стоял графин с водой. Прямо, над дубовым двухтумбовым столом, висел большой портрет Гитлера в золоченой раме. Под портретом, располагалась крупномасштабная карта Европы с разноцветными флажками. На столе мы увидели стопку папок, телефонный аппарат и массивный мраморный чернильный прибор.
Хозяином кабинета оказался крупный, краснолицый, выше среднего роста, подполковник, лет под шестьдесят. Он стоял за своим рабочим местом. Его колючий взгляд белесых, навыкате, глаз производил неприятное впечатление. Крупные черты – большой нос, большие уши и огромные залысины на черепе с редкой растительностью – не вызывали симпатии.
На наше приветствие он вяло поднял правую руку. Мой рыцарский крест привлек его внимание, и взгляд подполковника смягчился. Мне показалось, что он слишком долго рассматривал наши удостоверения. Нервы у меня и Тиссена были на пределе. Вернув удостоверения, подполковник обратился ко мне :
– Чем я, уважаемому коллеге, могу быть полезен?
В его высокомерном тоне я почувствовал неприязнь. Он нам не предлагал присесть, и разговор мы продолжали стоя.
– Господин подполковник! Мы прибыли к вам с периферии по очень важному и срочному делу! Мы хотим вместе с вами разобраться в одной запутанной истории, и предостеречь вас от больших неприятностей.
При этих словах подполковник сжал кулаки и вдавил их в стол. Его колючий взгляд расстреливал то меня то Тиссена.
– Внимательно слушаю вас , господа!
Подполковник присел за стол, взял из прибора остро заточенный карандаш и лист бумаги. Еще раз смерив нас острым взглядом, подполковник все же предложил нам присесть на стулья возле стола. После этого он выпроводил дежурного фельдфебеля и снова обратился ко мне :
– Вероятно, у нас будет долгая беседа, капитан?
– Дело весьма и весьма неприятное. Вчера под вечер в расположении моей команды, в городе Турийске, нами задержаны при подозрительных обстоятельствах трое мужчин и одна женщина, господин подполковник.
– Что, русские парашютисты? – настороженно спросил подполковник, придвигаясь креслом ближе к столу.
– Мы тоже слышали о парашютистах, господин подполковник, но дело не в них. Когда мы подвергли задержанных допросу, то некая Мишель Штильзайер, – работница телеграфа на станции Ковель, – сказала, что она сотрудница, а водитель автомашины и двое других мужчин – агенты СД.
У подполковника задрожала рука, и он сломал грифель карандаша. Он увидел, что я это заметил и откинулся на спинку кресла, убрав руки со стола. Я спокойным, уважительным тоном младшего офицера, продолжал разрушать его душевное равновесие.
– Женщина показала, – что кстати подробно записано у нас в протоколах, – что она является секретным сотрудником СД, и находится у вас на личной связи, господин подполковник! – тут я выдержал паузу, прямо глядя в глаза своего визави. – Она показала, что вы ее вместе с двумя другими сотрудниками послали арестовать моего офицера лейтенанта Штрейхера. Она подозревает, что он русский парашютист, господин подполковник!
– Простите, господа! Откуда у вас такие данные?! – лицо подполковника побагровело, – он встал и снова уперся кулаками в столешницу. – Это, – какая-то ошибка!
– Господин подполковник! Девушку мы подвергли подробному допросу. Она, без каких-либо методов давления или принуждения, господин подполковник, показала, что она лично вам давала на нашего лейтенанта вымышленную информацию. Она сказала, что вероятно, вы на основании слухов среди населения о высадке русского десанта решили арестовать лейтенанта. Мне кажется, господин подполковник, что ваша сотрудница сознательно вводит вас в заблуждение.
Подполковник, стоя за столом, рубанул кулаком по столешнице и со сверкающим взглядом своих выкатывающихся глаз, накинулся на меня с нескрываемой ненавистью:
– Кто вам дал право, капитан, подвергать допросу моих сотрудников?! Вы же понимаете, что за такие дела – трибунал?! Нужно было немедленно отпустить их, как только вы узнали, кто они!!!
Я выдержал выпад подполковника.
