– Значит, ты и раньше вытягивала из меня таким образом деньги?! – уже нормальным голосом проорал подполковник.
Дурочка Мика, наконец, поняла в какой переплет она попала. Мы молодые офицеры ждали, что вот – вот наступит кульминационный момент – «удушение возлюбленной». Мика безудержно зарыдала. Стыд, позор, унижение. Она задыхалась от рыданий. Перекошенное лицо с размазанной косметикой, сгорбленная, ставшая бесформенной фигура, сделали ее похожей на старуху. Штрейхер мне потом признался, что ему на мгновенье даже стало страшно. Все мы, присутствующие на этом спектакле офицеры НКВД, понимали, что Штиглиц уже принял решение спрятать концы в воду – Мика должна исчезнуть.
Отелло в припадке ревности задушил свою возлюбленную и потом терзался совестью, как всякий нормальный человек. Подполковник же, как тысячи фашистских преступников, сам мог убить немецкую девушку не поморщившись. Порядочный офицер, неважно, – русский или немецкий, после рюмки, другой коньяка застрелился бы. Но где у таких как подполковник совесть? Как ни странно, по сравнению с ним, я себя почувствовал «благородным абверовцем».
Думаю, что мои офицеры, как и я, видевшие сцену прощания «Отелло» и «Дездемоны» были безумно рады, что натянули нос самому начальнику Ковельского СД. Подполковник прекрасно понимал, что все они знают, что его карьера находится на грани краха: вместо наград и повышения в звании, из Берлина может прийти срочное предписание о его аресте. Его взгляд еще недавно свирепый и надменный стал потухшим и заискивающим. Он с мольбой смотрел на меня и моих офицеров.
Я же думал совсем не о карьере подполковника. У него в руках находилась информационная мина замедленного действия, подложенная под всю команду. Если приедет комиссия из Берлина, пусть даже для ареста подполковника, – все равно проверок нам не миновать. Не исключена вероятность, что кто-то из этой комиссии мог знать лично кого-то из команды (один раз нам повезло при проверке полковника Рокито), но везение постоянным не бывает. Команде придется уходить к партизанам. Но какой ценой? Какие будут потери? Поможет ли на этот раз протекция Рокито?
Я терзался мыслью – как завладеть папкой подполковника с доносом на нашего лейтенанта, не обращаясь к нему, чтобы не вызвать излишних подозрений. Мое беспокойство прервалось ворвавшимся в кабинет капитаном. Он тяжело дышал и на мгновение смутился, увидев большое скопление офицеров и гражданских. Капитан подскочил к подполковнику и что-то прошептал ему на ухо. Брови подполковника поползли вверх, глаза еще больше выкатились. Они подошли к топографической карте и с полминуты, о чем-то тихо разговаривали, водя по ней пальцами.
Потом подполковник подошел к столу и нажал невидимую кнопку. В дверях появился дежурный. Подполковник, с гримасой отвращения, указывая пальцем на Мику, прорычал дежурному:
– Арестуйте и спрячьте эту гадость от меня подальше! – он все еще держал в руке донос на лейтенанта Штрейхера.
– Вон отсюда, дурачье! – заорал он других задержанных.
В кабинет вошел майор СД. Когда закрылась дверь, подполковник подошел к столу и попытался открыть какой-то ящик одной рукой. Ему это не удалось, – ведь в другой руке он все еще судорожно сжимал компромат. Изобразив брезгливую мину, и не глядя на меня он, протянул мне исписанные листки.
– Заберите это и уничтожьте, – примирительно предложил подполковник.
Я бегло, с пренебрежительной миной, просмотрел листки доноса и передал их Тиссену. Он, пожав плечами, спрятал их в карман кителя. Подполковник достал из ящика топографическую карту, разложил ее на своем огромном столе, и уже уверенным, начальственным тоном сказал :
– Я вас, господин капитан, понял, – все будет исполнено, но сейчас нет свободной минуты! Мы получили тревожные данные от своего агента. Он сообщил приблизительное место, где планируется высадка русского десанта. Сейчас это для нас первоочередная задача.
Подполковник, вместе с капитаном и подошедшим майором изучали карту. Он поднял голову и жестом подозвал меня и Тиссена к столу.
– Вы только посмотрите, господа, какую они выбрали местность! -
подполковник указал на карту, и мы увидели, что острие карандаша упирается в села Заречье и Стобиховка в районе озера Сомин (мы там начинали запускать нашу дезу). Капитан СД пояснил :
– Место выбрано идеально – труднодоступное для поиска диверсантов. Кругом леса и болота.
Я поддержал его.
– Какие у вас, майор, будут соображения по захвату этого десанта?
– Я, – сказал майор, – в 3 часа ночи получил от «Зеленого» информацию. Его приятель из села Доротища по секрету ему сообщил, что на днях в их районе будут сброшены русские парашютисты. Я тут кое-что набросал.
– Вижу, майор, вы времени зря не теряли. Излагайте свои соображения!
– Территория предполагаемой высадки десанта по периметру занимает не менее 80-90км. Это лесная местность, окруженная болотами. Проселочные дороги малопригодны для прохода наших грузовых машин, так утверждает «Зеленый». Проехать можно только в двух местах – здесь и здесь, – майор показал на карте. Я пришел к выводу, что переброску войск на машинах можно сконцентрировать максимум в трех пунктах – это села: Доротище, Скулин и Тойкуш. А из этих сел только пешим порядком по тропкам можно скрытно окружить предполагаемый район высадки десанта. В зависимости от обстановки мы можем продержать этот район под наблюдением 3-5 дней. Можно и больше.
– Сколько, господин майор, по вашим расчетам, потребуется живой силы и техники, чтобы уничтожить десант? – спросил заносчиво капитан СД.
Майор не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в голосе младшего по чину и спокойно ответил :
– Все, конечно, предвидеть невозможно. Я успел примерно подсчитать количество солдат, которое могут выделить части нашего гарнизона. Итак, из наших 20-25 человек, жандармерия – 15-20, полицейских, включая районных, 35-40, городская комендатура 15-20, войска СС 25-30. Таким образом, уже сейчас мы могли бы направить туда 100-125 солдат.
Подполковник постепенно приходил в себя Он уставился на меня своим стеклянным взглядом, как бы призывая дать оценку расторопности и стратегическому мышлению своих подчиненных. Мне нужно было что-то сказать.
– Разрешите, господин подполковник! Я из своей команды мог бы выделить несколько десятков солдат, но у меня предписание моего начальства, – с сожалением сказал я, – мы должны были еще вчера вечером выехать в Лемберг, а этот непредвиденный случай вынудил нас задержаться на целые сутки. Очень жаль, господин подполковник, мои ребята с удовольствием постреляли бы этих красных птенчиков.
Я внутренне улыбался – как это мы будем ловить нашу выдумку.
– Я хорошо понимаю вас, капитан! – ответил подполковник с «дружеской» улыбкой, – заверяю вас, что с провокациями и провокаторами покончено раз и навсегда. Думаю, мы обойдемся без вас. Я потребую у коменданта станции выделить нам на 5-6 суток еще 100-150 солдат. Он недавно получил пополнение для усиления борьбы с партизанами. В конце концов это тоже его территория.
Подполковник тут же поднял телефонную трубку и уже спокойным, повелительным тоном, потребовал соединить его с комендантом станции. Пока телефонистка соединяла, он спросил майора :
– Вы эти свои списки уже согласовали с командирами подразделений?
– Это только предварительные наброски, господин подполковник, – смущенно ответил майор.
Подполковник был в своей стихии. Он успевал говорить сразу с несколькими людьми.
– Говорит начальник Ковельского СД подполковник Штиглиц. Прошу срочно явиться ко мне, – приказал он коменданту.
Уловив паузу и, делая вид, что начавшиеся разборки по поводу поимки «красного десанта» меня мало интересуют, я снова обратился к подполковнику.