– То, что девушка ваш агент – выяснилось только в процессе следствия. На очной ставке она была изобличена, как провокатор, а задержанные нами мужчины похожи были на партизан. Они пытались обезоружить моего лейтенанта, и были захвачены в самый опасный момент. Мы расценили это, как попытку похищения офицера абвера с целью завладения его оружием и документами.
Подполковник вышел из-за стола и спрятал свои руки за спину. Он сделал несколько шагов к окну и обратно.
– Кем же оказались эти мужчины? – тихо спросил он.
– Этих двоих, которых мы посчитали партизанами, мы хотели расстрелять на месте, согласно приказа фюрера. Но потом решили допросить. Они оказались официальными сотрудниками СД: фельдфебель Пармен и сержант Гиллер, – ответил, сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, вспомнив сцену из «Трех мушкетеров», где кардинал Ришелье срамил своих гвардейцев после проигранной ими стычки с мушкетерами. Если бы не важнейшая операция, я позволил бы себе это удовольствие – посмеяться над подлым и наглым подполковником.
Он медленно стал расхаживать между столом и окном, заложив руки за спину, видимо, размышляя как сохранить хорошую мину и свое посрамленное достоинство. И внезапно, в бессильной ярости, он заорал:
– Если я послал лично доставить ко мне подозреваемого лейтенанта, значит он должен был быть немедленно арестован и доставлен в управление!
– Господин подполковник, вкрадчиво вмешался в наш разговор молчавший до того Тиссен, Мишель Штильзайер без принудительного воздействия показала, что она давала вам фиктивные доносы не только на нашего лейтенанта, но и на майора интендантской службы, у которого была похищена крупная сумма денег, и на двух капитанов вермахта, которые были затем без трибунала расстреляны. Вы извините, господин подполковник, что мы – младшие и по званию и по возрасту, говорим вам это. Нам очень неприятно, – заключил миролюбиво интеллигентный Тиссен.
Подполковник еще больше рассвирепел. Нервно пройдя путь от окна к столу, он остановился очень близко возле Тиссена, наклонил бычью голову, и испепеляя моего друга своими страшными глазищами, выстрелил фразу по слогам :
– Я запрещаю вам, мо – ло – ко – со – сы, вмешиваться в мои дела!!! – при этом он распрямился, и почему-то пристукнув каблуками, отошел к креслу. Своей тяжелой ручищей он резко сдвинул кресло и уселся за стол, стараясь сдержать предательски дрожащие руки. Наступила тягостная пауза. Я понял, что подполковник, не желая «признавать свои ошибки», в слепой ярости и злобе может натворить таких дел, которые могут закончиться перестрелкой и срывом операции.
– Уважаемый господин подполковник! – тихо и миролюбиво нарушил я затянувшееся молчание – мы приехали сюда не ругаться с вами, а спокойно разобраться и избавить вас от провокатора! И так много глупых насмешек и издевательств приходиться слышать от армейских офицеров о ненужной конкуренции между абвером и СД. Зачем нам это?! Зачем, когда ухудшается обстановка на фронте, это нужно нашему фюреру? Если протоколы попадут в канцелярию, вы сами понимаете, чем это может закончиться.
Подполковник лег торсом на стол, придвинув свое лицо к моему, зажмурил глаза и сквозь зубы прошипел :
– Вы, что меня пугать собираетесь?! Хотите писать донос фюреру?! Да, вы знаете… – подполковник от волнения потерял дар речи, лицо его сделалось серым.
Я пожалел о сказанном. Если подполковника хватит сердечный приступ, – это только осложнит нашу работу по подготовке к операции. Я приподнялся со стула, и приложив руку к сердцу, как можно убедительнее и вежливее обратился к нему.
– Господин подполковник! Вы нас не правильно поняли! Если бы мы хотели доставить вам неприятности, мы бы не приезжали к вам, а сразу направили бы документы в Берлин. Мы только хотим вам помочь избавиться от провокатора! Вы же понимаете, что такой агент, как Мишель Штильзайер за деньги может настрочить донос на кого угодно! И на вас, и на меня, и на десяток невиновных офицеров. Это может нанести колоссальный вред Рейху! Эта девушка очень опасный элемент в наших секретных службах. Считаю, господин подполковник, разговор между нами законченным.