– Господин подполковник! Разрешите нам быть свободными! Еще раз сожалею, что не смогу принять участия в охоте на красных. Желаю вам успеха в этой операции.
– Не стоит беспокоиться, господин капитан! Будьте осторожны, вам предстоит дальний путь! Сказал подполковник и протянул руку на прощанье.
Я еле сдерживал свои эмоции, хотя хорошо понимал, что приходится пожимать руку врага ( к этому я уже привык), но и мерзавца и подлеца, – к какой бы армии он не относился.
Мы с Тиссеном вышли в приемную к своим офицерам. По дороге к своим машинам заместитель заметил :
– Слава Богу, что не оставили своих следов в СД. Да и узнали много важного!
– Этот Штиглиц – карьерист похлеще фон Альбрехта! Все они страшно боятся берлинского начальства. Неудачи на фронте заставляют их делать ошибки и в тылу. Головы летят без разбору. Ну так им сволочам и надо! – отвечая Тиссену, я обернулся и увидел хмурое лицо Штрейхера.
–Лейтенант, что приуныли?! Все уже позади!
– Господин капитан! Я понимаю рисковать надо обдуманно, но мне не дает покоя мысль, что где-то я допустил грубую ошибку! – виновато заключил Штрейхер.
– Успокойтесь, Карл, все обошлось как нельзя лучше, а впереди у нас дело еще более рискованное.
– Я переживал, конечно, за себя, господин капитан, когда подумал, что могло произойти, если бы я попал в СД! Но еще ужаснее – провал всей команды, даже если бы я выдержал пытки!
– Война есть война, а наша работа – это ежедневный, ежеминутный риск. Выдержка и еще раз выдержка! Вы поняли, лейтенант?!
– Понял , товарищ капитан!
– Какой, к черту, «товарищ»?! Все ! Закончили и забыли об этом!
ОПЕРАЦИЯ КОВЕЛЬСКИЙ ВОКЗАЛ
В расположении команды я собрал весь офицерский состав. Мы с Тиссеном заслушали результаты наблюдений за подходами к главным стрелкам ж/д станции Ковель. Были определены объекты и группы, которые будут минировать эти объекты.
Ответственный за материальную часть автоколонны сержант Гинзбург все еще возился с четырьмя машинами, поставленными на колодки. Мы начали погрузку имущества, когда в Турийск явился водитель, задержанной нами, легковой машины, принадлежащей СД. Дело шло к вечеру, и в неспешной беседе с Гинзбургом он проболтался, что практически все машины СД, груженные солдатами, и пятнадцать машин из железнодорожной охраны куда-то выехали из Ковеля, а его шеф, – подполковник Штиглиц, должен будет выехать на следующий день рано утром.
В 18-30 мы получили данные нашей разведки, что в районе станции снято двадцать постов, а на пятнадцати главных стрелках оставлены малочисленные группы из одного солдата, одного полицая и одного стрелочника. В 21-00 старшие подрывных групп получили последние наставления. По рации согласовали время подрыва стрелок со временем подлета наших бомбардировщиков. Намечены маршруты распределения подрывников после завершения операции. Часть автомашин направилась на Лукив и Любомль, а другая группа на Голобы, Рожище, Торчин. К концу вторых суток все должны были собраться во Владимере – Волынском.
В 21-20 основная колонна наших автомашин выехала из Турийска в направлении на Владимир – Волынский. В 22-55 мы остановились возле здания комендатуры. Я с Тиссеном зарегистрировали свое прибытие и спросили, где нам разместиться. Дежурный майор сказал, что в городе разместить такую большую команду нет возможности и предложил за рекой в селе Заречье занять здание школы. Я поинтересовался у майора, имеются ли во Владимир – Волынском лагеря военнопленных. Майор сказал, что возле моста, через реку, есть монастырь, где содержится около тысячи человек, но все вопросы с руководством лагеря можно будет решать только завтра утром.
Мы поблагодарили дежурного и направились в Заречье. Пока колонна переправлялась на левый берег, мы с Тиссеном заехали в лагерь военнопленных и поинтересовались об утреннем прибытии начальника лагеря. Мы сознательно оставляли везде, где только возможно свои «следы».
Было уже около трех часов ночи. Никто не спал. Все волновались за исход операции. Наконец, со стороны Ковеля послышались глухие взрывы и, появилось далекое зарево – это сработали наши минеры. Спустя несколько минут мы услышали разрывы авиабомб, и все небо озарилось красно-коричневым пламенем, – это взорвались цистерны с бензином.
– Теперь главное, чтобы ребята не попали под свои бомбы, – заметил Тиссен.
– Как-будто мы все рассчитали, Йоган. Все должно закончиться хорошо. Нам тоже не мешает поспать.
На следующий день мы посетили лагерь военнопленных. Чтобы потянуть время в мучительном ожидании своих подрывников, мы с Тиссеном провели ряд бесед с узниками и даже пытались их вербовать.
Наступило расчетное время возвращения наших диверсионных групп, и я послал своих офицеров дежурить возле комендатуры, чтобы возвращающиеся уже не заходили туда. Нужно было исключить лишние вопросы и подозрения.
Первая группа, возглавляемая лейтенантом Розенбергом, прибыла в назначенное время. Группа лейтенанта Гумера заставила поволноваться – они появились почти ночью, уже после 23-х часов. Потерь и раненных к счастью не было. Все возвратились усталые, но довольные своими успехами.
Мы заслушали отчеты старших групп. Розенбергу ставилась задача: подрыв путей и стрелок с западной стороны станции. Оттуда прибывали эшелоны с живой силой и техникой.
Все шло по намеченному плану. Группа осмотрелась и подготовилась к минированию. Были выставлены охранные заслоны, чтобы ничто не помешало диверсии. Для временного укрытия непосредственных исполнителей был выбран канализационный колодец. Четыре входных стрелки охраняли всего трое: молодой, лет 18-19-ти немецкий солдат, полицейский и стрелочник – мужчины в возрасте до 35-ти . Они только заступили на пост в час ночи. Стрелочник и полицай осмотрели стрелки, освещая их тусклым керосиновым фонарем, и возвратились в сторожевую будку, где сидел солдат и что-то наигрывал на губной гармошке. Войдя в будку, они скрутили «козьи ножки» с махоркой и прикурили от пламени фонаря. Солдат закашлялся от едкого дыма и вышел наружу. Он уселся на скамейку и продолжал пиликать на своей гармошке. Звуки мелодий покрывали легкие, но неизбежные шорохи подрывников.
В 2-25 ночи с запада прибыл воинский эшелон. Розенберг насчитал 24-е платформы с танками и самоходками, 10 цистерн с горючим, 7 платформ с орудиями крупного калибра и 12 вагонов с солдатами и офицерами, включая 4 вагона с боеприпасами. Когда эшелон остановился, охранники проверили и заперли стрелки, после чего вернулись в свою будку.
Полицай вынул из вещмешка кусок сала и хлеб. Порезав все, он роздал бутерброды своим напарникам. Немец восторженно воскликнул «О, сало!» с удовольствием съел свою порцию, и пока полицай со стрелочником медленно доедали свои порции , он вытер рот рукавом и снова стал пиликать на гармошке.
Времени, пока охранники перекусывали, вполне хватило для установления нашими подрывниками восьми мин – по две на каждую стрелку. Взрыватель одной мины срабатывал от внешнего давления, а другая мина взрывалась через бикфордов шнур. В 02-52 подрывники подожгли шнуры из расчета три минуты для того, чтобы успеть подальше отбежать.
В это время раздался сигнал воздушной тревоги. Только, что въехавший эшелон начал выезжать со станции. Охранники выскочил из будки и быстро побежали к стрелкам. Тут сработали мины. Одновременно со взрывами появились бомбардировщики. Послышались взрывы зенитных снарядов.