Подполковник снова заходил по кабинету и остановился возле окна. Он в раздумьи глядел на улицу. В его душе шла ожесточенная борьба между инстинктом самосохранения, собственным самолюбием, и честолюбием властного службиста. Какие-то молокососы из абвера подвергают сомнению его карьеру! Взгляд подполковника устремился на машины, стоявшие на противоположной стороне улицы.
– Это ваши машины, капитан?
Я молча кивнул. Он оторвался от окна, подошел ко мне и стал с любопытством разглядывать мой рыцарский крест. Я еще раз решил дать толчок борющимся в его душе чувствам.
– Провокационные доносы на моего лейтенанта могли привести к еще одной невинной жертве, а провокаторше Мике нужны были только деньги, – сказал обращаясь к Тиссену.
Подполковник поймал мой взгляд и решительно спросил :
– Где эти задержанные ? Я хочу их видеть! Приведите их сюда! – в приказном тоне подполковника прозвучало плохо скрываемое бессилие.
Тиссен вышел в приемную и приказал Функу привести арестованных. Мы все трое: подполковник, Тиссен и я наблюдали из окна, как мои солдаты принимали сначала длинноволосого фельдфебеля Пармена, ловко спрыгнувшего с машины, за ним выпрыгнул круглолицый сержант Геллер, а за ним помогли пожилому шоферу опуститься на землю. Мику деланно вежливо высаживал из легковой машины лейтенант Штрейхер. Четверых задержанных, в сопровождении еще трех автоматчиков, ввел в кабинет лейтенант Функ и расставил вдоль стены. Я наблюдал за подполковником и дивился его самообладанию. Этот опытный контрразведчик, кажется, справился с первым шоком. Он снова стал хладнокровным представителем власти. Но посмотрим, как он будет себя вести в присутствии своей юной любовницы, которую мы выбрали жертвой, а точнее «козочкой отпущения» грехов начальственных.
Пока я рассматривал арестованных, подполковник продолжал смотреть в окно, как бы отрешившись от происходящего. Закореневший преступник и бесстыжий растлитель воинской чести, по всем канонам общества и государства, обдумывал свою дальнейшую линию поведения. Его бы следовало отправить на дознание в трибунал. Наконец, не глядя на вошедших, он подошел к столу, молча раскрыл папку, достал исписанные листки и также молча подошел к испуганной девице. По-человечески и по-мужски мне было ее жаль. Но, это был враг в женском платье. Она заодно со своим начальником – душегубом лишила жизни не один десяток ни в чем не повинных жертв. Жертвами фашистов становились свои.
Подполковник поднес листки к самому лицу Мики, и нервно потрясая ими, вкрадчиво спросил:
– Это ты писала?
Мика молчала. Я восхищался актерскими способностями подполковника. Он изображал себе самому и окружавшим его людям разгневанного Отелло. Вместо белого платочка в его руках была компрометирующая бумага. «Дездемона» улыбалась жалкой виноватой улыбкой, все еще надеясь, что подполковник не забыл, как она его «согревала» холодными ночами. «Отелло» потрясая исписанными листками требовал признания в измене от «возлюбленной».
– Я спрашиваю, – это вы писали?!
Бедняжка Мика, боясь посмотреть в глаза скотине, разыгрывавшей «праведный гнев» тихо так, что мы почти не слышали пролепетала:
– Да я…
Мы с Тиссеном именно этого и добивались. Фашист оправдал наши ожидания.
– Так, что – это ваша выдумка?! – перешел на визг престарелый негодяй, возвышаясь над присевшей от страха девицей.
– Мне нужны были деньги – у меня больная мать… больная мать… – повторяла, как заклинание , Мика.
Подполковник отскочил от нее на середину кабинета, как будто ужаленный коброй. Его любовница невольно продолжала изобличать его «высочайшее эс-дечество» перед молодыми абверовцами. Я глянул на Штрейхера и Функа. Они тоже восхищались этим «спектаклем». Жаль этого не видел наш «шеф» адмирал Канарис, он бы точно присвоил нам очередные звания за показательное унижение СД-ка.
Столкнувшись на середине комнаты с юным лейтенантом Штрейхером, – виновником данной ситуации, – шеф Ковельского СД, подполковник Штиглиц, видимо понял, кого еще недавно собирался погубить. Он подскочил к Мике, свернул бумаги трубочкой и приподнял ее лицо.